— Большая птичка! — завопила Зебора, в порыве восторга отбрасывая мороженое. Мороженое прилипло к длинным перьям на хвосте гида.
— Пошли отсюда, — шепнула Долорес, быстро глянув на Отто.
— Большая птичка! Большая птичка! — хором вопили близнецы. Гид недовольно покосился на них через плечо.
— А кто построил эту Башню? — поинтересовался еще один вежливый слушатель. Чтобы быть услышанным, ему пришлось кричать.
— Как полагают, Башня была первым каменным зданием в нашем Городе, — пояснил гид. — Нам неизвестно, кто ее построил и зачем. Происхождение названия тоже окутано тайной. По-видимому, можно считать чистым совпадением то, что точно такое же название — Кармидийцы — носит населяющий Краснолунье и Тигродом народ. Вряд ли волшебки могли иметь отношение к такому великолепному произведению искусства.
По толпе прокатился тихий смешок.
За спиной у гида раскрасневшаяся Долорес тщетно пыталась совладать с разбушевавшимися близнецами.
— Большая птичка! Большая птичка! — вопили близнецы.
Малышки скакали и рвались из пут, едва не опрокидывая коляску.
— Вернемся домой другим путем, переулками, — нервно сказала Долорес. Коляска такая легкая! Вдруг им удастся взлететь вместе с ней?!
— Да, это очень большая птичка, — шепнул Отто Зеборе. — Очень-преочень большая птичка. — Близняшки аж завизжали от восторга.
Они вошли под своды Башни. Со всех сторон их окружали слоны, в воздухе стоял запах сырости, кругом валялись разорванные пакетики из-под чипсов. Вдруг из полумрака выступила и преградила им путь высокая фигура — человек в длинном поношенном плаще.
Коляска резко остановилась, и близнецы перестали смеяться. Руки матери обхватили Отто за плечи.
Мальчик вгляделся в лицо незнакомца. Оно было покрыто морщинами, но почему-то казалось знакомым.
— Долорес, — хрипло сказал человек. — Я Корнелиус, отец Альберта. — Он говорил с тем же акцентом, что и жители трущоб на реке. Не иначе волшебка!
Отто понял, что мать не на шутку перепугалась. Она попыталась обогнуть незнакомца, выйти из царящего под Башней полумрака на яркий солнечный свет.
Бульварный гид и его благодарные слушатели, завершив осмотр Кармидийской Башни, направлялись к Городской Ратуше. С хвоста гида капало подтаявшее мороженое. Его большие ноги шлепали по земле, как тюленьи ласты. Долорес чуть ли не бегом направилась вслед за ним, ища спасения в толпе.
— Выслушай меня, Долорес, — умолял незнакомец, с трудом поспевая за ней. — Я в самом деле отец Альберта. У него возле левой подмышки родинка в форме бабочки. Иногда во сне он тихонько напевает.
— Давным-давно, когда мы только познакомились, он сказал мне, что не хочет рассказывать о своей семье, — холодно отрезала Долорес. — И я уважаю его желание.
— Но неужели ты никогда не интересовалась, откуда у него такое имя?
— Я не нахожу в фамилии Тиш ничего необычного, — фыркнула Долорес.
Отто заметил, что сероватое лицо человека побледнело еще сильнее. Маленькие глаза стали как камушки.
Гид и его слушатели остановились у бара с прохладительными напитками и мороженым.
— Угощайтесь всем, чем только пожелаете, — призывал гид, стараясь перекричать грохот проезжающего трамвая. — Персики, сливы, мороженое…
Долорес тоже остановилась.
— Я не нахожу в фамилии Тиш ничего необычного, — повторила она.
Мимо спешили прохожие. Под цветущими вишнями и каштанами плясали солнечные блики.
— Если он предпочел сменить имя, это его дело. Возможно, он просто стыдится, — сурово сказал незнакомец. — Но я должен попросить вас передать ему вот что… Пусть знает, что, если ему хоть до чего-нибудь есть дело, если он помнит, кто он такой, то ВРЕМЯ ПРИШЛО! Он единственный, кому поверят! Хоть это и несправедливо…
Долорес изумленно уставилась на него.
Человек приподнял шляпу, обнажив львиную гриву волос, очень густых и ослепительно белых. Затем слегка поклонился и исчез в толпе.
