А когда настанет время уходить, ты не сумеешь вырваться оттуда, увязнув в паутине собственных мечтаний и страхов… А Странник… Он не сможет тебе помочь: из таких мест нужно уметь уходить самому. Он будет только смотреть на тебя и видеть — себя и Страну Желаний…
И после ты еще долго не сможешь простить ему этого.
А потом вероятности снова затанцуют в хороводе, и в одной ты останешься бессилен, а в другой, разрывая по живому себя и город, вырвешься прочь, оставив в липкой паутине половину перьев.
У костра на опушке леса Странник будет отпаивать тебя чаем, придерживая за плечи, и рассказывать тебе самые лучшие сказки…
Он расскажет тебе, как вернуться домой. И даже покажет выход. Но теперь ты останешься с ним, продолжая путь.
А однажды, когда вы будете идти по пыльному проселочному тракту, параллельно ему, прямо через зеленые луга, ляжет вдруг асфальтовая лента с прозрачным покрытием, под которым белеют сигнальные полосы. И будет автомобиль, ярко-красный спортивный автомобиль, быстрый, как ветер. И человек за рулем — острый взгляд из-под сведенных бровей, струйка крови из прокушенной губы да белизна костяшек сжимающих руль пальцев.
И все…
Вот только Странник потом еще долго не сможет выговорить ни слова…
А однажды, в одном из городов, куда вы забредете по пути, вы на несколько часов расстанетесь. То ли он зайдет к кому-то из старых приятелей, то ли ты отправишься побродить по улицам… И кто-то из прохожих окликнет тебя: «Странник!»
Ты ответишь, и только потом сообразишь, что это в общем-то — не твое имя…
А потом, золотистым теплым вечером, глядя на тебя сквозь пламя костра, Странник скажет с непонятной усмешкой:
— Ну, что, Шер?..
Ты, сразу поняв его, улыбнешься в ответ.
— Что?
— Вместе?
Прежде, чем ответить, ты секунду помедлишь.
— Конечно, вместе.
Тогда он вновь повернет к тебе освещенное пламенем лицо, но теперь на нем не будет улыбки.
— Но это Дорога, Шер. Запомни: это Дорога, которая не кончается.
…Да, это покажется выходом. Вместо тусклого, свинцового неба — яркое солнце, вместо грязного асфальта — зеленая трава и золотистая пыль Дороги. Вместо всеобщего равнодушия — верная дружба, вместо оглушающей бессмысленности — сознание цели. Даже страх и смерть казались там куда более настоящими — узкие темные улицы средневекового города, чадящий, неверный свет факелов, блеск и звон обнаженных мечей, жуткие твари, не принадлежащие миру людей, мрачноватая магия защитников Света…
Здесь, дома, у него будет большая, хорошо подобранная библиотека. И в книгах, написанных другими людьми, он неожиданно начнет встречать отголоски своих собственных воспоминаний. Тогда он станет искать тщательнее, правда, лишь смутно представляя, что ему нужно. И постепенно из обрывков нитей, из неясных фраз и туманных намеков выстроится картина другого мира…
Собственно говоря, это не был мир. Это была Дорога. Способ путешествовать между мирами. Дорога, где царствуют свои законы. Где есть место всему, что угодно.
Дорога. Просто дорога, покрытая золотистой пылью.
На обочине Дороги, на всем ее бесконечном протяжении, стоят города. Похожие и не похожие друг на друга. Нанизанные на Дорогу, как жемчужины на нить. Каждый город принадлежит какому-нибудь миру и одновременно служит воротами в него. И следом за средневековым городом-крепостью мира Льелис может идти ультрасовременный космодром Рейсольи или, скажем, Москва.
Дорога…
А некоторые миры, например, тот же Льелис, имеют не один или два, а множество городов-ворот. Это — миры Дороги. Впрочем, нет, Льелис — это даже не мир Дороги, Льелис открыт на Дорогу полностью, он и есть Дорога…
…Но встречаются и другие города. Не принадлежащие ни одному из миров. Желтый Город — пристанище Последнего Отряда, то пустой, мертвый, то оживленный и шумный, словно багдадский базар. Или непонятный и тревожный Город вне времени и пространства, Город-Нигде, Город-Никогда, существующий по своим, непонятным и тревожным законам. Или Город Железа, построенный странным племенем, ушедшим в один из Закрытых Миров, и заселенный потом беглецами из мира Аллард. Или Город-Порт, город, из которого уходят все поезда, откуда можно уехать в любое место, но в котором можно побывать лишь один раз в жизни, где рядом располагаются обычный вокзал, и сверкающий космодром, и небольшая старинная гавань. Говорят, там пересекаются все пути. И еще говорят, что там можно встретить потерянного навсегда друга…
Дорога.
