— Сергей, — окликнул вожатого Вилен. — Пора начинать отрядные. Я скажу, чтобы играли сбор. Хорошо?:
— Да, Виля, — рассеянно ответил Сергей. — Да, да, пусть играют…
Мальчишка удивленно взглянул на вожатого и, ничего не поняв, побежал искать горниста…
…Автобусы остановились у входа в ботанический сад. Захлопали дверцы машин.
— Дорогие юные друзья, — торжественно начал экскурсовод, — мы с вами в Никитском ботаническом саду, в удивительной сокровищнице растительного мира.
Ребята деликатно помалкивали, ожидая удивительного. Ждать долго не пришлось.
— Я покажу вам редчайший экземпляр флоры — дерево, которое тонет в воде!
— Дерево в воде потонет? Чудно! — усомнился Виталька.
— Ты сам в этом убедишься. Прошу следовать за мной…
Деревья отступили, и перед ребятами открылась пересеченная рядами виноградников долина. Очень четко и ясно выступили на фоне голубого неба зубчатая вершина Ай-Петри, россыпь белых домиков Ялты.
— Неужели потонет? — не унимался Виталька.
— Извольте убедиться.
Сергей видел, как, недоверчиво улыбаясь, отломил Виталька кусочек ветки, подошел к бассейну и, делая вид, что он нисколько не верит в успех своего эксперимента, бросил ветку в воду.
Чтобы не обидеть мальчишку, Сергей сдержал смех, наблюдая, как стало меняться Виталькино лицо, когда брошенная им веточка начала погружаться все глубже и глубже.
— Тонет…
— Железное дерево! — экскурсовод был явно доволен произведенным эффектом. — Удельный вес этого дерева, заметьте, больше удельного веса воды.
— А-а-а…
— Скажите, а это дерево пробковое? — донесся откуда-то со стороны голос Наума:
— Совершенно верно. Пробковый дуб. Из его древесины делают пробки, им набивают спасательные круги и пояса. Вот удельный вес этого дерева, — повернулся экскурсовод к Витальке, — значительно меньше удельного веса воды. Таким образом, из этого следует: дерево не только не тонет само, но еще может удержать на воде довольно большой груз. Так-то, друзья мои.
— Дяденька, — нерешительно поднял на экскурсовода глаза Виталька, — можно, я кусочек с собой возьму? Деду покажу. А то он у меня такой, ни за что не поверит.
— Возьми, возьми, — улыбнулся экскурсовод. — Кстати, друзья мои, у вас в лагере, несомненно, есть самшит.
— Есть, — откликнулись ребята. — Кустики такие? У нашей палатки растут.
— Должен сказать вам, самшит тоже тонет в воде.
— Опасные вы даете сведения, — рассмеялся Сергей. — Боюсь, что в следующий раз на вопрос, есть ли самшит, вы получите отрицательный ответ.
— Ну, я надеюсь, они оставят что-нибудь и товарищам.
— Оставим, — озорно закричали ребята.
— А правда, это дерево ядовито? — снова вмешался Наум, показывая на маленькое деревце, обнесенное проволокой с предупреждающими табличками.
— Весьма. И требует самого осторожного обращения.
Экскурсовод повернулся к Сергею.
— Представьте, пришлось огородить. Ладно бы дети, они вообще любят во всем сомневаться, но ведь, подумайте, взрослые… Одного спрашиваем: «Скажите, вы видели предупреждение?» — «Видел», — отвечает. «Так что же вы, простите, полезли?» — «А я не поверил, думал, просто редкое растение и решили припугнуть, чтоб не ломали». Ну что тут будешь делать?!
— Так им и надо! — вдруг сказал Вилен.
— Кому надо? — удивился сотрудник сада.
— Тем, кто лазит. Пусть жгутся. Я бы снял проволоку. Редкое, видите ли, растение, так обламывать его надо. Жалко, что только обжигает. Таких больно жалить надо, — резко закончил Вилен.
Ребята, примолкнув, смотрели то на своего председателя, то на маленькое деревце, огражденное проволокой.
— Правильно Вилен сказал, — зазвенел голос Витальки. — Скажите, пожалуйста, вашим начальникам, — обратился он к экскурсоводу, — что третий отряд Нижнего лагеря «Артека» за то, чтобы сняли загородку. Кто не верит надписям, пусть расплачивается… А я железной веточки брать не буду: Пусть дед не верит, переживу.
Экскурсовод растерянно взглянул на Сергея.
