Тот, кто громам подражал и Юпитера молниям жгучим.
Ездил торжественно он на четверке коней, потрясая
Факелом ярким, у всех на глазах по столице Элиды,
Требовал, чтобы народ ему поклонялся, как богу.
590 То, что нельзя повторить, – грозу и грома раскаты, —
Грохотом меди хотел и стуком копыт он подделать,
Но всемогущий Отец из туч густых огневую
Бросил в безумца стрелу – не дымящий факел сосновый, —
И с колесницы низверг, и спалил его в пламенном вихре.
595 Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца
Тития[685]: телом своим распластанным занял он девять
Югеров; коршун ему терзает бессмертную печень
Клювом-крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,
Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,
600 И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя.
Надо ль лапифов назвать, Иксиона и Пирифоя?
Камень черный висит над тенями и держится еле,
Будто вот-вот упадет. Золотые ложа, как в праздник,
Застланы пышно, и пир приготовлен с роскошью царской,
605 Яства у самого рта, – но из фурий страшнейшая тут же
То за столом возлежит, не давая к еде прикоснуться,
То встает и, громко крича, поднимает свой факел.[686]
Те, кто при жизни враждой родных преследовал братьев,
Кто ударил отца, или был бесчестен с клиентом,
610 Или, богатства нажив, для себя лишь берег их и близким
Не уделял ничего (здесь таких бессчетные толпы),
Или убит был за то, что бесчестил брачное ложе,
Или восстать на царя дерзнул, изменяя присяге,
Казни здесь ждут. Но казни какой – узнать не пытайся,
615 Не вопрошай об участи их и о видах мучений.
Катят камни одни, у других распятое тело
К спицам прибито колес. На скале Тесей горемычный[687]
Вечно будет сидеть. Повторяя одно непрестанно,
Громко взывая к теням, возглашает Флегий[688] злосчастный:
620 «Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость!»
Этот над родиной власть за золото продал тирану
Или законы за мзду отменял и менял произвольно,
Тот на дочь посягнул, осквернив ее ложе преступно, —
Все дерзнули свершить и свершили дерзко злодейство.
625 Если бы сто языков и столько же уст я имела,
Если бы голос мой был из железа, – я и тогда бы
Все преступленья назвать не могла и кары исчислить!"
Долгий окончив рассказ, престарелая Фебова жрица
Молвила: "Дальше ступай, заверши нелегкий свой подвиг.
630 В путь поспешим: уж стены видны, что в циклоповых горнах
Кованы; вижу я там под высоким сводом ворота:
Нам возле них оставить дары велят наставленья".
Молвила так – и они, шагая рядом во мраке,
Быстро прошли оставшийся путь и приблизились к стенам.
635 Там за порогом Эней окропляет свежей водою
Тело[689] себе и к дверям прибивает ветвь золотую.
Сделав это и долг пред богиней умерших исполнив,
В радостный край вступили они, где взору отрадна
Зелень счастливых дубрав, где приют блаженный таится.
640 Здесь над полями высок эфир, и светом багряным
Солнце сияет свое, и свои загораются звезды.
Тело себе упражняют одни в травянистых палестрах
И, состязаясь, борьбу на песке золотом затевают,
В танце бьют круговом стопой о землю другие,
645 Песни поют, и фракийский пророк[690] в одеянии длинном
Мерным движениям их семизвучными вторит ладами,
Пальцами бьет по струнам или плектром[691] из кости слоновой.
Здесь и старинный род потомков Тевкра прекрасных,
Славных героев сонм, рожденных в лучшие годы:
650 Ил, Ассарак и Дардан, основатель Трои могучей.
Храбрый дивится Эней: вот копья воткнуты в землю,
Вот колесницы мужей стоят пустые, и кони
Вольно пасутся в полях. Если кто при жизни оружье
И колесницы любил, если кто с особым пристрастьем
655 Резвых коней разводил, – получает все то же за гробом.
Вправо ли взглянет Эней или влево, – герои пируют,
Сидя на свежей траве, и поют, ликуя, пеаны[692]
В рощах, откуда бежит под сенью лавров душистых,
Вверх на землю стремясь, Эридана поток многоводный.
660 Здесь мужам, что погибли от ран в боях за отчизну,
Или жрецам, что всегда чистоту хранили при жизни,
Тем из пророков, кто рек только то, что Феба достойно,
Тем, кто украсил жизнь, создав искусства для смертных,
Кто средь живых о себе по заслугам память оставил, —
665 Всем здесь венчают чело белоснежной повязкой священной.
