— Сладкоежка?.. Кто он? — удивилась молодая Мать.
— Так мы зовём чёрных муравьев. Они живут за Северной стеной. Ужасно любят мёд. За уши не оттащить!..
Пчелиная Мать задумалась.
Ши-и! — опять донеслось сверху.
— Ну точно! Это лезут сладкоежки. Нахалы страшные! — наперебой заговорили Железные сестры.
В это время свита подходила к Одиннадцатой улице. Все ячейки-кладовочки здесь были залиты тягучим светло-оранжевым мёдом.
— Поворачиваем обратно, — прошамкала Бабушка. Кладовки Двенадцатой и Тринадцатой улиц тоже заполнены мёдом, там смотреть нечего.
Пчелиная Мать меж тем всё думала о сладкоежках. Неожиданно она сказала:
— Раз у нас такие большие запасы, почему бы не дать этим несчастным голодным муравьям-сладкоежкам поесть досыта? Чтобы воровать расхотелось…
Проходившие мимо и с уважением сторонившиеся работницы от удивления даже рты разинули. Не чересчур ли добра молодая Мать?
Но свита уже наперебой говорила:
— Этих ленивцев только привадь!..
— Со света сживут!..
— Отбоя от них не будет. Сегодня накормишь тысячу, Завтра их заявится сюда сто тысяч…
— Кстати, если бы они только наелись и убрались восвояси. У них есть такие типы, вроде живых мешков, что ли… В общем, висит такой бурдюк, уцепившись за что-нибудь, а остальные вливают ему в глотку мёд. Он раздувается, раздувается. Упадёт — лопнуть может…
— Да они и самих нас едят!..
Пчелиная Мать испуганно вытаращила глаза.
— Не бойтесь, — поспешно успокоили её. — Едят они нас только мёртвых.
— Тьфу, какая гадость! — брезгливо сморщилась Пчелиная Мать.
Кто слышал этот разговор, невольно про себя ответил: «Наша Мать добрая. Хорошо. Ещё будет лучше, если она окажется осторожной. И ещё — сильной».
Один из них влез в очень узкую щель. Проникшие вслед за ним в странное помещение тотчас радостно закричали:
— Великолепное открытие!.. Чудо-дворец!
Кто-то пустился в свой муравьиный пляс, приговаривая:
— Дураки мы, столько зябли, мокли! Как здесь тепло! Какой ароматный воздух!..
Давно это было. Поселились сладкоежки между двумя стенами пчелиного дома-города. Между стеной внутренней и внешней. Они убрали прочь мешавший им, сопревший от времени мох. Натаскали сюда опилок и земли. Разметили свои улицы и парки, построили ряды бараков, в которых жили тысячи новорождённых. До чего же дружно работали!
Прошлым летом пришлось сладкоежкам пережить немало волнений. Однажды их сторожевые посты вдруг заметили, что пчелиный город осматривают рыжие лесные муравьи-великаны. Это очень опасные враги чёрных сладкоежек. К счастью, лесных пришельцев оказалось немного. Скорее всего, это был лишь их разведывательный отряд. На него-то и напала огромная армия чёрных сладкоежек. Решено было перебить рыжих всех до единого.
— Если уйдёт хоть один, — заявил мудрейший Триусиногиос, — то нам несдобровать!.. Сюда явятся несметные полчища, нас поработят. Разве им не понравится этот дворец?
Началось сражение. По пятеро, по десятеро чёрных кидались на одного рыжего великана. Весь их отряд вскоре был истреблён. Так считали сладкоежки.
Вернувшись после погони, они выставили на всякий случай усиленную охрану на всех углах пчелиного города. И жизнь снова пошла мирная, тихая. Правда, каждый день шла война с крылатыми. Уже давно в одном месте сладкоежки обнаружили в стене забитый трухой ход. Он вел вглубь, к городу. Муравьи догадались, что просверлил его жук Точильщик. Когда-то он обитал здесь и вовсе, наверное, не подозревал, какую пользу принесёт сладкоежкам. Муравьи прошли по ходу до поворота. На месте поворота был крохотный лаз в город, искусно, однако, залитый каким-то веществом.
— Это воск! Мы его быстро раскрошим!
Когда же зубастые челюсти принялись за дело, оказалось, не так-то просто разгрызть странное вещество — ломались зубы!
— Ужасно твёрдый!.. Что за материал?..
Но останавливаться не в привычке сладкоежек. Ведь неподалёку хранился мёд. Чёрт с ними, с зубами! Лишь бы добраться до мёда!
Первым, которые пролезли через отверстие, повезло. Наелись мёда досыта. Однако таких счастливчиков было немного. Крылатые нюхачи очень скоро учуяли чужой запах, а потом обнаружили и самих воришек. С того времени возле лаза денно и нощно дежурит охрана крылатых. Ни один сладкоежка не осмеливается высунуться, даже сам Триусиногиос.
На военном совете сладкоежки решили проложить туннель до самого верхнего люка. Этим туннелем окружить люк. Сделать несколько дверей.
