– Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что этот аэроплан будет моим в будущем, а ты – тот парень, которым я когда-нибудь стану.
– Я не осмелился взглянуть на него.
– Не так уже плохо, – сказал он. – Я бы высказал такую же догадку.
– Догадку? Разве ты не знаешь?
– Все становится запутанным, когда начинаешь много об этом думать. Я
– одно из твоих будущих, ты – одно из моих прошлых. Мне кажется, что ты Ричард Бах, переживающий сейчас денежный ураган, не правда ли?
Новый известный автор? Девять аэропланов, не так ли? Я безупречная идея, которую ты разработал для описания совершенной женщины? Ты всецело верен этой женщине, но она оставляет равнодушным?
Мы вошли правым крылом в восходящий поток, и я круто свернул в него.
– Не поворачивай слишком резко, – сказал он. – Ведь у этого самолета малый поворотный радиус, и ты можешь войти в поток, лишь слегка накренившись.
– Хорошо. – Эта радость-аэроплан будет моим! А я буду им. Сколько всего он, должно быть, знает!
– Послушай, – сказал я. – У меня есть несколько вопросов. Ты из моего далекого будущего? Двадцать лет?
– Ближе к пяти, хотя кажется, что пятьдесят. Я мог бы сэкономить тебе сорок девять из них, если бы ты меня слушал. Между нами существует некоторое различие. У меня есть ответы на все твои вопросы, но, клянусь, ты не будешь их слушать, пока тебя не разгладит Великим
Катком Жизненного Опыта.
Мое сердце сжалось.
– Ты думаешь, что я испугаюсь того, что ты мне скажешь? Ты уверен в том, что я не буду слушать?
– А что, будешь?
– Кому же мне доверять, если не тебе? – сказал я. – Конечно же, я буду слушать!
– Ты сможешь меня выслушать, но ничего не сделаешь. Мы встретились сегодня, потому что нам обоим это интересно, но я сомневаюсь в том, что мои советы тебе помогут.
– Помогут!
– Не помогут, – сказал он. – Что-то похожее на этот аэроплан. В твоем времени у него еще нет названия, его еще не изобрели. Когда ею изобретут, он будет назван сверхлегким, и это будет революционным достижением в области спортивной авиации. Но ты не сможешь купить эту машину в готовом виде, Ричард, или нанять того, кто построит ее для тебя. Тебе придется создать ее самому: по частям. Шаг первый, шаг второй, шаг третий. То же касается и ответов на твои вопросы, ты не примешь их, если я тебе выдам их бесплатно, если я слово в слово расскажу тебе, в чем их смысл.
Я знал, что он ошибается.
– Ты забыл, – сказал я, – как быстро я обучаюсь! Дай мне ответ и
/.a,.b`(, что я сделаю с ним!
Он легонько постучал по рычагу управления, давая мне понять, что хочет полетать некоторое время на нашем воздушном змее. В восходящем потоке мы поднялись еще на тысячу футов и находились уже почти под самым облаком. Поля, луга, леса, холмы, реки – все это простиралось под нами, как краски на бархатном холсте. Дорог не было. Поднимаясь вверх, мы слышали лишь тихое дуновение, шепот еле заметного ветерка.
Со спокойной улыбкой картежника, начинающего блефовать, он сказал:
– Ты хочешь найти свою родственную душу?
– Да! Я давно ищу ее, ты ведь знаешь!
– Твои защитные доспехи, – сказал он, – предохраняют тебя от всех тех женщин, которые со всей определенностью погубили бы тебя. Но если ты не перестанешь защищаться, ты оттолкнешь от себя и ту единственную, которая любит тебя, понимает тебя, спасает тебя от твоих собственных средств защиты. Для тебя существует только одна совершенная женщина.
Она единственна, а не множественна. Ответ, который ты ищешь, состоит в том, чтобы отказаться от своей Свободы, своей Независимости и жениться на Лесли Парриш.
Он правильно поступил, когда взял управление самолетом в свои руки прежде, чем сказать это мне.
