— Зачем ты всегда открываешь эти коробки?
— Сама не знаю, — растерялась Люсинда. — Может быть, потому что они пищат?
К четырем часам Люсинда возвращала Пигмалиона миссис Колдуэлл. Та требовала подробного отчета о каждой прогулке. К ее великому удовольствию, Люсинда излагала все так, словно, гуляя, вела длительные беседы с Пигмалионом, а тот, в свою очередь, отвечал ей. Однажды она воспроизвела такой разговор:
«И тут Пигмалион мне сказал:
— Идем на Восьмую авеню, Люсинда. Мне очень охота поглядеть снова на эти потрясающие красные санки в витрине.
А я, миссис Колдуэлл, ему отвечаю:
— Ой, Пигги, не могу я смотреть на них! У меня ведь не хватит денег, чтобы купить их для Тринкет. Значит, их кто-то купит для какого-нибудь другого ребенка, а у меня от этого прямо сердце болит.
И тут Пигмалион говорит:
— Никогда не надо терять надежды, Люсинда!»
Потом Люсинда прощалась с миссис Колдуэлл и, стараясь не обращать внимания на Пигмалиона, который красноречивыми взглядами призывал ее посидеть еще, убегала к Принцессе Саиде. Занятия английским вызывали в душе Люсинды большие сомнения.
— Мне ведь всего десять лет, — пыталась она несколько раз объяснить Принцессе. — Такие девочки еще не бывают учительницами. Вам, наверное, лучше всего нанять мисс Питерс для правильного английского. Она даже медную мартышку может всему научить.
— Но мне, Люсинда, нужна только ты, — возражала Принцесса, — и закончим, пожалуйста, беседу об этом споре.
За занятия Принцесса Саида платила не совсем обычным способом. В конце каждого урока она зажимала в одном кулаке маленькую монету, в другом — большую, а потом Люсинда должна была выбрать руку. Иногда она уходила домой с пятью и десятью центами, а иногда зарабатывала сразу четверть и даже полдоллара. В такие дни ее мучила совесть. Ведь она всего-навсего объясняла Принцессе Саиде, что надо говорить, а что — нет, и получать за это пятьдесят или двадцать пять центов казалось ей непозволительной роскошью.
Но Принцесса не желала слушать никаких возражений, и «Рождественский фонд» Люсинды день ото дня стремительно рос. Она уже договорилась с Витторе Коппино, и он в один из походов на рынок купил для нее елку — высокую, с густою хвоей на ветвях и очень дешевую — всего за двадцать пять центов. За три дня до Рождества ее установили в гостиной и сразу запахло прямо как в лесах Мэна после теплого летнего дождика.
Мисс Нетти и Тони помогали Люсинде мастерить украшения. Одетый в выходной костюм Тони приходил после ужина. За работой он загадочно улыбался, и Люсинде казалось, что в такие минуты он еще больше похож на юного Микеланджело.
Втроем они склеили из серебряной бумаги рога изобилия с красными аппликациями и повесили их на елку. Затем из красной, белой и серебряной бумаги были сделаны длинные цепи. Остатки серебряной бумаги превратились в замечательные сосульки и их тоже повесили на зеленых ветвях. А потом Тони вырезал из фанеры от апельсиновых ящиков звезды и посеребрил их краской. Виноградные гроздья Люсинда и Тони сделали из воздушной кукурузы, которую по такому случаю пожертвовала Черная Сара. Вот почему из всего, что требуется для елки, Люсинде пришлось покупать за деньги только свечи и мишуру.
В последнее воскресенье перед Рождеством Люсинда задержалась в церкви с мистером Гидеоном. Подробно рассказав, какое замечательное у нее намечается в этом году Рождество, она попросила разрешения еще несколько раз не жертвовать денег. Мистер Гидеон согласился.
— Какой же вы добрый! — обрадовалась девочка. — Наверное, это и называется тактом, когда ведут себя как сейчас вы со мной. Знаете, мистер Гидеон, приходите ко мне в гости на елку! Только у меня не такт, а настоящая благодарность!
Мистер Гидеон ответил, что пока ничего определенного не обещает. Может быть, он придет, а может, и нет. Правда, адрес он записал очень тщательно, а потом ушел. Люсинда осталась в полном замешательстве. На тот случай, если мистер Гидеон придет, надо приготовить подарок. А если он не сможет, его подарок некуда будет девать. «Но с этим уже ничего не поделаешь», — подумала Люсинда и заторопилась домой.
Перед тем как идти к тете Эмили изображать белого ангела, Люсинда вместе с мисс Нетти сделала конфеты для рогов изобилия. Попробовав ириски и арахис в сахаре, девочка пришла к выводу, что они получаются у мисс Нетти почти такие же вкусные, как у Луи Шерри. Почти… Потом мисс Нетти смешала яичный белок с сахарной пудрой. Получилась густая белая масса. Люсинда и мисс Нетти скатали из нее шарики. Каждый шарик заложили между двух половинок ядрышек грецкого ореха и сжали. Затем последовала самая кропотливая работа. Скорлупки грецких орехов склеили, а Тони покрыл их серебряной краской и повесил на елку. Теперь все, абсолютно все было готово для завтрашнего торжества. Люсинда еще раз придирчиво оглядела елку и нашла, что она великолепна.