И один из этой бесконечности городов вел в его мир…
Эпизод II: ДОРОГА ВОСПОМИНАНИЙ
А однажды ты вспомнишь, что у тебя был друг.
Воспоминания будут возникать как из небытия, но чем дальше, тем более подробными будут они становиться, приобретая глубину и четкость. Принося с собой то счастье обретения, то боль потери, а еще иногда — странное, тяжкое ощущение, будто кто-то — или что-то — мешает тебе вспоминать…
…Это было еще до того, как ты первый раз попал на Дорогу. Ты покинул Лирнен, не дождавшись совершеннолетия, и долго бродил в одиночку по гостеприимным трактам. Был в Имладаре, в Хандоре, где подружился с юным сыном Наместника. Потом долго жил у Северных. У тех самых, что питались рыбой и строили дома из снега.
Это был удивительно спокойный народ. Живя на самом краю мира, они были много мудрее и счастливее тех племен, что кипели в бурях и страстях ближе к центру материка. Здесь было бесконечное небо, и время не глядя прощало все долги. Казалось, что здесь можно жить вечно.
Ты провел с ними много дней и ничуть не тяготился покоем. Но что-то менялось внутри тебя, и однажды, вскоре после того, как в охоте на снежного дракона ты был ранен, ты все-таки ушел, едва оправившись от болезни.
(Снежные драконы — жуткие твари, очень похожие на жаб, правда размером с дом. Неприятное зрелище — когда уродливая туша выдвигается на тебя прямо из ледяной стены…)
Ты встретил его на северной оконечности Мглистого. Невысоко над землей по склону вилась узенькая тропка, где разминуться двоим не было никакой возможности, а прыгать вниз, на камни, было бы весьма неприятно. Вы шли друг другу навстречу, он был одет в черное, и ты уже положил ладонь на рукоять, но он остановился, взглянул на тебя и, улыбнувшись, протянул руку.
Дальше вы пошли рядом.
У первого же костра ты узнал, что он тоже эльда, хотя и родился где-то далеко на юге, чуть ли не в Ургаре, что он тоже исходил весь Запад и Север, долго бродил по Тролльему плато, видел развалины древних Харнорских крепостей. А сейчас он возвращался домой, делая по пути крюки то до чародейских лесов Эрин-Витрина, то до туманных гаваней Хитлунда. Легкокрылые корабли владыки Гаваней — эльда Гириона-Корабела ему не понравились: он нашел, что в них не хватает надежности…
Впрочем, он не много говорил о своем прошлом. И он очень не любил своего настоящего имени. Как его зовут, ты так и не узнаешь. Ты до самого конца будешь звать его — Дэнна, Дэнни…
Ты рассказал ему о себе. О том, что любишь Лирнен, хотя и не считаешь его домом, потом — о сыне Наместника, потом — о Северных…
Вскоре вам пришлось выдержать первый бой, и вы обнаружили, что драться спина к спине куда удобнее, чем поодиночке.
Потом вы опять побывали у Северных. Их тяжелые ледяные плоты привели Дэнни в восторг: уж они-то были устойчивыми и надежными.
Потом, оседлав один из этих плотов, вы потратили несколько недель на плавание по островам, таким одинаково застывшим под ледяной серой коркой. Потом тебе показалось, что пора оставить Север, и Дэнна не стал спорить. Потом было еще много приключений — непонятных, веселых, страшных… Но теперь в любой драке ты мог не бояться за свою спину. А когда ты перевязывал ему раны, он смеялся, глядя в высокое небо…
…А следующее воспоминание неожиданно ожжет тебя почти паническим страхом.
…Однажды в предгорьях, в красной степи вы наткнулись на высокую белую стелу, одинокую и величественную. Вы стояли у ее подножия, и от этого она казалась вам едва ли не выше самых высоких гор.
Под монументом был Могильник. Без нечисти — просто длинная, узкая комната, пол которой завален старым оружием, украшениями, потемневшими монетками… Глаза хорошо различали предметы в ржавом полумраке.
