Он смахнул левой лапой пот со лба прямо на плиту, и та угрожающе зашипела.
— Слушай, Цвоттель, — предложил Хёрбе, — давай сбегаем по очереди к ручью освежимся.
— Хорошая идея! — подхватил леший. — Только, чур, первым пойду я. А ты тут мешай за двоих.
Он положил ложку на стол и шагнул за дверь. В следующее мгновение Хёрбе услышал его испуганный вопль и бросился на помощь.
ДВА СМЕЛЬЧАКА
У входа в дом Цвоттель нос к носу столкнулся с черным как смоль страшилищем. Незнакомец был черным с головы до ног, даже лицо у него было чернее черного.
Оба они, леший и незнакомец, уставились друг на друга.
Вместо по-осеннему пестрой веселой шляпы, какую носят гномы, на голове у незнакомца торчало ведро. Весь он был обвешан неизвестными лешему штуками. На нем, как на новогодней елке, висели лестница, канат, цепь с чугунным шаром, большая лохматая кисть. И все черное-пречерное. Зато глаза этого чудища так и сверкали на черном лице.
Цвоттель уже собрался дать стрекача, как на пороге появился Хёрбе. Он глянул на черного незнакомца, на струсившего лешего и расхохотался:
— Ха-ха-ха! Два смельчака! Разрешите вас, герои, познакомить. Это Цвоттель, леший из Дальнего леса, мой лучший друг. А это, — он указал на черного незнакомца, — Мёллер Печник.
— А почему он такой черный? Разве бывают черные гномы? — спросил Цвоттель.
— Потому что я чищу трубы, — объяснил Мёллер. — От сажи не станешь белее. Но вижу, у вас мне делать нечего. Печка топится хорошо. Дымок так и вьется из трубы.
— Мы варим брусничное ви-ву-варенье! — гордо объявил Цвоттель.
— Вот оно что! — покивал головой Мёллер. — Тогда я, пожалуй, гляну на печь, раз уж пришел.
Мёллер снял с плеча лестницу, а Хёрбе хотел было ему помочь. Но Цвоттель схватил его за рукав и зашептал:
— Послушай, гном, будь другом, помешай варенье сам. Очень уж мне хочется глянуть, как Мёллер Печник чистит трубу.
— Ладно, — согласился Хёрбе, — сам управлюсь.
Он вернулся в дом и принялся опять помешивать варенье. А Мёллер тем временем приставил к стене дома лестницу. Цвоттель недоверчиво разглядывал ее.
— Ты что, Цвоттель, никогда лестницы не видел? — спросил Мёллер. — По ней мы с тобой заберемся на крышу.
— Лешие обходятся без лестниц, — тихонько пробурчал Цвоттель и продолжал наблюдать за Мёллером Печником. А ют осмотрел трубу и опустил в нее чугунный шар на цепи.
— Все забито сажей, — пробормотал Мёллер. — Придется хорошенько прочистить.
Он несколько раз приподнял и опустил цепь. Чугунный шар погромыхивал в трубе.
— А теперь, Цвоттель, берегись, сейчас сажа вылетит!
В трубе загремело, будто туда обрушилась лавина камней. И вдруг наружу вырвалось громадное облако сажи. Цвотгелю показалось, что поднялась метель. Хлопья снега, только совершенно черного, засыпали его.
ПУ-ОМОГИ!
Брусничное варенье сварилось. Оно было в меру сладким, в меру горьковатым, в меру кисленьким и в меру ароматным. Оставалось перелить варенье в приготовленные заранее банки. Не так это просто — лить горячее варенье. Но Хёрбе справился легко и даже не закапал скатерть.
— Ну, вот, с вареньем покончено, — удовлетворенно сказал он и крикнул: — Эй, Цвоттель! Иди пробовать!
Никто не ответил. Куда же он запропастился? Мёллер давно закончил работу и ушел.
— Тут что-то не так, — забеспокоился Хёрбе и выбежал во двор. До него донесся голос Цвоттеля. Но звучал он глухо и как бы издалека.
— Х-ё-р-б-е, Х-ё-р-б-е! Пу-у-у-моги-и! — прилетело откуда-то сверху.
Гном поднял голову. И — о, ужас! — из трубы торчали лапы лешего. Да еще его лохматый хвост.
— Х-ё-р-б-е, п-у-у-моги-и! — доносилось из глубины дымохода.
Хёрбе не растерялся.
— Не бойся, Цвоттель, я тебя вытащу! — крикнул он и побежал за лестницей.