— Стража крылатых растеряется, когда мы хлынем на неё со всех сторон сразу, — сказал умнейший Триусиногиос.
План был принят. Вызвали рабочих.
— Давайте земли и глины. Побольше опилок.
И работа закипела.
Крылатые только удивлялись: что это затеяли сладкоежки? Наверное, за стеной их так много расплодилось, что теперь уже не хватает места, строят бараки на нашей крыше.
Это коварное строительство длилось всего два пчелиных года. И вот просторный коридор — главный ход к люку крылатых — подведён. По нему могут идти одновременно два-три муравья. В то же время ни одной пчеле здесь не пролезть…
ГЛАВА РОДА НАБИРАЕТСЯ МУДРОСТИ
Призналась Бабушка:
— Мне скоро помирать.
У Пчелиной Матери глаза слезами наполнились. Она успела полюбить мудрую Бабушку.
— Э-э, не жалей, не надобно, — нараспев говорила Бабушка, — так уж наша жизнь устроена. Я, милая, к тому заговорила, что предостеречь тебя, юную, неопытную, от нечаянной погибели хочу. Сперва ты в полёт отправишься. Поначалу в ознакомительный, а немного погодя и в свадебный. Так вот, всего остерегайся, особливо птиц…
И повела рассказ про Щурок золотистых, Сорокопутов-злодеев, про каких-то Лягушек и Мышей.
Слушала Пчелиная Мать мудрые слова, поглядывала на свиту.
Никто не мешал чёрной пчеле умные советы давать, И видела молодая Мать: все хотят ей благополучия, счастья и долгой жизни на благо рода пчелиного.
— И что же, — не вытерпела она, — никто не может победить птицу Щурку?
— Есть, есть на неё управа! — горячо воскликнула Бабушка. — Человек!
— Че-ло-век?..
— Да, Человек! — повторила чёрная пчела торжественно.
— А что это такое — Человек?
— О-о, это… этого… — завертела головой чёрная пчела, — я ещё и сама толком не знаю.
— Но он, Человек, не ест пчёл, как Щурка?
— О нет, он ест только мёд.
Пчела Трутневна обернулась к свите, как бы ища поддержки. Она ведь ничего такого ещё не знает. Спросила испуганно:
— Он ест мёд так же, как эти… сладкоежки-муравьи?
— О нет, — засмеялась пчела-старушка, — я видела, как едят мёд противные муравьи, а как ест Человек — не видела. Но из поколения в поколение ходит предание, будто Человек очень и очень до мёда охоч. Он берёт у нас мёда много-много… Но вот что главное, — понизила голос Бабушка, — сказывают, он никогда не оставит нас голодными. Он знает, сколько нам на Зиму надо.
— А что, что такое Зима? — заинтересовалась Пчелиная Мать.
— Ну-у, милая, это долго рассказывать. Ты ещё столько увидишь Зим и Осеней, Лет и Вёсен, Снега и Солнца… О-о, всего-всего увидишь…
— А Человек — он какой? Ростом с муравья-сладкоежку?..
Тут чёрная пчела не выдержала, засмеялась.
— Он огромный. Он всесильный. На Земле самый могучий! — воскликнула сиплым голосом старушка.
— Право же, перестаньте надо мной смеяться, — обиделась молодая Пчелиная Мать. — Объясните, какой же он величины? С наш город, может быть?
Эти слова вызвали у чёрной пчелы новый приступ смеха.
— С наш город?.. — давясь смехом, едва выговаривала она. — Наш город он называет ульем. Пчелиным ульем. Весь наш город-улей раза в два ниже его, Человека… Но, пожалуй, будет пошире… Ну да это никак нельзя сравнивать, милая… Ох-хо-хо, насмешила ты старуху, до чего ж ты ещё наивна.
Переходя на новую, Пятую улицу, Пчела Трутневна всё думала о рассказе старушки.
Если она, эта почерневшая от времени сестра, знает так много, прожив всего лишь одну пчелиную жизнь, то сколько может узнать Пчелиная Мать за шестьдесят пчелиных жизней?..
На этой улице был очень вкусный воздух. Верхние ряды кладовок заполнялись мягкой пыльцой. Работницы дружно утрамбовывали её. Над улицей висело облачко тончайшей душистой пыли.
— Вы, кажется… бл-бл-бл-б… устали? — спросила вдруг Мухаобстекло. — Пора бы покушать да отдохнуть.
И хотела того или нет Пчела Трутневна, а только свита увлекла её обратно на Восьмую улицу. Здесь возле башни её сытно накормили и усадили на восковую скамейку отдыхать. По-пчелиному, спать означало один глаз надо закрыть, а другим смотреть, одно ухо сделать глухим, а другим всё слушать.
Так она сидела на скамье и дремала, а собравшиеся вокруг пчёлы незаметно посвящали её в дела и тайны рода пчелиного. Она уже знала, что нельзя лазить на потолок через Верхний люк, там сидит отвратительный Паук-Рогач. Выйдя из города, нельзя садиться на зелёный ковёр Земли: можно оказаться в пасти Жабы. Бабушка поведала об этих чудовищах — большеротых мокрых созданиях. Особенно опасны они по вечерам. Уродливо прыгая на своих лапах, Жабы приходят к улью и сидят внизу под прилётной доской-терраской, зачарованно глядят наверх, ждут, когда какая-нибудь неосторожная труженица свалится на Землю. Пасть Жабы готова в любой миг раскрыться.