В следующий миг липкие от сладостей руки Люсинды сомкнулись на шее мисс Нетти.
— Как же я вас люблю! — с жаром проговорила она.
На следующее утро, едва проснувшись, Люсинда вскочила с постели совсем как выпрыгивающая игрушка из магазина мистера и миссис Шульц. Первым делом она взглянула на елку. После того как они с мисс Нетти приберут в комнате, елку поставят посредине, и гости смогут рассесться вокруг — кто на стульях, а кто попросту на полу. Подумав, сколько еще надо сделать до прихода гостей, Люсинда с досадой вспомнила о завтраке. Тратить в преддверии такого праздника время на кашу и гренки с какао казалось ей настоящим кощунством. Большая пушистая елка выступала из-за угла словно сонный пингвин. Люсинда подошла и еще раз оглядела подарки. Вот перочистка, которую Люсинда сама сшила для дяди Эрла. Наверное, он удивится, что Люсинда сама сделала ему к Рождеству подарок! А вот красные варежки. Это для Тринкет. А календарь — для Ночной Совы… Все подарки были на месте. Каждый обернут белой бумагой и перевязан бечевкой красного цвета. Гости придут в одиннадцать. Значит, пора, наверное, будить сестер Питерс.
Люсинда забарабанила в дверь спальни.
— Веселого Рождества, мисс Питерс! Веселого Рождества, мисс Нетти! — крикнула громко она.
Мисс Питерс первой вышла в коридор и угодила прямо Люсинде в объятия. Потом та же участь постигла мисс Нетти. У каждой из троих об этом событии сложились свои впечатления. Мисс Питерс была несколько удивлена, мисс Нетти растрогалась, а Люсинда отметила, что мисс Питерс в ночной рубашке оказалась «худой и твердой», а мисс Нетти, наоборот, «очень мягкой».
Не успели они позавтракать и прибраться в гостиной, как явился мальчик-посыльный с большой коробкой в руках. Потребовал Люсинду Уаймен.
— Это я, — кивнула головой девочка.
— С наилучшими пожеланиями от мистера Саймона Гидеона! — торжественно проговорил посыльный и протянул ей коробку. В коробке оказались конфеты, изготовленные мистером Луи Шерри.
— Мистер Гидеон! Какой же вы хороший и добрый! — вырвалось у Люсинды. — Жалко только, что вы сами прийти не смогли.
Не успела она пережить эту радость, как снова раздался стук в дверь. На пороге стоял запыхавшийся мистер Шульц из игрушечно-канцелярско-табачного магазина. А запыхался он потому, что нес вверх по лестнице красные санки. Когда мистер Шульц сказал, что санки теперь ее, Люсинда от изумления едва на ногах устояла. К санкам была привязана бирка. На ней значилось: «Люсинда! Поздравляю тебя с Рождеством! А с этими санками можешь сделать все, что захочешь. Твой друг Пигмалион».
Проводив мистера Шульца, Люсинда вместе с сестрами Питерс передвинула елку в центр гостиной. Санки она положила так, чтобы Тринкет сразу заметила их.
— Ну когда же наконец будет ровно одиннадцать! — нетерпеливо вскричала Люсинда. — Я просто не могу больше ждать!
И еще раз взглянув на елку, Люсинда подумала, что такой красивой у нее еще никогда не было. За несколько минут до одиннадцати Люсинда начала петь рождественский гимн о том, как дети увидали чудесную елку и возрадовались празднику. Вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял дядя Эрл с множеством свертков в руках. Люсинда бросилась навстречу. Обхватив дядю за талию, она принялась танцевать вместе с ним вокруг елки. Они топали, как два медведя: один большой, другой — маленький.
— Я возрадуюсь! — кричала Люсинда на всю квартиру. — Ты возрадуешься! Он, оно, она возрадуются! Мы возрадуемся! Вы возрадуетесь! Они возрадуются! О, дядя Эрл, как хорошо, что вы наконец пришли! По-моему, я сейчас просто лопну от счастья!
А вскоре появился Тони. Он принес ярко раскрашенных человечков. Их можно было дергать за веревочки, и тогда они очень смешно двигали руками и ногами. Тони быстро развесил человечков на елке — их было ровно столько, чтобы каждому из присутствующих хватило по одному. Еще Тони принес мешок с апельсинами.
— Папа желает тебе веселого Рождества. И мама желает. И я тоже желаю, — смеясь, проговорил он и извлек из кармана деревянный браслет. — Держи, Люсинда. Я специально для тебя его сделал.
По всему браслету шел резной орнамент из листьев и фруктов. Гладкая отшлифованная поверхность матово поблескивала на свету.
— Он просто прекрасный, Тони! — восхитилась Люсинда. — Я буду всю жизнь надевать его на все торжества!
Люсинда тут же решила, что браслет Тони будет самым секретным сокровищем из всех, которые хранятся в ее походной конторке.