Долорес развернула коляску, толкнула встречную женщину в лодыжку и, даже не извинившись, зашагала к сверкающим витринам.
Долорес шла очень быстро. Отто пришлось перейти на бег. Они рассекали толпу, как акула — косяк мелких рыбешек.
— Этот человек и вправду мой дедушка? — на бегу спросил Отто.
— Не знаю, — отрезала Долорес.
Наконец, когда Бульвар остался далеко позади, Долорес без сил опустилась на скамейку.
— Мама, мы домой идем?
— Через минуту, — рассеянно отозвалась она. — Только дыхание переведу.
В тот вечер, решив, что Отто уснул, Альберт и Долорес страшно поссорились.
А Отто не спал. Правда, всего, что они друг дружке наговорили, он расслышать не смог, потому что оба беспрестанно ходили взад и вперед.
Мать, казалось, кипела от негодования.
Отец старался ей что-то объяснить.
— Почему ты не сказал мне всей правды? — возмущалась Долорес. — Что, по-твоему, я сделала бы?
— Я не знал, когда придет время тебе открыться. А когда узнал тебя достаточно хорошо, чтобы доверять, мне показалось, что уже поздно. Да и что сказали бы твои родители?
Долорес пробормотала что-то неразборчивое.
— Вот уж не сомневаюсь! — откликнулся Альберт.
— И подумай о наших детях, Ал. Они даже не знают своего собственного… — и дальше что-то совсем неразборчиво.
Притихший Отто лежал на спине. Лунный свет струился по его постели, на стенах плясали знакомые тени мобилей в виде драконов и пауков.
— Вот видишь, — донесся до него голос отца — Именно это и сказали бы люди вроде твоих отца и матери. Ты сама это говоришь! И это доказывает, что я прав. — Альберт Тиш не кричал. Отто вообще не помнил, чтобы его отец когда-нибудь повышал голос. Долорес была куда более импульсивной.
— Все знают, Ал, что они не такие, как мы, что они вытворяют странные вещи и не имеют нормальной работы. Их всегда можно узнать по акценту и по тому, что они не выговаривают слова «лимон». Болтаются без дела и попрошайничают. А теперь еще эти ужасы с обвалами в шахтах и ямами на дорогах.
— Ради бога, Долорес, — взорвался Альберт (видно, он всё-таки умел кричать). — Ты говоришь точь-в-точь как этот идиот Крамб, повторяешь расхожие глупости. Как ты можешь судить о людях только по их акценту, теперь, когда…
— Мне казалось, мы с тобой уже пришли к общему мнению о таких вещах. И если уж на то пошло, МИСТЕР ТИШ, или как там твое НАСТОЯЩЕЕ имя, что-то я не помню, чтобы ты со дня нашего знакомства хоть раз произнес слово «лимон»! Ты можешь его произнести, Ал? Так, как произносят Добропорядочные люди? ДУМАЮ, НЕТ!
Отто догадался, что отец вышел на кухню. Скрипнула дверца холодильника. Последующие слова Альберта явно предназначались для ушей молока и йогурта.
Заплакала Гепси.
— Ты лгун! Ты нас всегда обманывал! Как я теперь могу верить твоим словам? — кричала Долорес — И объясни, ради Бога, что он там говорил про то, что ВРЕМЯ ПРИШЛО? КАКОЕ ВРЕМЯ?! Что всё ЭТО значит?!
Отто выскользнул из-под одеяла и осторожно приоткрыл дверь. Вгляделся в потрясенные лица родителей. Потом прошел мимо них в комнату близнецов. Он был слишком мал и не мог достать их из кроваток, но сейчас это не имело значения, потому что полусонные близнецы летали по комнате, горестно плача и сталкиваясь на лету.
Тотчас же вокруг малышей засуетились Альберт и Долорес. Они успокоили близнецов, дали Отто чашку молока, печенье и кусок яблока, хотя он вообще-то не был голоден.
Когда он доел, а близнецы уснули, Долорес отвела Отто в его комнату и долго суетилась, взбивая подушки и поправляя одеяло.
Тем временем Отто выглянул в окно и увидел черного единорога с серебристым рогом. Единорог неторопливо трусил по середине улицы.
Стук его копыт эхом отзывался в стенах домов.