— Придется сказать, — улыбнулся вожатый. — Они, по-моему, все за это.
И, рассмеявшись, обнял за плечи сразу нескольких мальчишек, требовательно смотревших на растерявшегося экскурсовода.
— Великолепно, друзья мои! — только и сказал тот, недоуменно разводя руками. — Знаете ли, это великолепно!
СКОЛЬКО В ОТРЯДЕ ХАРАКТЕРОВ?
В любом отряде, в любом лагере сколько ребят, столько и характеров. Артек — не исключение. И отношение к каждому разное. Одних любят, других не замечают, третьих презирают, четвертых ненавидят. А если еще учесть, что любовь и ненависть у одних к одним, а у других к другим, то получается такой клубок взаимоотношений, разобраться в котором очёнь трудно. Но и не замечать всего этого нельзя. Нужно вовремя поддержать любимца, сначала, правда, разобравшись, за что любят, каким-нибудь хитроумным маневром поднять в глазах остальных презираемого, пригасить вовремя вражду.
Вражда всегда особенно настораживает. Ребята не взрослые, они ненавидят открыто и чаще всего за дело. Значительно проще, когда не любят действительно плохого. Его перевоспитывают все: и ребята и вожатый. Хуже, когда презирают за неумение. Здесь ребята уже не союзники вожатого. Да и переделать характер человека, пусть даже двенадцатилетнего, значительно труднее, чем заставить его подчиняться, часто, правда, только внешне, требованиям дисциплины.
Еще в первые дни Сергея насторожил Валерик. Он был как раз одним из тек, кого презирают за неумение. Валерик вышел из санпропускника, неловко прижимая к животу комок вещей. Беспрерывно ронял и подбирал то тапочки, то зубную щетку, то мыло. Нагибаясь за одним, он тут же терял другое, и это занятие казалось бесконечным. Большая панама налезла на оттопыренные уши. Галстук, завязанный каким-то немыслимо запутанным узлом, съехал набок, а глаза за толстыми стеклами очков смотрели на мир доверчиво и вопрошающе. Когда он нагнулся за очередной упавшей вещью, Сергей увидел, что кто-то из ребят уже успел засунуть ему за резинку трусов лохматый клочок мочалки.
— Иди-ка сюда, — познал его Сергей. — Тебе так никогда до палатки не дойти. Ну-ка выкладывай на стол свои пожитки. Снимай панаму, клади все в нее. Теперь иди. Стой, хвост у тебя сниму.
— Спасибо, — мальчишка благодарно улыбнулся вожатому.
«М-да! Туго тебе придется», — подумал про себя Сергей, а вслух только спросил:
— Тебе галстук-то кто завязывал? Сам?
— Сам!
— А дома тоже сам?
— Нет, дома папа.
И Валерик тяжело вздохнул.
Это сразу видно. Ты тут такого накрутил… Валерик ничего не сказал, только снова вздохнул.
— Ну ладно, иди. По тропинке спустишься вниз, там палатки… Тебя в какой отряд направили?
— В третий…
С этого дня и начались мучения Сергея. И так-то было трудно в первые дни, а тут еще Валерик.
— Что ты за человек? — не выдержал Сергей. — За что бы ты ни взялся, все у тебя валится из рук. Как же ты дома-то живешь?
— Не знаю, — чистосердечно признался мальчишка и поднял на вожатого огромные глаза. Вы знаете, я как-то никогда об этом не задумывался.
— Смотри, — Сергей взял его за ворот рубашки, у тебя оторвалась пуговица. Ты можешь ее сам пришить?
— Наверное, нет… Я никогда не пробовал шить.
Валерик нисколько не возмущался этим допросом, отвечал спокойно и, как всегда, обстоятельно. Сергей отлично видел, что не сегодня-завтра случится беда, ребята подшутят над беспомощным мальчишкой, и шутка эта может быть очень злой, в этом возрасте еще не очень понимают, где кончается безобидная шутка и начинается злая.
Он вспомнил все те шутки, которые устраивали с Валериком ребята. Все эти подложенные в кровать камни и шишки от кипарисов; связанные шнурками тапочки; уплывающие в море, якобы нечаянно уроненные, панамки, за которыми Валерик бегал в воду, высоко поднимая ноги и смешно подпрыгивая на острых камнях. Шутки, за которые он ругал ребят, а сам понимал, что не подшучивать над Валериком свыше их сил. Они-то издевались не над ним. Это был протест ловкости, умения против неумения и бессилия.