Тени вокруг собрались, и Сивилла к ним обратилась
С речью такой, – но прежде других к Мусею[693], который
Был всех выше в толпе, на героя снизу взиравшей:
"Ты, величайший певец, и вы, блаженные души,
670 Нам укажите, прошу, где Анхиза найти? Ради встречи
С ним пришли мы сюда, переплыли реки Эреба".
Ей в немногих словах Мусей на это ответил:
"Нет обиталищ у нас постоянных: по рощам тенистым
Мы живем; у ручьев, где свежей трава луговая, —
675 Наши дома; но, если влечет вас желание сердца,
Надо хребет перейти. Вас пологим путем поведу я".
Так он сказал и пошел впереди и с горы показал им
Даль зеленых равнин. И они спустились с вершины.
Старец Анхиз между тем озирал с усердьем ревнивым
680 Души, которым еще предстоит из долины зеленой,
Где до поры пребывают они, подняться на землю.
Сонмы потомков своих созерцал он и внуков грядущих,
Чтобы узнать их судьбу, и удел, и нравы, и силу,
Но лишь увидел, что сын к нему по лугу стремится,
685 Руки порывисто он протянул навстречу Энею,
Слезы из глаз полились и слова из уст излетели:
"Значит, ты все же пришел? Одолела путь непосильный
Верность святая твоя? От тебя и не ждал я иного.
Снова дано мне смотреть на тебя, и слушать, и молвить
690 Слово в ответ? Я на это всегда уповал неизменно,
День считая за днем, – и надежды мне не солгали.
Сколько прошел ты морей, по каким ты землям скитался,
Сколько опасностей знал, – и вот ты снова со мною!
Как за тебя я боялся, мой сын, когда в Ливии был ты!"
695 Сын отвечал: "Ты сам, твой печальный образ, отец мой,
Часто являлся ко мне, призывая в эти пределы.
Флот мой стоит в Тирренских волнах. Протяни же мне руку,
Руку, родитель, мне дай, не беги от сыновних объятий!"
Молвил – и слезы ему обильно лицо оросили.
700 Трижды пытался отца удержать он, сжимая в объятьях, —
Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала,
Словно дыханье, легка, сновиденьям крылатым подобна.
Тут увидел Эней в глубине долины сокрытый
Остров лесной, где кусты разрослись и шумели вершины:
705 Медленно Лета текла перед мирной обителью этой,
Там без числа витали кругом племена и народы.
Так порой на лугах в безмятежную летнюю пору
Пчелы с цветка на цветок летают и вьются вкруг белых
Лилий, и поле вокруг оглашается громким гуденьем.
710 Видит все это Эней – и объемлет ужас героя;
Что за река там течет – в неведенье он вопрошает, —
Что за люди над ней такой теснятся толпою.
Молвит родитель в ответ: "Собрались здесь души, которым
Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской
715 Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке.
Эти души тебе показать и назвать поименно
Жажду давно уже я, чтобы наших ты видел потомков,
Радуясь вместе со мной обретенью земли Италийской".
"Мыслимо ль это, отец, чтоб отсюда души стремились
720 Снова подняться на свет и облечься тягостной плотью?
Злая, видно, тоска влечет несчастных на землю!"
"Что ж, и об этом скажу, без ответа тебя не оставлю, —
Начал родитель Анхиз и все рассказал по порядку.[694] —
Землю, небесную твердь и просторы водной равнины,
725 Лунный блистающий шар, и Титана светоч,[695] и звезды, —
Все питает душа, и дух, по членам разлитый,
Движет весь мир,[696] пронизав его необъятное тело.
Этот союз породил и людей, и зверей, и пернатых,
Рыб и чудовищ морских, сокрытых под мраморной гладью.
730 Душ семена рождены в небесах и огненной силой
Наделены – но их отягчает косное тело,
Жар их земная плоть, обреченная гибели, гасит.
Вот что рождает в них страх, и страсть, и радость, и муку,
Вот почему из темной тюрьмы они света не видят.
735 Даже тогда, когда жизнь их в последний час покидает,
Им не дано до конца от зла, от скверны телесной
Освободиться: ведь то, что глубоко в них вкоренилось,
С ними прочно срослось – не остаться надолго не может.
Кару нести потому и должны они все – чтобы мукой
740 Прошлое зло искупить. Одни, овеваемы ветром,
Будут висеть в пустоте, у других пятно преступленья
Выжжено будет огнем или смыто в пучине бездонной.
Маны любого из нас понесут свое наказанье,
Чтобы немногим затем перейти в простор Элизийский.
745 Время круг свой замкнет, минуют долгие сроки, —
Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи,
Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный.
Времени бег круговой отмерит десять столетий, —
Души тогда к Летейским волнам божество призывает,
750 Чтобы, забыв обо всем, они вернулись под своды
Светлого неба и вновь захотели в тело вселиться".
