— Далеко не уплывайте! — крикнул с берега заведующий. — Пароход идет!
Действительно, из Юштинской протоки полным ходом шел большой пассажирский пароход.
— Скорее к берегу! захлестнуть может! — кричал заведующий и, быстро раздевшись, бросился в воду и поплыл на выручку.
Пароход был уже совсем близко, громадные валы с шумом приближались к купающимся и немного повыше, с бешенством налетая на берег, разбивались в брызги.
Пароход дал продолжительный свисток, уж он далеко оставил за собой выбивающихся из сил Ваську и Мишку, бывших на самой середине реки.
Валы то подбрасывали их, то падали вниз.
— Лодку скорее! — крикнул заведующий на берег, а сам, пересекая волны, быстро направился к Мишке и Ваське.
— Держись на воде — выплывем! — подбадривал он их.
Васька уже не слыхал последних слов, так как набежавший вал, как шапкой, прикрыл его, и он на поверхность воды больше не показывался.
Заведующий несколькими взмахами достиг того места, где утонул Васька, и тоже исчез под водой.
К месту несчастья Колька с Гошкой что есть силы гнали лодку, завидя которую Мишка приободрился и перевернулся на спинку, чтобы легче было держаться на воде.
Подобрав Мишку, ребята перестали грести. Они ждали, не покажется ли над водой заведующий.
Лодку несло течением. Ребятам казалось, что прошла целая вечность, как заведующий исчез под водой, и что он тоже утонул, как и Васька.
Возвращаться на берег не хотелось.
Вдруг недалеко от лодки раздался плеск воды.
— Сюда, скорее! — с трудом крикнул заведующий.
Колька ловким ударом весла повернул лодку носом; заведующий схватился за кольцо и глубоко вздохнул.
— Скорее принимай, — торопливо сказал он и вытянул из воды за руку Ваську.
Гошка подхватил неподвижного Ваську и положил на дно лодки.
— К берегу, живо! — крикнул заведующий и вскочил в лодку. — Ничего, оживет, недолго был под водой.
Он перевернул Ваську набок, потом приподнял за ноги, и что-то стал делать с его руками.
Мишка, чувствуя себя виноватым, сидел, опустив голову, и дрожал от холода.
Когда лодка врезалась в песчаный берег, Васька очнулся и забормотал.
— Ожил! — обрадовались ребята.
Дома заведующий как будто и не сердился, но и не шутил.
Васька совсем оправился, но избегал смотреть на заведующего: неловко было.
На всех нашло какое-то раскаяние. Никто ничего не говорил, но это сказывалось во всем. И когда заведующий напомнил об огороде, — все горячо принялись за дело, и к вечернему чаю работа была выполнена.
Мишка Козырь на этот раз не хвалился своей победой, он как-то притих, присмирел.
После этого события жизнь в детском доме пошла уже без таких перебоев.
XXIII. ПОЛИТРУК
Начался сенокос. Детскому дому были отданы монастырские луга. Тайдан налаживал, отбивал косы. Степанида с дежурными собирала провизию, чашки, ложки.
Решено было ехать всем на луга, к кургану. Дома оставались только Степанида и Сенька, как дежурный по дому.
День был чудесный — яркий, солнечный. Девочки и малыши были в восторге, так как раньше их никуда не брали. Они прыгали, кричали, громко выражая свою радость.
Заведующий с ребятами ушел пешком вперед, а сзади Тайдан ехал на Рыжке с малышами, с граблями, косами и провизией.
Лес ожил от звонких, радостных голосов.
Расположились табором, из простынь были сделаны две палатки, устроили таган, на котором кашевары варили обед и кипятили чай. Тайдан то и дело подтачивал косы, а ребята без рубашек длинными прокосами шли за заведующим по широкому лугу. Малыши бродили в речке. Девочки притащили по чашке земляники и готовились к обеду.
— Купаться! — крикнул заведующий, и все побежали на реку.
Долго не вылезали из воды. Кашевары уже два раза прибегали: обед пригорает!
Незатейливый обед — картофельная каша с черным хлебом — был необыкновенно вкусен. Все ели с удовольствием. Чай с земляникой — и того вкуснее.