— Они бывают зелёные, коричневые, бурые. Всякие, — перечисляла одна пчела с умными глазами.
— А мне однажды пришлось на спине Жука-плавунца кататься! — воскликнула одна из сестёр Железных.
— Расскажи, — пристала к ней Егоза.
— Рассказ мой короткий, — усмехнулась пчела. — Носила я воду. Знала одну колдубань. Отсюда с полкилометра. У старой сосны. Я эту сосну потому приметила, что один бок у неё молнией обожжённый. Мы зовём её Горелой. Так вот, недалеко от Горелой сосны эта колдубань. Прилетаю в первый-то раз, вижу: у самого берега торчит из воды горбатый чёрный валунец. Чего лучше — брать воду с камня. Встала я на него. А валунец-то, глядь, поплыл. Я рот разинула — какой же это камень может плавать? Мне бы скорей слететь, а я сижу. А он плывёт. Поднялась я в воздух, глянула вниз, а валунца моего и след простыл…
— А я видела Водяного Скорпиона!..
— А меня чуть не съел Многощетинковый Червь.
— А меня однажды на лету сбил Хрущ. Он мчит как бомбовоз. Столкнулись мы. Ему хоть бы что, а у меня на лбу шишка — и две недели синяк потом не сходил.
— А меня за ногу ущипнул Короед. Правда, ничего плохого он мне не сделал, но напугал до смерти.
Свита теснее сбилась возле Пчелы Трутневны. Да не только свита. Сюда пришли многие работницы. Был уже глубокий вечер, носильщицы нектара и пыльцы отдыхали.
Интересно же послушать, кто видел какое чудище, у кого какой был случай.
— Я совсем недавно сидела на одном плоту с Клопом-Гладышем, — похвасталась молоденькая пчёлка.
— Ну, скажи-ка, какой он из себя? — насмешливо спросил кто-то.
— Да обыкновенный, — смутилась пчела.
— Придумываешь, моя милая, — прошамкала Бабушка. — Слушала бы ты прежде старших. Я вот видела так видела — Водомерок. Целую стаю. Заблудилась, устала, а внизу какое-то озеро. Присела отдохнуть на ветку ивы, над самой водой. Гляжу, вода не вода подо мной — не понять. Может, лёд? Мне-то сказывали про лёд, хоть видеть его никогда не приходилось. Он бывает поздней Осенью, Зимой и ранней Весной… Я же родилась Летом… Так вот, смотрю, милые, глазам своим не верю. Озерко гладкое-прегладкое. Как зеркало. И по нему бегают какие-то существа. Чёрненькие, продолговатые, на длинных ногах. Скользят как конькобежцы, никто не тонет… Обомлела я даже. Но тут ветка, на которой я сидела, нагнулась ниже. На неё уселся Мотылёк. Увидел, как я трясусь от страха, говорит: «Не бойся, Пчела, это резвятся Водомерки. Ишь носятся!.. Как всё равно на коньках по льду!..»
— Что ж они, — спрашиваю, — не тонут?
— Где там, — усмехнулся Мотылёк. — У них лапы волосатые и волос не намокает в воде. Ну как всё равно перо у Гуся… Вот и носятся, как на катке… — Мотылёк вдруг порхнул и скрылся. Должно, испугался кого-то. Тут и я ходу. Насилу свой дом отыскала, потому что Солнца уже не было, сумерки начинали падать.
— Всё это мелкие букахи, — вздохнула ещё одна незаметно появившаяся тут чёрная пчела. — А вот есть великаны. И названий их всех не упомнишь. Звери. И среди зверей этих есть один огромный-преогромный. Высотой в три наших города. Длиной в два наших города. Толщиной — тоже в два города. В лохматой шубе. Такой шубе, что и не отыщешь места, куда жало вонзить, ежели потребуется. Он может лазать по деревьям. Может плавать по воде. Жрёт всё, что ни попадает под руку: корневища растений, ягоды, жёлуди и орехи, даже муравьев лопает. А больше всего мёд любит. Если узнает, где мы живём, улицы наши поломает и проглотит вместе с воском и с детьми. Когда-то наш род обитал в дуплах старых деревьев. Так этот ужасный зверь разгрызал зубами деревья, чтоб мёд достать. Наестся, а потом лежит всю зиму в берлоге…
— Его, этого зверя, зовут Медведем, — сказала Бабушка. — Но, скажу вам, ныне страшнее всех врагов пчелиных — клещ… По названию Варроа. Говорят, он по всей планете теперь расселился. Ужасен этот Варроа!.. У него восемь ног, и все с присосками. А рот, как копьё. Проколет пчёлку и высасывает из неё кровь, а присосками так крепко держится, сил нет, чтоб оторвать его от тела…