Потом, совсем неподалеку, Отто разглядел небольшой ковер. Он летел по воздуху в нескольких футах над землей, и на нем сидела маленькая девочка. Всё это произошло так быстро, что Отто не успел ничего толком разглядеть. Он только заметил, что девочка одета в платье из черных и зеленых лоскутов, а за ее спиной струятся длинные светлые волосы.
— Ложись скорее, Отто, — сказала Долорес. — Нам всем пора спать.
Следующим утром за завтраком всё вокруг продолжало оставаться странным и страшным. Отто случайно уронил бутерброд на пол. Никто не сказал ему ни слова. Поначалу родители вообще не разговаривали друг с другом. Надевая пальто, Альберт Тиш ласково щелкнул сына по носу.
— Я видел единорога, — сообщил Отто.
— В самом деле? — спросил Альберт.
— Отти, единорогов не бывает, — сказала Долорес.
— Но он шел по улице, мимо наших окон.
— Тебе это приснилось.
— Нет, не приснилось. Он был черный, а рог у него блестел.
— Если он говорит, что видел, может, так оно и есть, — сказал Альберт. — Раньше их было полным-полно.
— Единорогов не бывает, — повторила Долорес. — На днях Мэр давал интервью о таких вещах. Если ты и впрямь что-то видел, наверно, это была рогатая лошадь.
Альберт Тиш изумленно ахнул.
— Ты что, серьезно?
— Конечно, серьезно. Их так и называют — рогатые лошади. И если ты видел рогатую лошадь, надо сообщить в полицию. Ее поймают и отпилят ей рог.
Отто, всеми позабытый, наклонился под стол за оброненным бутербродом. Бутерброд упал вареньем вниз.
Почему-то Альберта особенно ужаснула новость о рогатых лошадях.
— Нельзя их трогать, — тихо сказал он. — Это всё равно что убийство. Нельзя так!
— Да ну тебя, Альберт, чушь какая! Лошадь с рогами — это урод, и лучше удалить рог, чтобы сделать ее такой же, как другие лошади. Куда хуже быть неискренним со своей семьей, вырастить детей в неведении о том, кто они такие на самом деле. Они считают себя Добропорядочными людьми, а на самом деле…
— Они СОВЕРШЕННО НОРМАЛЬНЫЕ! — взорвался Альберт.
Сидя под столом, Отто обнаружил, что к намазанной вареньем стороне бутерброда прилипли крошки, волосы и всякий мусор. Сам виноват, что уронил…
— Я говорю о крови, Альберт, о крови, которая течет у них в жилах. ТЫ оказался не тем, кем я тебя считала до вчерашнего дня. И ОНИ тоже. Скажешь, нет? Что ты можешь возразить?
Отто видел ноги отца — тот размашистым шагом вышел из кухни. Заскрипели половицы в коридоре, грохнула входная дверь. Некоторое время в кухне царила тишина.
— Отто, я пойду разбужу близнецов, — сказала, наконец, мать, и мальчику показалось, что она чуть-чуть (едва слышно) всхлипнула. — Если их сейчас не поднять, они вечером не уснут.
Отто остался один. Он тихонько сидел в своей пещере между ножками стула, отгороженный от внешнего, внезапно ставшего таким враждебным, мира спускающимся до самого пола краем скатерти. Ему ужасно хотелось остаться здесь, получить новый бутерброд и снова стать маленьким, таким, как раньше. Хорошо бы пожить здесь, под стулом, подольше, подумал Отто.
Семья Тиш У СЕБЯ ДОМА
Если вдруг выясняется, что твои сестры умеют летать, жизнь, надо полагать, уже никогда не станет прежней, и к этому надо приспосабливаться.
Семья должна сплотиться.
Действовать слаженно.
Объединиться перед лицом трудностей.
У семейства Тишей это никак не получалось.
Первое время Альберт и Долорес постоянно ссорились. Потом слегка поостыли и стали спокойнее. Альберт проводил долгие часы в библиотеке, часто оставаясь работать и в выходные. Времени строить мобили вместе с Отто у него уже не было.
Долорес перестала следить за собой. Изо дня в день она ходила по дому в одной и той же одежде. Ее прекрасные черные волосы превратились в гриву спутанных косм. Она с неохотой делала домашнюю работу, а иногда звонила матери и плакала.