Косцы залезли в палатки отдыхать, остальные разбрелись, кто куда.
Заведующий с Тайданом лежали под кустом и обсуждали хозяйственные планы.
— О-го-го! — послышался из леса голос.
Тайдан приподнялся:
— Никак Сенька кричит?
Действительно, из лесу рысью на чужом черном коне скакал Сенька.
Заведующий встревожился:
— Не случилось ли что?
Но Сенька имел сияющий, веселый, радостный вид.
— Что это значит?
Подскакав ближе, он весело крикнул:
— Товарищ Иванов приехал! Сейчас будет здесь, я вперед ускакал!
Сенька соскочил с коня и хлопал его по груди.
— Это наш теперь будет, "Фонариком" зовут, — сообщал он с восторгом.
Из лесу выехало десять красноармейцев, среди них и товарищ Иванов.
— А мы к вам на помощь! — улыбался Иванов, слезая с коня.
Красноармейцы привязали своих коней в тень. Поздоровались...
— Как, принимаете?
— Очень рады! Еще бы не принять! — смеялся Тайдан.
— А косари где ваши? — спросил один из красноармейцев.
— Отдыхают, устали.
— Ну-ка, товарищи, пока ребята спят, давайте пройдемся "по ручке", — предложил Иванов.
Красноармейцы так же весело, как и ребята утром, пошли длинными прокосами через весь луг.
Мальчики проснулись от какого-то крика, визга; это вернувшиеся девочки приветствовали товарища Иванова.
Исчез сон, все выскочили из палаток. Вот так диво: на лугу звенят косы, а половины луга как не бывало!
Кашевары снова вскипятили котлы и звали всех пить чай со свежей ягодой.
— Вот это семейка! — радовался Тайдан. — Хорошо.
— Ну, ребята, нас тоже к вашему дому приписали, — смеясь говорил Иванов.
— Как к нашему? — удивились ребята.
— Так, я теперь ваш политрук. Что, незнакомое слово? Это значит, я буду вашим политическим воспитателем. Буду рассказывать вам про красных, про белых, про рабочих, про крестьян, кто чем живет, и что на свете делается. Ну, да рассказов хватит. А эти товарищи — ваши шефы: вроде как бы попечители. Если, скажем, вам что не под силу сделать — они сейчас же к вам на помощь. Поняли.
— Как же! как же! — закричали ребята, — вот хорошо-то! Ура!
Долго радостные крики разносились по лесу.
— А это наш "Фонарь", — торжествуя сообщил ребятам Сенька.
— Как наш? Совсем? На-вовсе? — и ребята обступили коня. Гладили, щупали, трепали...
Гришка вскочил ему на спину и галопом понесся по дороге.
Все по очереди пробовали прокатиться.
— Да вы замучаете коня-то! Он подумает, что попал в сумасшедший дом, — смеялся заведующий.
После чая прошлись еще по две "ручки" через весь луг и стали собираться домой...
Хватились — нет малышей, Саньки и Тимки. Мальчики укоряли девочек, что те не смотрели за малышами, — девочки плакали. Все кричали, искали в речке, ныряли в глубокие места, — нет!
— Куда могли деваться ребята?
Красноармейцы на конях разъехались по лесу и через полчаса вернулись ни с чем. Все были встревожены; веселье пропало.
Тайдан ходил по прокосам и собирал разбросанные бруски.
— Ишь, баловники, — ворчал он, подойдя к кучке травы, — набросали сколько: когда высохнет?
Наклонился, чтобы разбросать траву, сунул руку и отскочил.
— Чтой-то? не змея ли под руку попала?
Отбросил ногой траву.
— Ах вы, пискуны несчастные! Вот и ищи их! Нашел! — закричал Тайдан. — Вот они!
Ребята большие бросились к Тайдану.
Под травой сладко спали Санька и Тимка.
Все облегченно вздохнули.
XXIV. КОНТР-РЕВОЛЮЦИЯ
После сенокоса заведующий уехал на районный учительский съезд. Тайдан отправился на покосы огораживать сено.
Власть по управлению домом перешла к комитету.
После чая Андрейка распределил наряды на день.