Вот что поведал Анхиз, и сына вместе с Сивиллой
В гущу теней он повлек, и над шумной толпою у Леты
Встали они на холме, чтобы можно было оттуда
755 Всю вереницу душ обозреть и в лица вглядеться.
"Сын мой! Славу, что впредь Дарданидам сопутствовать будет,
Внуков, которых тебе родит италийское племя,
Души великих мужей, что от нас унаследуют имя, —
Все ты узришь: я открою тебе судьбу твою ныне.
760 Видишь, юноша там о копье без жала[697] оперся:
Близок его черед, он первым к эфирному свету
Выйдет, и в нем дарданская кровь с италийской сольется;
Будет он, младший твой сын, по-альбански Сильвием зваться,
Ибо его средь лесов взрастит Лавиния.[698] Этот
765 Поздний твой отпрыск царем и царей родителем станет.
С этой поры наш род будет править Долгою Альбой.
Следом появится Прок,[699] народа троянского гордость,
Капис, Нумитор и тот, кто твоим будет именем назван, —
Сильвий Эней; благочестьем своим и доблестью в битвах
770 Всех он затмит, если только престол альбанский получит.[700]
Вот она, юных мужей череда! Взгляни на могучих!
Всем виски осенил венок дубовый гражданский.[701]
Ими Пометий, Момент, и Фидены, и Габии будут
Возведены, и в горах Коллатия крепкие стены,
775 Инуев Лагерь они, и Кору, и Болу построят,[702]
Дав имена местам, что теперь имен не имеют.
Вот и тот, кто навек прародителя спутником станет,[703]
Ромул, рожденный в роду Ассарака от Марса и жрицы
Илии. Видишь, двойной на шлеме высится гребень?
780 Марс-родитель его отличил почетной приметой!
Им направляемый Рим до пределов вселенной расширит
Власти пределы своей, до Олимпа души возвысит,
Семь твердынь на холмах окружит он единой стеною,
Гордый величьем сынов, Берекинфской богине[704] подобен,
785 Что в башненосном венце по Фригийской стране разъезжает,
Счастлива тем, что бессмертных детей родила, что и внуки
Все – небожители, все обитают в высях эфирных.
Взоры теперь сюда обрати и на этот взгляни ты
Род и на римлян твоих. Вот Цезарь и Юла потомки:
790 Им суждено вознестись к средоточью великого неба.
Вот он, тот муж, о котором тебе возвещали так часто:
Август Цезарь, отцом божественным вскормленный,[705] снова
Век вернет золотой на Латинские пашни, где древле
Сам Сатурн был царем, и пределы державы продвинет,
795 Индов край покорив и страну гарамантов, в те земли,
Где не увидишь светил, меж которыми движется солнце,[706]
Где небодержец Атлант вращает свод многозвездный.
Ныне уже прорицанья богов о нем возвещают,
Край Меотийских болот и Каспийские царства пугая,
800 Трепетным страхом смутив семиструйные нильские устья.
Столько стран не прошел ни Алкид в скитаниях долгих,
Хоть и сразил медноногую лань и стрелами Лерну
Он устрашил и покой возвратил лесам Эриманфа,
Ни виноградной уздой подъяремных смиряющий тигров
805 Либер[707], что мчится в своей колеснице с подоблачной Нисы.
Что ж не решаемся мы деяньями славу умножить?
Нам уж не страх ли осесть на земле Авзонийской мешает?
Кто это там, вдалеке, ветвями оливы увенчан,
Держит святыни в руках? Седины его узнаю я!
810 Римлян царь, укрепит он законами первыми город;
Бедной рожденный землей, из ничтожных он явится Курий,
Чтобы принять великую власть.[708] Ее передаст он
Туллу[709], что мирный досуг мужей ленивых нарушит,
Двинув снова в поход от триумфов отвыкшее войско.
815 Анк на смену ему воцарится, спеси не чуждый:[710]
Слишком уж он и сейчас дорожит любовью народа.
Хочешь Тарквиниев[711] ты увидать и гордую душу
Мстителя Брута[712] узреть, вернувшего фасции Риму?
Власти консульской знак – секиры грозные – первым
820 Брут получит и сам сыновей, мятеж затевавших,
На смерть осудит отец во имя прекрасной свободы;
Что бы потомки о нем ни сказали, – он будет несчастен,
Но к отчизне любовь и жажда безмерная славы
Все превозмогут. Взгляни: вдалеке там Деции, Друзы,[713]
825 С грозной секирой Торкват и Камилл, что орлов возвратит нам.[714]