Через минуту гном был на крыше.
— Спокойно, Цвоттель, спокойно, — приговаривал он. — Я тебя не оставлю.
Хёрбе ухватился за лапы лешего и, что было силы, потянул. Не тут-то было! Цвоттель застрял крепко.
— Ничего не поделаешь, леший, — сказал Хёрбе, — придется тебя пропихнуть вниз.
— Ой-е-ей! — глухо вопил леший. — Я бою-у-усь!
— Ничего не поделаешь, Цвоттель, сожмись и падай! Хёрбе обеими руками уминал лешего, проталкивая его в трубу все глубже и глубже.
— Эй, — хрипел Цвоттель, — поосторожнее там!
Мало-помалу леший с шуршаньем и треском протискивался внутрь дымохода. Сначала виднелись его ступни, потом кончик хвоста. Но вот он исчез полностью.
— Благополучного приземления, леший! — крикнул Хёрбе и быстро спустился с крыши.
ОТЛИЧНАЯ ШТУКА!
Гном слышал, как Цвоттель пролетел дымоход и плюхнулся в печь. Он опрометью бросился в дом и кинулся к печке. Оттуда не доносилось ни звука. Хёрбе открыл железную дверцу.
— Цвоттель, откликнись! Ты жив? — крикнул он. Тишина. Гном всполошился: неужто Цвоттель задохнулся в печи? В этот момент леший звучно и гулко чихнул.
— Будь здоров, миленький Цвоттель! — обрадовался гном.
Леший снова чихнул. Раз. Другой. Третий. Да так сильно, что печь затряслась. Наконец леший на четвереньках выполз наружу. Он был черным с головы до ног. Чернее, чем Мёллер Печник в свой самый черный день.
Он выглядел ужасно смешно, но Хёрбе нахмурился.
— Что это тебе взбрело в голову лазить в трубу, леший? — строго спросил он. — Глупая затея.
— Ничего глупого! — возразил Цвоттель. — Интересно же, что там внутри? Мы, лешие, страшно любопытные!
— Но ты же вывозился в саже по самые уши! — воскликнул гном.
— Для лешего это пустяки! Вылижусь, — откликнулся Цвоттель и принялся вылизывать языком свою лохматую шкуру.
Но не тут-то было. Язык его почернел, а сажа только еще больше въедалась в шерсть.
Хёрбе покачал головой, полез в чулан и вытащил большой деревянный ушат.
— Вот что нам нужно, — сказал он.
Снова пришлось растопить печь. На плиту Хёрбе поставил котел с водой. Когда вода согрелась, он вылил ее в ушат и сказал:
— Залезай, Цвоттель. Я тебе покажу, как можно стать чистым, не вылизываясь.
Но Цвоттель вдруг заупрямился.
— Ты что, гном! — кричал он. — Лешего в воду? Да она для меня слишком мокрая и холодная! Бр-рр!
— Вода в ушате теплая, — убеждал его Хёрбе. — Можешь попробовать.
Леший поболтал кончиком хвоста в воде, но продолжал упираться.
— Знаешь, гном, мне как-то не по себе. Давай отложим это до завтра.
Но Хёрбе и слушать не хотел. И пока леший ходил вокруг ушата, поеживаясь, гном разбежался и пихнул его в воду. Цвоттель замахал лапами, в ужасе раскрыл рот и тут же нахлебался воды.
— Спасите! П-у-о-могите! — булькал он.
Хёрбе, не обращая внимания на вопли лешего, схватил жесткую щетку, сделанную из корешков, и кусок мыла. Одной рукой он крепко держал Цвоттеля за шиворот, а другой тер и тер лохматую его шкуру.
— Не вырывайся, Цвоттель. Сейчас будет все в порядке.
И он тер, чистил, скоблил. Вода в ушате становилась все чернее и чернее. А шерсть Цвоттеля постепенно приобретала обычный цвет. Наконец леший стал цвета лешего. Хёрбе выпустил его из ушата, окатил чистой водой из ведра и закутал в банное полотенце. Из мохнатого полотенца забавно торчала лохматая мордочка лешего. Хёрбе заулыбался.
— Ну, сознайся, Цвоттель, не такая уж это плохая штука — теплая вода, — сказал он.
— Отличная штука! — откликнулся леший. Потом покосился на Хёрбе и хитро ухмыльнулся: — Пожалуй, придется еще раз слазить в дымоход!