Мишка, Васька и Яцура, как очередная тройка, должны были возить воду на кухню, в прачечную и на огород для поливки.
Мишка демонстративно стал собираться ловить рыбу.
— Мишка, а воду? — остановил его Андрейка.
— Вози сам, на то ты и комитетчик, — засмеялся Мишка и ушел.
— Яцура и Васька — за водой! Двое отправляйтесь!
— Чего мы двое-то? Мишка ушел, а мы что? — протестовали дежурные и тоже убежали на реку.
Степанида ругалась, что такие большие парни, а по воду некому съездить, хоть бы девчонки с ведрами сбегали.
— Как же, пойдем! Мальчишки будут купаться да рыбачить, а мы за них работай... нет, дудочки!
— Ведь обеда не будет, надо же кому-нибудь сходить! — настаивала Степанида.
— Давай, сходим! — вызвались Таня и Даша, дежурные по кухне, и побежали к речке.
— Мы принесем, давайте ведра, — кричал Яцура из-под берега.
Васька подкрался к девочкам и столкнул их под песчаный откос берега. Загрохотали ведра, кубарем покатились вниз девочки. Яцура подхватил ведра и убежал к Мишке.
Плачущие девочки вернулись ни с чем.
Возмущенная Зойка требовала от Андрейки, чтобы он проучил Яцуру и Ваську.
Андрейка послал Гошку за Яцурой и Васькой, но те отказались итти, погрозив Гошке кулаком.
— Вот вашему комитету! Ишь, комитетчики собрались!.. Начальство!
Гошка убежал.
Рассердился Андрейка, отправился на берег, подошел к Ваське и Яцуре и, ни слова не говоря, ударил по затылку одного, потом другого.
— Будете знать, как не слушаться комитета!
Мишка с Васькой и Яцурой набросились на Андрейку.
Началась драка.
На крик прибежали Гошка и девочки, вступились за Андрейку.
Мишка бросился на девочек, ударил по лицу Зойку, та заревела и пустилась бежать, остальные за ней... Андрейка с Гошкой, видя, что им не справиться, тоже обратились в бегство.
Васька и другие гнались за ними, пока те не забежали в дом и не заперлись в спальне.
Преследователи ломились в дверь, грозились выломить ее, и тогда уж им достанется, как следует.
— Все равно не выпустим! Есть захотите, — выйдете!
— Умрем, да не выйдем! — кричала из-за двери Манька.
— Долой комитет! — кричал Мишка под дружный хохот своих приятелей. — К чорту новую власть!..
Степанида, вернувшись от соседки, заругалась.
— Тьфу ты, окаянная сила, — и плита-то потухла!
Принялась снова разжигать плиту.
Вернулись остальные ребята с пильни, тоже ругались, что так долго не готов обед.
А наверху Васька подсовывал под дверь длинную кочергу, стараясь зацепить кого-нибудь за ногу.
— Не уйдете, достану! — грозил он осажденным.
Наконец, вернулся Тайдан, освободил пленников и решил доложить заведующему: так дела оставлять нельзя!
Мишка с Гошкой и Яцурой убежали на речку и только уж к вечеру, когда заведующий сходил с парохода, пришли домой.
Во дворе встретили товарища Иванова, заехавшего к ним по пути из лагерей.
Ребята поздоровались, но как-то вяло, сухо. Странным показалось это заведующему: обычно всякий приезд его или кого-нибудь из хороших знакомых сопровождался веселыми криками.
И только после доклада Тайдана все стало ему ясно.
— Целая контр-революция сегодня у нас разразилась, — смеясь сообщал заведующий Иванову. — Вы очень кстати сегодня заехали, после ужина надо побеседовать с ними.
Собрались в большой комнате. Контр-революционеры чувствовали себя неважно.
— Слово предоставляется членам комитета, — начал торжественно заведующий, когда все уселись на скамейки.
Зойка с завязанным глазом со слезами заявила, что она больше не будет в комитете, что мальчишки издеваются над ней и подбивают девочек не слушаться комитета.
Андрейка тоже отказывался:
— Лучше сам буду без очереди все делать, чем так, — заявил он и сел.