Вы уже собрались уходить, когда вдруг, подняв глаза на Дэнни, ты увидел, что обращенное к тебе лицо не было человеческим.
Огромные, круглые, без зрачков, светящиеся белым светом глаза на темном, морщинистом лице, слипшиеся сосульками космы до плеч, оскаленные в злобной и радостной усмешке зубы…
А когда ты перевел взгляд на свою руку, ты увидел и на ней длинные, узкие когти.
И в тот же миг навалилась абсолютная тьма, глаза сразу перестали различать что-либо вокруг. Ты растерянно шагнул вперед, наткнулся на стоящее у стены копье и остановился.
Ты слышал, что Дэнна зовет тебя откуда-то из черной пустоты, ты и сам кричал ему, а потом раскинул руки так, что пальцы почти коснулись стен, и медленно, очень медленно пошел вперед. Пройдя с десяток шагов, ты услышал крики Дэнны далеко за спиной, но прежде, чем повернуть, решил дойти до конца.
И тут по твоей руке ударила узкая, когтистая, обезьянья лапа. Темнота лопнула сверканием глаз и истошным визгом, ты отшатнулся, но другой рукой нашарил в темноте ладонь Дэнны.
А потом вы выбрались оттуда, и все было в порядке, солнце светило по-прежнему чисто, день не изменился, и даже на твоей руке не было следов удара…
…А потом прошло время и ты, как и многие бродяги в то время, попал в Твердыню, и сам увидел Проклятого… Он был во много раз мудрее любого из тех, что окружали его, и плевать ему было на славу и на власть… Странным он был существом… Что за дело было ему до случайного бродяги-пленника? Но он заметил тебя, и часто говорил с тобой…
С ним так ничего и не смогли сделать Светлые Владыки. Он сам понял, что если мир так упорно отвергает его правду, то миру надо дать идти своим путем, даже если этот путь — ошибочен. Он был философом, этот самый Проклятый; он рассказал тебе, почему пошел против воли Высших и почему теперь жалеет об этом…
Страшная, дикая горечь грызла его постоянно, даже уродство свое он воспринимал с каким-то болезненным удовлетворением, не понимая, что другим его лицо кажется почти прекрасным…
Тогда — это было незадолго до Последней Войны — Проклятый снова жил в Твердыне. Новый Владыка готов был в любой момент вернуть ему трон, но Проклятый не хотел этого. Он не хотел больше ничего — только покоя.
А еще ты почему-то вспомнишь, что владеть мечом тебя учил старший из улайр, Сумрачных Рыцарей — по просьбе Проклятого — и что он никогда не бил в спину, презирая такой удар…
Больше память не вернет ничего. Ты просто осознаешь себя здесь, в этом огромном городе, где потом, через бездну времени, и встретишь Странника.
…Но однажды, когда ты вновь будешь упрямо перетряхивать лица и события в поисках важных мелочей, тебе вдруг покажется, что в тот раз у Могильника все было иначе, и когда вы с Дэнни вышли на дневной свет, и ты повернулся к нему, то вместо его лица снова увидел жуткую, уродливую маску, а в своей руке вместо теплой ладони ощутил волосатую, когтистую лапу.
Ты будешь точно знать, что это бред, наваждение, но почему-то тебе все равно будет страшно…
Эпизод III: ПОПАВШИЕ В ВОДОВОРОТ. ШЕРИФ. ОРУЖИЕ
Прошлым вечером, когда блеклые сумерки туманом заполнили пространство, тебе казалось, что весь город выкрашен в одинаковый светло-серый цвет. И, странное дело, хотя сумерки и сменились теперь мертвой черной ночью, впечатление серого цвета осталось.
Сейчас в глухом, холодном небе сияли многочисленные точки пронзительно-ярких звезд. Света они не давали. Скорее — ощущение света, впрочем, гораздо более сильное, чем от тусклых редких фонарей, стоявших по центру мостовых.
Серые дома, серые камни улиц, старые, рассыхающиеся створки дверей, серые крыши, тусклые оконные стекла, за которыми был все тот же жидкий полумрак. То ли короста вековой пыли, то ли просто серый налет времени.