— Что же все-таки умеет и любит ваш Валерик? — спросил как-то вожатого Борис Михайлович. — Вы Думали, Сергей, об этом? Знаете это?
Трудный вопрос, Борис Михайлович, Уметь, по-моему, он ничего не умеет, а вот любить… Сергей помолчал. — Читать любит, мечтать любит, фантазировать любит…
— Отлично. Валерик очень многое любит и как раз то, что нам нужно. Кстати, вы никогда не пробовали поговорить с ним о прочитанном?
— Нет.
— Жаль. А что он любит читать больше всего?
— Видел у него несколько раз книжки о путешественниках.
— А как он рассказывает? Интересно или нет?
— Борис Михайлович, вы прямо скажите, что задумали?
— Все очень просто, Сергей. На вашем месте я бы давно попробовал приобщить его к вашим литературным вечерам.
— Вы о них знаете?
Сергей смутился, услыхав, что старший вожатый знает об их «литературных вечерах» Он и раньше в лагерях так делал. Если ребята успевали закончить вечерний туалет до сигнала отбоя, он в оставшиеся минуты рассказывал им что-нибудь. Чаще всего это были занимательные странички из истории или пересказ каких-либо литературных произведений. Обрывая рассказ на самом интересном месте, Сергей тем самым подгонял ребят и на следующий день.
…Вечером Сергей, как всегда, дождался, когда ны рнут под одеяло последние, и вдруг неожиданно для всех предложил:
— Сегодня я видел у Валерика книгу о путешествии к Южному полюсу русских мореплавателей Лазарева и Беллинсгаузена. Может, расскажешь?
— Я?! Да я, Сергей… Разве я сумею?
— А почему? Парень ты грамотный, читаешь много. Вот и расскажи. А мы послушаем. Как, ребята?
Ответом ему был какой-то нестройный шум, одинаково выражающий и согласие и удивление. Но Сергей решил, что это согласие, так ему было выгоднее.
— Вот видишь, и ребята согласны.
— Ну, если все согласны… то тогда… я… пожалуй…
Начал Валерик робко. Но потом увлекся, сел на кровати, обхватив тонкими руками острые коленки, и… Какая же безудержная фантазия была в его рассказе! Лазарев и Беллинсгаузен, которым и так-то немало пришлось пережить во время путешествия, в рассказе Валерика встретились с такими трудностями, что только неискушенные слушатели вроде третьего отряда могли поверить в действительность этик событии. Но рассказывал Валерик здорово. Это сразу же признал весь отряд, если судить по чуткой тишине в палатке. И только сигнал ко сну нарушил ее.
— Спасибо, Валерик, — Сергей встал. — Завтра продолжишь. А теперь спать, ребята. Спокойной ночи.
— Приятного сна! — откликнулись вразнобой голоса. И все стихло.
Сергей вышел из палатки. У него давно уже был с отрядом уговор: после пожелания спокойной ночи никаких разговоров. Отряд спит, а вожатый должен верить ребятам и сразу же уходить. Поначалу, правда, были срывы, и тогда он, выполняя уговор, просил сначала зайти дежурного, а потом приходил сам, чтобы упрекнуть ребят. Но вот уже неделя, как ребята твердо выдерживают уговор. У Сергея нет причин опасаться, но все же он и сегодня, как, впрочем, и всегда, не может уйти сразу. Еще несколько минут стоит на дорожке у кустов роз, внимательно прислушиваясь. Все тихо, хотя, он это точно знает, ребятам очень хочется обсудить рассказ Валерика, поделиться впечатлениями. Но это завтра. А сегодня все!
Сергей тихо отходит от палатки и тоже думает о том, что будет завтра. — Он отлично понимает Валерик не изменится, но ему сейчас важнее, чтобы изменили ребята свое отношение к нему. И он тоже ждет завтра.
ЭТО НЕ ПРОГУЛКА
— Сергей, завтра ваша очередь идти в море, — сказал вечером Борис Михайлович, когда вожатые, уложив ребят, собрались в пионерской комнате, — Вы знаете, что предстоит ребятам?
— Да, Борис Михайлович.
— Учтите, это не просто прогулка. Ребята будут дублерами команды, будут вести катер, стоять на руле, будут матросами. У вас все готово к этому?
— Все. Они уже распределили между собой обязанности.
— И без спора?
— Да как вам сказать? Все рулевыми хотели быть.
— Вы все же постарайтесь, чтобы все постояли на руле.