Когда все гости расселись вокруг елки, Люсинда тщательно пересчитала: «Мистер и миссис Гиллиган, Джерри Хенлон, мисс Люси-милочка, мистер Ночная Сова, леди Росс, Эледа Соломон, Баттоне, дядя Эрл, Тони, Джоанна, сестры Питерс…» Компания была в сборе. Значит, можно бежать к Бродовски. Вихрем взлетев на третий этаж, девочка трижды стукнула в дверь и спокойно вернулась обратно. Пока она бегала, дядя Эрл и Тони зажгли свечи на елке, и она сияла золотом, серебром и огнями. Не успела девочка опуститься на ковер рядом с Тони Коппино, как послышались звуки скрипки. Все разом повернули головы к входной двери. Тринкет шла, держа маму за руку, а мистер Бродовски, тот самый мистер Бродовски, которому, по словам Ночной Совы, предстояло в одно прекрасное утро стать знаменитым, играл на ходу французскую мелодию «Первое Рождество». Она звучала так замечательно, что гости хором подхватили ее:
Рождество! Рождество! Рождество!
Сын Человеческий родился!
И под звуки торжественного гимна Тринкет пошла навстречу своей первой рождественской елке. Забыв обо всем, она стала медленно огибать дерево. Девочка то и дело останавливалась и осторожно трогала пальцем какую-нибудь игрушку на ветке. Первым ее внимание привлек один из человечков Тони Коппино. Тринкет остановилась. Рот ее сам собой раскрылся, и она тихо заохала от восторга. Только разглядев все, что висело на елке, девочка заметила, что вокруг сидит много людей. Это открытие очень смутило ее. Но тут пришла на помощь Люсинда и усадила Тринкет рядом с собой.
Дядя Эрл принялся раздавать подарки. Люсинде достался пирог от миссис Гиллиган, сатиновый футляр для носовых платков от Джоанны и еще уйма других подарков, из которых ее больше всего обрадовали «Новые приключения Мурзилки» Палмера Кокса от мистера Ночной Совы. Потом дядя Эрл начал вручать подарки Люсинды. К каждому их них девочка приложила по короткому напутствию, и теперь дядя читал эти напутствия вслух.
Пройдет Рождество, и вскоре Люсинда забудет, что и кому пожелала в тот день. Лишь два напутствия сохранятся у нее в памяти на всю жизнь. Первое было вручено Тринкет вместе с варежками:
Красные варежки эти
Будут тебя согревать.
Теперь в любые морозы.
Можешь, Тринкет, смело гулять!
Во втором послании Люсинда обращалась к мистеру Гиллигану, которому купила к Рождеству новую трубку и пачку табака. Строки эти запомнились Люсинде в основном потому, что она так и не смогла подобрать ни одной подходящей рифмы и очень боялась, что мистер Гиллиган обидится:
Как славно быть ирландцем,
Курить большую трубку!
Пусть табака в избытке
Всегда будет у вас!
Но кэбмена отсутствие рифмы ничуть не смутило.
— Ну, доложу я тебе, мисс Люсинда, — в совершеннейшем упоении проговорил он, — про меня еще в жизни никто ничего такого красивого не писал!
У каждого из нас обязательно есть хотя бы одно Рождество, которое оставило след на всю жизнь. Именно таким для Люсинды стал праздник в честь Тринкет. Большинству приглашенных он тоже запомнился. И наверное, отчетливее всех Люсиндино «Рождество для Тринкет» запомнили мистер и миссис Бродовски. Даже много лет спустя они вспоминали о нем, и это согревало их души.
Первым в то утро распрощался с хозяевами мистер Гиллиган.
— Прошу покорно меня извинить, леди и джентльмены, — смущенно объяснил он, — но кэб совсем без меня застоялся.
Тут остальные тоже вспомнили о каких-то делах и начали расходиться. Поднялся и дядя Эрл. Он уже вышел в переднюю, когда внезапно хлопнул себя с досадой по лбу и, проворчав что-то по поводу «дырявой башки», полез во внутренний карман сюртука. Секунду спустя он опустил в карман праздничного передника Люсинды, и в карман выходного костюма Тони, и в одну из красных варежек Тринкет по сияющей золотой монете.
— Всегда их ношу с собой в Рождество для детей, — очень просто объяснил дядя Эрл. — Только не смейте меня благодарить, несносные дети! — замахал он руками. — Мне эти монеты совсем ничего не стоят. Просто перед Рождеством я захожу в банк и прошу горсть золотых для подарков. Видели бы вы, с какой радостью они их дают мне!
Когда разошлись абсолютно все, Люсинда доверительно сказала мисс Нетти:
— Сочельник у тети Эмили в подметки моему Рождеству не годится.
Мисс Питерс позволила оставить елку в квартире до Крещения. Люсинда каждый день приводила Тринкет. Они зажигали свечи на елке, и Тринкет в который раз принималась рассказывать, как увидела эту елку впервые. Старшая девочка очень внимательно слушала, а потом говорила:
— Мы с тобой будем помнить это Рождество до самого конца жизни, Тринкет.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН