– Быстрее, Пиноккио! Чудище приближается к тебе!
И Пиноккио собрал все свои силы и поплыл вдвое быстрее.
– Берегись, Пиноккио!.. Чудище хватает тебя!.. Вот оно!.. Скорее, скорее, иначе ты пропал!
И Пиноккио не плыл, а прямо-таки летел, словно пуля. Вот он уже достиг утеса, и Козочка наклонилась над морем и протянула ему свое копытце, чтобы помочь вылезти из воды…
Но было слишком поздно! Чудовище схватило его. Оно втянуло в себя воду – почти так, как втягивают куриное яйцо, – и сглотнуло бедного Деревянного Человечка. Сглотнуло с такой жадностью и силой, что Пиноккио, скатываясь в желудок Акулы, сильно захлебнулся и четверть часа пролежал без сознания.
Когда он пришел в себя, он не знал, где, собственно, находится. Вокруг царила такая глубокая и всеобъемлющая тьма, что ему казалось, что он окунулся с головой в бочку чернил. Пиноккио прислушался, но не услышал ни малейшего шума. Время от времени он чувствовал на лице сильные порывы ветра. Вначале он не мог понять, откуда здесь ветер, но потом заметил, что эти порывы идут из легких чудовища. Дело в том, что Акула страдала сильной астмой, и, когда она дышала, в ее нутре подымался вроде как бы северный ветер.
Сперва Пиноккио бодрился. Но, когда он окончательно убедился, что заключен в теле морского чудовища, он начал плакать и жаловаться и, рыдая, воскликнул:
– Помогите! Помогите! О я несчастный! Неужели здесь нет никого, кто бы мог мне помочь?
– Кто может тебе помочь, горемыка? – послышался из темноты голос, низкий, надтреснутый, как расстроенная гитара.
– Кто здесь говорит? – спросил Пиноккио, у которого спина похолодела от страха.
– Это я, бедный Тунец, который был вместе с тобой проглочен Акулой. А ты что за рыба?
– Я ничего не имею общего с рыбами. Я Деревянный Человечек.
– Если ты не рыба, зачем же ты дал себя проглотить чудовищу?
– Я вовсе не дал себя проглотить. Оно само меня проглотило! А что мы сейчас будем делать в темноте?
– Мы будем сидеть и ждать, пока Акула нас не переварит.
– Но я не желаю быть переваренным! – закричал Пиноккио и опять начал плакать.
– Я тоже не хочу быть переваренным, – возразил Тунец, – но я философ и утешаю себя мыслью, что, ежели ты уж родился на свет тунцом, то лучше тебе кончить свои дни в воде, чем на сковородке.
– Чепуха! – воскликнул Пиноккио.
– Это мое личное мнение, – возразил Тунец, – а личное мнение, как утверждают тунцы-политики, следует уважать.
– Во всяком случае, я хочу уйти отсюда… я хочу бежать…
– Беги, если можешь.
– А эта Акула, которая нас проглотила, велика? – спросил Деревянный Человечек.
– Представь себе, что ее тело без хвоста составляет километр в длину.
В то время как они беседовали в темноте, Пиноккио вдруг показалось, что он видит вдали слабый свет.
– Что это может быть за свет вон там, вдалеке? – удивился Пиноккио.
– Вероятно, наш товарищ по несчастью, который тоже ждет, чтобы его переварили.
– Я хочу к нему. Может быть, он какая-нибудь старая рыба, которая сможет мне сказать, как уйти отсюда.
– Желаю тебе от всего сердца, мой дорогой Деревянный Человечек, чтобы так оно и было.
– До свидания. Тунец!
– До свидания. Деревянный Человечек. Желаю удачи!
– Встретимся ли мы когда-нибудь!
– Кто может знать?.. Лучше всего не думать об этом.
35. ПИНОККИО НАХОДИТ В ТЕЛЕ АКУЛЫ… КОГО? ПРОЧИТАЙТЕ ЭТУ ГЛАВУ И ВЫ УЗНАЕТЕ
Пиноккио, простившись таким образом со своим добрым другом Тунцом, пошел, пошатываясь, во тьму. Он двигался в теле Акулы на ощупь, шаг за шагом, по направлению к светящейся точке, которую видел вдали.
Чем дальше он шел, тем явственнее и определеннее становилось светящееся пятно. И после долгой ходьбы он наконец пришел. И, когда он пришел… что же он увидел там? Вы никогда не отгадаете! Он увидел столик с горящей свечой на нем. Свеча торчала в зеленой бутылке. Возле стола сидел старик, белый как лунь или как сбитые сливки, и жевал живых рыбок. А рыбки были такие живые, что то и дело выскакивали у него изо рта.
При виде всего этого Пиноккио охватила столь бурная и непосредственная радость, что он чуть с ума не сошел. Ему хотелось смеяться, ему хотелось плакать, ему хотелось говорить без конца. Но он мог только произнести, заикаясь, несколько отрывочных, бессвязных слов.
Наконец ему удалось все-таки испустить возглас радости, и он бросился к старику на шею с криком:
– Ах, мой дорогой отец! Наконец я вас разыскал! Теперь я вас никогда, никогда не оставлю!
– Значит, я не ошибся? – ответил старик, протирая глаза. – Значит, ты действительно мой милый Пиноккио?
– Да, да, это я, я самый! И вы мне все простили, не правда ли? Ах, дорогой отец, вы такой добрый!.. А я наоборот… Ах, если бы вы знали, сколько несчастий я пережил и сколько зла испытал! Представьте себе, мой бедный отец: в тот день, когда вы продали свою куртку и купили мне букварь, чтобы я мог пойти в школу, я на все наплевал ради кукольного театра, и хозяин театра хотел меня бросить в огонь, чтобы его барашек изжарился, и потом он дал мне пять золотых монет для вас, но я повстречал Лису и Кота, которые привели меня в таверну «Красного Рака», где они жрали, как волки, а я один-одинешенек снова пошел в ночь и встретил грабителей, которые побежали вслед за мной, а я впереди, и они за мной, и я все время впереди, и они все время за мной, и я впереди, пока они меня не повесили на ветке Большого Дуба, где Красивая Девочка с лазурными волосами велела отвезти меня в карете, и, когда меня врачи осмотрели, они сразу же сказали: «Если он еще не мертв, значит, он еще жив», и тогда я не выдержал и соврал, и мой нос стал расти, и я не мог пройти через дверь, и поэтому я затем вместе с Лисой и Котом закопал четыре золотые монеты, потому что одну я потратил в таверне, и попугай начал смеяться, и вместо двух тысяч монет я вообще ничего не нашел, и, когда судья услышал, что меня ограбили, он немедленно посадил меня в тюрьму, чтобы воры были довольны, и оттуда я попал в виноградник и увидел там красивые гроздья и оказался в капкане, и крестьянин имел все основания надеть на меня собачий ошейник, чтобы я охранял его курятник, но потом он понял мою невиновность и снова отпустил меня на свободу, и змея с дымящимся хвостом начала смеяться, и жила лопнула у нее в груди, и так я снова пошел домой к Красивой Девочке, которая умерла, и Голубь увидел, что я плачу и сказал: «Я видел, как твой отец мастерил себе маленькую лодочку, чтобы тебя искать», и я ему сказал: «Если бы я имел крылья, как ты!», и он сказал мне: «Ты хотел бы увидеть своего отца?», и я ему сказал: «Очень хотел бы, если бы смог», и он мне сказал: «Я тебя отвезу», и я спросил: «Как?», и он сказал: «Влезай ко мне на спину», и так мы летели всю ночь, и потом мне утром сказали рыбаки, которые глядели на море: «Там бедный рыбак в маленькой лодке, и она тонет», и я сразу вас узнал издали, потому что мне мое сердце сказало, и я вам делал знаки, чтобы вы вернулись на берег.
– Я тоже узнал тебя, – сказал Джеппетто, – и мне очень хотелось вернуться. Но как? Море было бурное, и большая волна опрокинула мою лодочку. Тут меня заметила страшная Акула, которая как раз находилась поблизости. Она бросилась на меня, высунула язык и проглотила меня, как таблетку.
– И давно вы здесь в заключении? – спросил Пиноккио.
– С того самого дня. Уже скоро два года. Два года, мой дорогой Пиноккио, которые показались мне двумя столетиями.
– А как же вы здесь жили? И где вы достали свечку? И кто вам дал спички?
– Я тебе все расскажу. Представь себе, та же самая буря, которая перевернула мою маленькую лодочку, опрокинула также одно торговое судно. Всем матросам удалось спастись, но само судно утонуло, и та же Акула, в тот день очень голодная, проглотила корабль.
– Как! Проглотила корабль одним глотком? – поразился Пиноккио.
– Да, одним глотком. Только мачту она выплюнула обратно, потому что мачта застряла у нее между зубов, как рыбья кость. На мое великое счастье, на корабле было мясо, сухари в коробках, поджаренный хлеб, вино в бутылках, изюм, швейцарский сыр, кофе, сахар, а также стеариновые свечи и коробки спичек. Этим я поддерживал свою жизнь два года. Но теперь склад пуст, и вот эта свеча, которую ты здесь видишь, – последняя.