…Это Яков Борисович на одном из совещаний вожатых предложил использовать артековские катера:
— Что они у нас только как прогулочные! Мало это, очень мало. Надо; чтобы ребята сами повели их в море. Сейчас мы, к сожалению, еще очень бедны — два катера нас не спасут, но я верю, что будет такое время в Артеке, когда каждый желающий сможет получить здесь специальность моториста, шкипера, сигнальщика. Кстати, последнее пионеру всегда пригодится. Не вредно знать азбуку Морзе, флажковый семафор, морские сигналы. Этому надо учить уже сейчас…
— У нас и вожатые этого не знают, — перебил Якова Борисовича его заместитель Павел Павлович, или Пал Палыч, как звали его и ребята и вожатые.
— И плохо, что не знают, — продолжал директор. Надо учить их этому. А вам, Павел Павлович, как старому моряку, непростительно, что вы не занялись этим раньше.
Вот с того-то памятного совещания и начались выходы отрядов в море. Для парней-вожатых это было не так уж и трудно, девушкам приходилось сложнее. Парни в силу своей мужской любознательности к технике, к морскому делу легче осваивали сложные морские профессии. Были среди них и такие, о которых на лодочной говорили: «Готовые команды у нас уже есть! Катера давайте».
Но катеров по-прежнему было только два: «Павлик Морозов» и «Артек». На одном из них и предстояло третьему отряду выйти в море.
Первым к рулю встал Вилен. Андрюша Бараневич, Ванюшка Прохоров, Саша Горлов и Вася Сазонов спустились в машинное отделение, еще пятеро подошли к причальному канату вместе с матросом. Шкипер катера, кудрявый, темноглазый Андрей, стал рядом с Виленом.
— Ну, старшина, давай отчаливать, — улыбнулся он, взглянув на сосредоточенного рулевого.
Вилен вспыхнул: он не знал, что надо делать, и растерянно трогал отполированные до блеска ручки штурвала.
— Не робей, парень, — подбодрил его Андрей. — Прикинь: пускаем машину — пойдет катер?
— Нет, — выдохнул Вилен.
— А прикинь, почему?
— Причальный канат мешает.
— Точно! Убирай. Командуй: «Отдать носовой!»
— Отдать носовой! — хриплым от волнения голосом повторил Вилен.
— Да громче кричи! Команду отдаешь! — Отдать носовой!!! И Толя Овезов громко отозвался:
— Есть отдать носовой!
Сергей видел с мостика, как матрос помог ребятам распустить узел, выдернуть его из кольца на буе и они начали укладывать канат в бухту.
— Давай команду машине, — снова подсказал Андрей. — А то катер, глядишь, снесет волной, так и сядешь на камни. Вот в эту переговорную спроси, слышат ли тебя в машинном, и давай команду «малый вперед».
— В машинном! — крикнул Вилен.
— Есть в машинном! — откликнулся откуда-то из глубин катера невидимый Вася Сазанов.
— Малый вперед!
— Есть малый вперед!
Катер дрогнул, вспенил сзади белоснежный бурун и двинулся вперед, прямо на выступающий в море конец причала. Вилен испуганно схватился за ручки штурвала.
— Спокойней, парень, — тихо сказал Андрей. — Бери чуток правее. Выходи в море. Вот так. Теперь можешь дать средний.
— В машинном! — нагнулся к трубке Вилен.
— Есть в машинном! — откликнулись снизу.
— Средний вперед!
— Есть средний вперед!
— Теперь уже не вызывай машинное, — сказал Андрей. — Как стал катер на ход, они и сами слушают команду. Ясно?
— Ясно!
— Теперь переходи на полный.
— Полный вперед!
— Есть полный вперед!
Что-то звякнуло в глубине катера, упругий воздух ударил в лицо стоящим на мостике, развернул флаг на мачте, и легкий кораблик, врезавшись носом в гребень набегавшей волны, пошел все быстрее и быстрее в море, оставляя за кормой белый бурунный след.
— Порядок, старшина! Закурим? — улыбнулся Андрей.
— Не курю, — не отрывая взгляда от бегущей навстречу воды, ответил Вилен.
— Порядок! — одобрил шкипер, зажимая в широких ладонях трепещущий огонек спички. — Да спокойней ты, спокойней. Море не улица. Ни тебе пешеходов, да и встречных судов мало. Держи штурвал полегче. — И, посмотрев вперед, добавил: — Иди курсом на Аю-Даг.