БУДЬТЕ КАК ДОМА
Дни пролетали незаметно. Вот уже совсем немного осталось до ближайшего воскресенья. В среду Хёрбе и Цвоттель нажарили «хвороста», в четверг напекли лепешек с орешками, в пятницу испекли печенье.
— Хватит ли на всех? — сомневался Хёрбе. — Нас как-никак четырнадцать.
— Четырнадцать? — удивился Цвоттель. — Ты же говорил, что вас тринадцать.
— А ты?
— Ах да, — засмущался леший, — про себя-то я и забыл. — Он подмигнул гному и добавил с хитрой улыбочкой: — Но если считать меня, то рассчитывай на шестнадцать. Я же ем за троих.
На всякий случай они приготовили еды на семнадцать гостей. К субботе все было готово. Они вымели, вычистили, вылизали дом изнутри и снаружи, притащили длинную доску и соорудили из нее скамейку, чтобы все поместились. Каждое место Цвоттель украсил осенними листьями.
В воскресенье после обеда стали собираться гости. Первыми пожаловали Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка. За ними потянулись Старина Цимприх, Плишке Кхе-Кхе, Сефф Ворчун, трусишка Лойбнер.
— Добро пожаловать! — встречал гостей Хёрбе. — Будьте как дома. Цвоттель и я рады вас видеть.
Каждый пришел со своей чашкой. Так уж гномы привыкли. Чашки, горшки, котлы и тарелки делал Старина Цимприх. Он их лепил из глины особого сорта и хорошенько обжигал по тайному, известному только ему, рецепту. И посуда получалась на славу — прочная, красивая и вместительная.
Гномы поставили свои чашки на стол рядом с аккуратно разложенными горками «хвороста», печенья и лепешек. Из кухни доносился аромат кофе и еще каких-то заманчивых кушаний.
— Где же остальные? — проворчал Сефф. — Пора бы и за стол.
— Они специально запаздывают, чтобы дать тебе повод поворчать, — засмеялся трусишка Лойбнер.
Уж он-то хорошо знал ворчливый нрав своего друга. Недаром они жили под одной крышей всю жизнь. Тут начали подтягиваться и остальные гномы. Появился дорожник Длинный Гинцель, который чистил гномьи тропы в Ближнем лесу. За ним вошел Мёллер Печник, у которого на этот раз на голове было не ведро, а нормальная шляпа обычной осенней расцветки.
— Видишь, — подмигнул он Цвоттелю, — и трубочисты иногда бывают нарядными.
Кузнец Железный Шольце и пасечник Медовый Панкрац тоже принарядились. А Шольце, который никогда не снимал своего прожженного во многих местах кожаного фартука, надел на этот раз выходной костюм и даже побрился.
— Надеюсь, мы не последние? — прогудел Железный Шольце.
— Нет, нет, — успокоил его Хёрбе. — Но и самые последние тоже уже здесь. Привет, Шерстяной Пич! Добро пожаловать, Пестрый Хоффман!
Ткач Шерстяной Пич делал такие прочные ткани, что сшитые из них трусишкой Лойбнером куртки и штаны гномы носили всю жизнь. А Пестрый Хоффман умел выкрасить эти ткани в самые яркие цвета. И вечно ходил с цветными пятнами на руках и лице.
ПРАЗДНИК ЦВИТГЕЛЯ
Итак, все были в сборе.
Хёрбе принес из кухни большой кофейник.
— Надеюсь, что кофе не только хорошо пахнет, но и хорош на вкус, — проворчал Сефф.
— Кхе-кхе, — откликнулся Плишке. — Прежде чем ворчать, ты бы попробовал.
Но вот Хёрбе пригласил гостей к столу. Гномы с удовольствием принялись за еду. «Хворост» оказался замечательным. Печенье восхитительным. Что же касается кофе, то даже Сефф Ворчун причмокнул от удовольствия. Тут Старина Цимприх потребовал тишины.
— Как самый старший, — произнес он, — я хочу сказать речь. Дорогой сосед Хёрбе, нам приятно поздравить тебя с новым другом. Уважаемый леший Цвоттель, добро пожаловать в Ближний лес! Почтенные гномы, дружба превыше всего.
Помогайте друг другу. Крепко держитесь друг друга. Желаю всем счастья!
— И я желаю! И я! — закричал Цвоттель.
Он прыгнул на стол и заплясал среди чашек.
— Лешие не говорят речей! — кричал он. — Лешие пляшут и поют! — Он пронзительно свистнул и, приплясывая, запел во всю глотку:
Как хорошо мне дома
В гостях у крошки гнома!
Мы с Хёрбе всех потешим,
Пляшите вместе с лешим.
О Ближний лес,
Ты лес чудес!
Ура! Ура! Ура!
Цвоттель топал мягкими лапами, бешено крутил хвостом. Но так ловко, что не задел ни одной тарелки, не опрокинул ни одной чашки и даже не уронил высокий пестрый кофейник.
— Хэй! Хэй! — кричали гномы и подпевали, отбивая такт ногой:
О Ближний лес,
Ты лес чудес!
Ура! Ура! Ура!
Запыхавшийся Цвоттель кувыркнулся через голову и упал на стул. Хёрбе налил ему самую большую чашку кофе и отломил кусок лепешки.
— Подкрепись, леший, — сказал он.
— Подкрепиться? Этим? — фыркнул Цвоттель и придвинул к себе всю тарелку с лепешками.
Он глотал их целиком одну за другой, прихлебывая кофе громадными глотками.
— Вот это да! — изумился трусишка Лойбнер. — Как бы он не подавился.
— Лешие умеют есть! — прошамкал Цвоттель набитым ртом. Сефф Ворчун хмуро взглянул на лешего и по обыкновению недовольно пробурчал:
— У него не живот, а бездонная пропасть. Хотел бы я знать, как Хёрбе прокормит такого обжору.
ВО-ВТОРЫХ, В ТРЕТЬИХ, И ВООБЩЕ…
Всему приходит конец, к сожалению, и праздникутоже. Угощение было съедено. Гномы разошлись по домам. Наступила обычная трудовая неделя. До первого снега гномам предстояло переделать тысячу дел. Наколоть дров и сложить их в: аккуратные поленницы. Намолоть муки и испечь побольше хлеба. Утеплить окна и двери, законопатить мхом щели в стенах. Перестирать и высушить все белье. Вытряхнуть и проветрить матрацы и подушки. Достать и заштопать теплые носки, привести в порядок зимние пальто, сапоги, перчатки и шарфы.
Цвоттель очень старался не отлынивать. Но он слишком много и часто ел. На другие дела у него просто времени не оставалось. С каждым днем ему нужно было все больше и больше еды. Гном не переставая пек хлеб. Печь ни на минуту не остывала. Вот уже и ящик с мукой опустел. Хёрбе растерянно глядел на пустое дно, чуть присыпанное остатками муки. Кажется, Сефф Ворчун был прав: с таким прожорливым лешим они до зимы не дотянут.
— Понимаешь, гном, — смущенно говорил Цвоттель, — осенью лешие едят особенно много. Так уж они устроены.
Хёрбе молча скреб под шляпой затылок. Где же выход? Что бы придумать?
— Послушай, гном, — тихо сказал Цвоттель, — ты меня не прогонишь?
— Прогоню? Тебя? — возмутился Хёрбе и затряс головой так, что шляпа съехала на ухо. — Да как ты мог такое подумать?
— Но это же для тебя самый простой выход, — покорно сказал леший. — Больше ничего и придумать нельзя.
— Глупости! — рассердился Хёрбе. — Разве самый простой выход всегда бывает самым правильным? Во-первых, ты мой друг…
— А во-вторых?.. — с надеждой спросил леший.
— Во-вторых, в-третьих, и вообще жизнь без тебя для меня не жизнь.
— И для тебя тоже? — обрадовался Цвоттель. — Значит, мы думаем одинаково, гном! А раз так, то мы непременно что-нибудь придумаем.
Он приставил палец ко лбу и принялся кружить по комнате. Вдруг леший радостно воскликнул:
— Придумал! Я буду ходить в лес и собирать ягоды, грибы и все, что попадется съестного!
— Молодец! — похвалил его Хёрбе. — Прямо с завтрашнего дня и начнешь.
— Ноя придумал и для тебя дело! — не унимался Цвоттель. — Пока я буду ходить по лесу, ты должен варить суп. Огромный котел супа, густого, ароматного, горячего и душистого. Согласен, гном?
— Конечно! — засмеялся Хёрбе.
У СТАРИНЫ ЦИМПРИХА
В эту ночь Хёрбе не мог заснуть.
Леший, наевшись супу до отвала, уже давно мирно похрапывал в своем углу. Для него жизнь опять наладилась. A гном Хёрбе был озабочен.
«Что делать? — думал он. — Зимних запасов нам на двоих ни за что не хватит. Вот если бы я был один…»