– А потом?..
– А потом, мой милый, мы оба останемся в темноте.
– В таком случае, мой дорогой отец, – сказал Пиноккио, – мы не должны терять время. Мы должны немедленно подумать о бегстве.
– О бегстве? Каким образом?
– Мы должны пробраться через пасть Акулы и выпрыгнуть в море.
– Это легко сказать, мой милый Пиноккио. Дело в том, что я не умею плавать.
– Неважно!.. Вы сядете мне на плечи. Я хороший пловец и смогу доставить вас на берег невредимым.
– Это тебе кажется, мой милый мальчик, – возразил Джеппетто, покачав головой и горько усмехаясь. – Неужели ты думаешь, что такому маленькому Деревянному Человечку, как ты, хватит сил нести меня на плечах?
– Попробуйте, и вы увидите! А если нам суждено умереть, то мы, по крайней мере, умрем вместе.
И, не теряя лишнего времени, Пиноккио пошел вперед, сказав своему отцу:
– Идите за мной и не бойтесь!
Так они прошли немалое расстояние, миновали весь желудок и все туловище Акулы. Но, когда они достигли места, где начиналась глотка чудовища, они сочли нужным остановиться, осмотреться и выбрать наиболее подходящий момент для бегства.
Следует сказать, что Акула была очень старая, страдала астмой и сердечной недостаточностью и по этой причине вынуждена была спать с открытым ртом. Поэтому Пиноккио, стоявший внизу, возле глотки, и ведший наблюдение, смог увидеть добрый кусок звездного неба и сияние лунного света.
– Вот удобный момент для бегства, – прошептал он отцу на ухо. – Акула спит, как сурок, а море спокойное и светлое. Следуйте за мной, отец! Мы скоро будем спасены.
Сказано – сделано. Они влезли по глотке морского чудовища наверх и, очутившись в огромной пасти, прошли на носках по языку – язык был широк и длинен, как садовая дорожка. Но в тот момент, когда они совсем уже приготовились броситься в море. Акула расчихалась. И, чихая, она с такой силой откинулась назад, что Пиноккио и Джеппетто снова слетели в желудок чудовища.
Стремительный толчок погасил свечу, и отец с сыном остались в темноте.
– Что же теперь делать? – спросил Пиноккио очень серьезно.
– Теперь мы пропали, мой мальчик.
– Почему пропали? Дайте мне руку, отец, и постарайтесь не поскользнуться.
– Куда ты хочешь меня повести?
– Мы должны еще раз попытаться. Идемте со мной и не бойтесь.
Пиноккио взял отца за руку, и они опять на цыпочках поднялись по глотке чудовища вверх, прошли весь язык и перелезли через все три ряда огромных зубов. Перед тем как совершить гигантский прыжок. Деревянный Человечек сказал своему отцу:
– Садитесь ко мне на плечи и держитесь крепче. Все остальное – мое дело.
Джеппетто крепко уселся на плечи Пиноккио, и Деревянный Человечек, полный уверенности в себе, прыгнул в море и поплыл. Море было спокойное, как масло, луна сияла вовсю, а Акула продолжала спать, и ее сон был так глубок и крепок, что даже гром пушек не мог бы ее разбудить.
36. ПИНОККИО НАКОНЕЦ ПЕРЕСТАЕТ БЫТЬ ДЕРЕВЯННЫМ ЧЕЛОВЕЧКОМ И СТАНОВИТСЯ НАСТОЯЩИМ МАЛЬЧИКОМ
Пиноккио, сильно взмахивая руками, плыл вперед и вперед, и вскоре заметил, что отец, сидевший у него на плечах, погрузив ноги наполовину в воду, начал сильно дрожать, словно в перемежающейся лихорадке.
От холода или от страха? Неизвестно… Может быть, от того и другого вместе. Пиноккио решил, что старик дрожит от страха, и начал его успокаивать:
– Держитесь, отец! Через несколько минут мы будем, здоровые и бодрые, стоять на твердой земле.
– Но где же твой хваленый берег? – спросил старик, все больше тревожась и напрягая зрение, как портной, вдевающий нитку в иголку. – Я оглядываюсь во все стороны и ничего не вижу, кроме неба и моря.
– Но я вижу берег, – сказал Деревянный Человечек, – а вы уж будьте уверены, глаза у меня, как у кошки, и ночью я вижу лучше, чем днем.
Добряк Пиноккио притворялся, что он полон уверенности, а в действительности его мужество все слабело. Силы его иссякли, он дышал отрывисто и тяжело. Он чувствовал, что не может больше плыть, а берега не было видно.
Он плыл, покуда ему хватало дыхания. Затем он обернулся к Джеппетто и сказал, задыхаясь:
– Дорогой отец… помогите мне… я умираю!
Отец с сыном уже приготовились к смерти, но в этот момент услышали хриплый голос, звучавший, как расстроенная гитара:
– Кто здесь умирает?
– Я и мой бедный отец.
– Этот голос мне знаком. Ты Пиноккио!
– Совершенно верно. А ты?
– Я Тунец, твой товарищ по несчастью в брюхе Акулы.
– Как же ты сумел убежать?
– Я последовал твоему примеру. Ты показал мне, как это делается, и я тоже убежал вслед за тобой.
– Мой милый Тунец, ты появился вовремя. Молю тебя именем той любви, которую ты питаешь к маленьким тунцам, твоим деткам: помоги нам, иначе мы пропали.
– Охотно, от всей души! Возьмитесь за мой хвост, и я вас потащу. Через четыре минуты вы будете на берегу.
Пиноккио и Джеппетто, как вы сами понимаете, немедля приняли это приглашение. Но, вместо того чтобы взяться за хвост, они сели к Тунцу на спину, решив, что так удобнее.
– Не тяжело тебе? – спросил Пиноккио.
– Тяжело? Ни капли! Мне кажется, что на моей спине лежат две раковины, – успокоил их Тунец, который был силен, как двухгодовалый теленок.
Достигнув берега, Пиноккио спрыгнул сам, а затем помог сойти отцу. После этого он обратился к Тунцу и сказал взволнованно:
– Друг мой, ты спас моего отца. И поэтому у меня не хватает слов… Позволь мне, по крайней мере, поцеловать тебя в знак моей вечной благодарности.
Тунец высунул свою морду из воды. Пиноккио встал на колени и запечатлел сердечнейший поцелуй в самую середку рыбьего рта. При этом взрыве непритворной нежности бедный Тунец, не привыкший к такому обращению, был так растроган, что быстро нырнул и исчез, дабы никто не видел, что он плачет.
Между тем наступил день.
Пиноккио протянул руку своему отцу Джеппетто, который еле стоял на ногах, и сказал:
– Обопритесь на мою руку, дорогой отец, и двинемся в путь. Мы пойдем очень медленно, как муравьи, а если устанем, то отдохнем у обочины дороги.
– А куда мы пойдем? – спросил Джеппетто.
– Пойдем искать дом или хижину, где нам из жалости дадут кусок хлеба, чтобы насытиться, и охапку соломы, чтобы выспаться.
Они не прошли и ста шагов, как увидели на обочине дороги две отвратительные рожи, просившие милостыню.
Это оказались Кот и Лиса, но их трудно было узнать. Представьте себе, что Кот, притворяясь слепым, из-за этого со временем действительно ослеп. А постаревшая, совершенно облезлая и облысевшая Лиса лишилась хвоста. Это случилось таким образом: сия несчастная воровка попала в большую нужду и в один прекрасный день вынуждена была продать свой великолепный хвост бродячему торговцу, который смастерил из него печную метелку.
– Ах, Пиноккио! – воскликнула Лиса страдальческим голосом. – Подай нам, бедным калекам, маленькую милостыньку!
– …милостыньку! – повторил Кот.
– Прощайте, лицемеры! – ответил Деревянный Человечек. – Вы меня раз обманули, во второй раз вам это не удастся.
– Поверь нам, Пиноккио, теперь мы действительно бедны и несчастны.
– …несчастны! – повторил Кот.
– Если вы бедны, то по заслугам. Вспомните пословицу: «Ворованным добром не выстроишь дом». Прощайте, лицемеры!
– Пожалейте нас!
– …нас!
– Прощайте, лицемеры! Вспомните пословицу: «Краденая пшеница в еду не годится».
– Имейте снисхождение!
– …ение! – повторил Кот.
– Прощайте, лицемеры! Вспомните пословицу: «Кто куртку ближнего загреб, тот без рубахи ляжет в гроб».
И после этих слов Пиноккио и Джеппетто спокойно пошли дальше. Пройдя еще сто шагов, они увидели в конце тропинки, посреди поля, красивую соломенную хижину с черепичной крышей.
– В этой хижине кто-то живет, – сказал Пиноккио, – подойдем и постучимся.
Они подошли и постучались в дверь.