Заведующий сказал, что ребята еще плохо понимают новый порядок, что если кого сами выбрали на какую-нибудь должность, то обязательно нужно его слушаться, иначе никогда никакого порядка не будет.
— Слово имеет товарищ Иванов.
Иванов встал, как будто перед ним было большое настоящее собрание.
— Я сравниваю два события в своей жизни, связанные с вашим детским домом. Одно у кургана на покосе, когда все были веселы, радостны, когда стройными рядами шли вы, размахивая косами, не отставая от более сильных красноармейцев. Мне тогда казалось, что с такими ребятами можно горы сдвинуть! И второе — сегодня, когда некоторые из вас не решаются прямо в глаза посмотреть. Я думаю, вы тоже чувствуете разницу между этими двумя днями и, вероятно, дорого бы заплатили, чтобы сегодняшнего дня у вас не было. Верно?
Ребята молча кивнули головой в знак согласия.
Иванов рассказал про борьбу, которая издавна велась, за право самому народу устраивать свою жизнь.
— Теперь это право завоевано! Вы, молодые строители, вы сами для себя учитесь строить новую жизнь, не такую скверную, как ваш сегодняшний день, а больше похожую на тот день на покосе, яркий, солнечный, веселый, трудовой.
Ребята не шевелились, опустив головы. Иванов сел на окно, а в комнате царило полное молчание.
— Гошка — это к тебе, — вошла вдруг в комнату Степанида и впустила в дверь какого-то человека.
Гошка удивленно посмотрел на незнакомого, который в нерешительности остановился.
— Вам что? — спросил заведующий.
— Да тут мой парнишка у вас находится, Егор Денисов, — сказал пришедший, оглядывая ребят.
— Гошка, иди, это отец твой, — толкали его девочки, но Гошка не шел: какой же это отец? — отец его молодой был, а этот совсем старик.
— Денисов, что же ты не подойдешь к отцу-то? — сказал заведующий.
Ребята зашумели, обступили Гошкина отца, стали рассматривать и расспрашивать его.
— Не узнаешь, видно? Гошка, это я, — сказал отец.
Гошка подошел, поздоровался за руку.
— Не узнал... ты постарел как... я думал, тебя и в живых нет.
Собрание само собою прервалось, на радость ребятам: не менее рады были этому и взрослые.
— По случаю такого радостного события объявляю собрание законченным, — сказал заведующий и сам присоединился к ребятам.
В столовой за большим самоваром долго тянулась беседа ребят с Гошкиным отцом, пока заведующий не предложил всем спать.
На другой день Гошка собрался со своим отцом в город, а оттуда в свою деревню.
Весь детский дом в полном составе провожал их до самой станции.
XXV. ПОСЛЕДНЯЯ
Через три года после описанных событий из теплушки только что пришедшего на станцию Черемушники поезда вышел молодой парень с узелком за плечами.
Оглядел станцию, посмотрел по сторонам, как будто чего-то искал.
— Так же все, по-старому, — сказал он про себя и пошел по запасному пути к реке.
— Поди, не ждут: вот удивятся! — улыбаясь, разговаривал он сам с собой.
Около берега кучка рабочих что-то мерила цепью; один, совсем молодой, стоял у инструмента и записывал в книжечку.
Подошел ближе — знакомое лицо.
— Что глядишь, узнаешь, что ли? — спросил молодой с книжечкой, проходя к рабочим.
— Мишка никак? — вскрикнул приезжий.
— А ты кто? — остановился тот.
Парень рассмеялся:
— Узнай!
— Тьфу ты, Гошка! Вот бы никогда не узнал! Ну, здравствуй, и вырос же ты!..
И два часто враждовавших товарища с удовольствием пожимали друг другу руки.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Гошка.
— Землю меряю.
— Зачем?
— Как зачем? — участки разбиваю.
— А где остальные ребята?
— Какие?
— Ну, Васька, Сенька, Яцура... другие.
— Да, ты вон про что. Я ведь уже третий год там не живу.
— Третий год? Да где же ты был? — удивился Гошка.
— Учился. Заведующий Иван Николаевич меня устроил на технические курсы. Нынче кончаю. Вот сейчас на практике.
— Вот ты какой — ученый! А Колька?