Они перестали включать верхний свет, потому что хрустальные висюльки люстры под потолком действовали на Гепси, как красная тряпка на быка. Шторы приходилось держать задернутыми, а окна закрытыми, чтобы малышки, не дай Бог, не врезались в стекло или, того хуже, не выпорхнули прямо в небо над Ответной улицей. Каждая прогулка оборачивалась кошмаром. НИКТО не должен был знать, что близнецы умеют летать. Квартира Тишей превратилась в тюрьму.
Отто старательно ухаживал за сестрами. Готовил им завтрак (размятые фрукты и мороженое), читал им книжки, играл. Его ни капельки не раздражал вид маленьких девочек, без устали вертящихся в воздухе. Это было здорово. Почти всё равно, что уметь летать самому.
А близнецы тем временем радовались высоким потолкам квартиры и мягкой серебристой пыли, обнаруженной на кухонном буфете.
— Отти, лети к нам! — звали они, порхая по широкому коридору от стены к стене.
Но Отто не умел летать. Он мог только бегать внизу, давать советы да криками предостерегать малышек от опасности.
Отто и Мэб
На Ответную улицу пришло лето, а вместе с ним навалилась изнуряющая жара. Семейство Тишей мучилось от невозможности открыть окна в квартире.
По ночам только в комнате Отто окно оставалось широко распахнутым. Тяжелые бархатные шторы были подняты.
Окно было высоким, почти от пола до потолка.
Иногда Отто садился на подоконник и подолгу смотрел на Ответную улицу.
Он не оставлял надежды, что когда-нибудь снова увидит рогатую лошадь и, может быть, даже ту необыкновенную девочку на ковре-самолете.
Много дней ничего не происходило.
А потом, наконец, произошло.
Сначала мимо окна стремительно пролетела маленькая девочка. Она летела гораздо выше и гораздо быстрее, чем тогда, в первый раз — почти у самых верхушек самых высоких лип. Ковер-самолет бешено раскачивался в воздухе.
За девочкой по дороге гналось настоящее чудовище!
Оно было похоже на подметальную машину, только ехало гораздо быстрее. На крыше чудовища стоял городовой из Полиции Обыденности. Внезапно раздался треск, и в воздух взметнулось что-то вроде длинной серебристой змеи. Змея развернулась в сеть, едва не поймав девочку на ковре. Невнятно выругавшись себе под нос, городовой приготовился к следующему выстрелу.
Внезапно ковер взмыл еще выше, описал огромную дугу, чиркнул по вершинам деревьев на другой стороне улицы и понесся прямо на Отто. Он подскакивал и дергался из стороны в сторону так резко, что казалось, девочка вот-вот упадет.
Отто распахнул окно и, рискуя вывалиться наружу, высунулся по пояс и принялся размахивать руками.
Маленький коврик быстро терял высоту. В последний момент, когда казалось, что столкновения с землей не избежать, девочка заметила Отто и направила свое летающее средство прямо в открытое окно.
Отто отскочил вбок, к кровати.
Ковер влетел в комнату.
Отто поспешно задернул шторы и выключил ночник. Комнату затопила темнота — хоть глаз выколи.
— Помоги! — раздался голос откуда-то с пола. — Здесь паук!
На лету девочка сбила мобиль с пауком и драконом и запуталась в нитках.
— Он не настоящий, — сказал Отто, опустился на колени возле девочки и стал снимать у нее с лица пауков и змей.
Глаза постепенно начали привыкать к темноте.
Девочка серьезно смотрела на Отто.
А за окном по улице ехала машина-чудовище; ночное безмолвие прорезал зловещий голос:
— …она могла спрятаться на любой из этих крыш. А может, разбилась. Видели, как мчалась? Видели мальчишку у окна, мистер Шесть? Что он там делал? Нигде свет не горит?
Дети притихли. Наконец, шум мотора стих вдали.
— Ты цела? — спросил Отто.
— Кажется, да, — ответила девочка. — Где мой ковер?
Отто поднял скомканный ковер-самолет, валявшийся посреди комнаты. Девочка выхватила коврик у него из рук, принялась разглаживать и рассматривать, поднеся к самому лицу.
Сначала Отто показалось, что на коврике нанесен простой крапчатый узор из синеватых и коричневых пятен. Потом он разглядел, что рисунок состоит из крохотных бабочек всевозможных форм и размеров.
— Ну как, цел? — спросил он, немного погодя.
Девочка не ответила. Только ощупывала да осматривала коврик, дюйм за дюймом.