И вместе с тем — отлично сохранившиеся внутри квартиры: будто только-только оставленные хозяевами, даже чай в заварнике еще не успел заплесневеть…
Странник встанет у окна темной кухни. Опустив плечи, время от времени касаясь холодного стекла, будет смотреть на улицу, покачиваясь на каблуках и невесело усмехаясь чему-то своему.
Ты устроишься за шатким, застеленным старой клеенкой столом. Стиснутые пальцы рук заноют от напряжения. Долгое время тишину будет нарушать лишь шорох газовой плиты да иногда бессмысленное рычание пустого холодильника. Потом Странник шумно вздохнет и поднимет взгляд. Скажет сумрачно, в никуда:
— Холодно…
Тогда не выдержишь ты.
— Да разве же это — холод? Где ты был, Странник?!
Он обернется, присядет на подоконник. Серьезно и грустно проговорит:
— Прости, Шер… Это страна, куда даже друзей с собой не берут.
— Зря…
— Страна под названием Память… Очень неприветливое место…
Ты судорожно разожмешь руки, но тут же снова стиснешь белые пальцы.
Опять повиснет молчание. Странник будет, отвернувшись, молча смотреть за окно. И ты заговоришь, осторожно подбирая слова:
— Знаешь… Память, да… Я тоже кое-где побывал… Там глухая, злая темнота… Знаешь, Странник, темнота ведь бывает разная: иногда добрая — тогда она обнимает и греет, а иногда… она душит и давит, и потом еще долго кажется, что не хватает воздуха… И я до сих пор еще не пришел в себя. Я хуже слышу и мысли иногда путаются… Ты не обижайся, если я вдруг не услышу тебя, хорошо?
— Конечно. Я просто буду говорить громче.
— Спасибо… Знаешь, я опять вспоминал Дэнни. Я вспомнил, наконец, как мы потеряли друг друга… Была какая-то битва… А мы были втроем. Понимаешь, мы с Дэнной успели привыкнуть драться спина к спине… А сейчас нас было трое и бросать этого третьего было никак нельзя — я его почти не знал, но я знал, что он хороший парень… И из битвы мы вышли вдвоем. Дэнни с нами не было. Но я знаю, что он не погиб тогда, его просто увело в водовороте драки… Он и сейчас жив, если бы с ним что-то случилось, я бы почувствовал… А вообще, мне не так давно сказали, что друзья живы, пока мы их помним. А я ведь забыл почти все — вспоминаю только обрывками…
Странник чуть искривит губы в своей обычной усмешке:
— А тебе не приходило в голову, что это ты жив только пока он помнит тебя?
— Нет, не приходило. Но если так — я уверен, что могу не бояться… Он-то меня не забудет…
Опять нависнет тишина. Потом Странник завозится, соскользнет с подоконника и бесшумно подойдет к тебе. Ты почувствуешь на плече его ладонь.
— Шер… Пойдем отсюда. Пройдем город, пока ночь. Только — холодно…
Ты поднимешь лицо.
— К черту. Это не холод…
— Пошли, — повторит он и выйдет первым, на ходу подхватив с пола пустой вещмешок.
Ночь действительно будет холодной и при этом — удивительно звездной. Очень темной и очень звездной. И почти сразу душивший тебя все последние дни страх исчезнет, в лицо ударит порыв свежего, необычайно холодного ветра.
А пустой город, притихший под грузом неподъемной темноты, будет смотреть на вас из сотен окон с испугом и надеждой и подолгу смаковать в подворотнях и проулках эхо ваших шагов по крупной, ровной как асфальт брусчатке.
Потом Странник неожиданно остановится у высокого каменного дома, возле спускающейся в подвал лестницы. Оглядит, прищурившись, замершие окна. Кивнет тебе:
— Зайдем?
Пустая, как и сам город, комната. Голые бетонные стены, оклеенные обрывками ярких плакатов, плита, полка, кровать в закутке. Под узкой щелью окна — стол.
— Что здесь? — вопрос странно прозвучит в пустоте.
Странник обернется, проговорит отстраненно, словно обращаясь не к тебе:
— Когда-то здесь жил мой друг… Гитарист. Лучший гитарист города. Его пристрелили в драке… — он помолчит секунду. — Посмотри — там в углу журналы… Там должны быть его фотографии…
Он подойдет к старой, облупленной плите, завозится там, спросит: «Будешь чай?» — и очень скоро вы уже будете сидеть за пыльным столом и пить из потемневших стаканов обжигающе горячий густой напиток.