– Ты говоришь: ЧТО? – я задыхался от одной мысли об этом. – Ты: Ты говоришь: ЖЕНИТЬСЯ? Я не представляю себе: Ты знаешь, что я думаю о браке? Разве ты не помнишь, что я говорю в лекциях? Что после Войны и
Религиозных Организаций, Брак приносит людям больше несчаст: ты думаешь, что я не верю в это? Отказаться от моей СВОБОДЫ!! И моей
НЕЗАВИСИМОСТИ? Ты говоришь мне, что ответ на мои вопросы состоит в том, чтобы ЖЕНИТЬСЯ? Ты что: мне сказать: ЧТО?
Он рассмеялся. Я не видел во всем этом ничего смешного. Я посмотрел на горизонт.
– Ты действительно испугался, не правда ли? – спросил он. – Но в этом ответ, который ты ищешь. Если бы ты прислушался к тому, что ты знаешь, вместо того, что бояться:
– Я не верю тебе.
– Возможно, ты прав, – сказал он. – Я – твое самое вероятное будущее, но не единственное. – Он повернулся на сидении, протянул руку по направлению к мотору и потянул рычажок смесителя. – Но вполне может быть и так, я думаю, что моя жена Лесли когда-то будет и твоей женой тоже. Она сейчас спит в моем мире, точно так же, как твоя подруга
Лесли спит в твоем на другой стороне континента, вдали от тебя. Каждая из твоих многих женщин – и это то, чему ты научился у них, – демонстрирует, каким подарком судьбы является для тебя эта одна женщина. Ты понимаешь это? Тебе нужны еще какие-то ответы?
– Если все сводится к тому, о чем ты говоришь, – сказал я, – я не уверен в том, что они мне нужны. Отказаться от своей свободы? Мистер, вы не знаете, кто я такой. Обойдусь без ваших ответов. Увольте!
– Не беспокойся. Ты забудешь этот полет; ты не вспомнишь о нем еще долго.
– Не забуду, – сказал я. – У моей памяти железная хватка
– Старина, – сказал он спокойно. – Я так хорошо тебя знаю. Ты не устаешь от своего упрямства?
– Смертельно устаю. Но если упрямство мне требуется для того, чтобы прожить свою жизнь так, как я хочу ее прожить, я буду упрямым и впредь.
Он засмеялся и дал самолету возможность соскользнуть с вершины восходящего потока. Мы медленно плыли над пересеченной местностью, и казалось, что мы летим не в самолете, а на воздушном шаре. Я не хотел обращать внимания на его ответы, они ужаснули, напугали и рассердили меня. Но детали сверхлегкого аэроплана отпечатались в моей памяти:
+n,(-(%"k) каркас и арматура, выпуклая поверхность крыла, присоединение кабелей из нержавеющей стали и даже забавное изображение птеродактиля, нарисованное на киле. Я мог начать собирать его хоть сейчас, если я должен был это сделать.
Он нашел поток нисходящего воздуха и закружился в нем вниз подобно тому, как мы раньше поднимались в восходящем потоке вверх. Встреча должна была вскоре закончиться.
– Ладно, – сказал я. – Срази меня еще какими-нибудь ответами.
– Я не думаю, что мне стоит это делать, – сказал он. – Я хотел предупредить тебя, но сейчас я больше не вижу в этом необходимости.
– Пожалуйста. Прости мне мое упрямство. Вспомни о том, кто я.
Он некоторое время молчал, а затем решил продолжить разговор:
– С Лесли ты будешь более счастлив, чем когда-либо раньше, – сказал он. – В этом тебе повезет, Ричард, потому что все остальное будет катиться прямо в ад. Вас вдвоем с ней будет преследовать правительство, чтобы вы выплатили ему деньги, которые ты будешь должен из-за плохой работы своих менеджеров. Ты не сможешь писать, потому что
Департамент по налогообложению будет угрожать тебе конфискацией всего твоего имущества. Ты разоришься, станешь банкротом. Ты потеряешь свои аэропланы, все до последнего, свой дом, свои деньги, все. И ты ничего не сможешь делать в течение нескольких лет. Это будет самым приятным из всего, что когда-либо происходило с тобой. И все это когда-нибудь случится с тобой.
Пока я слушал, во рту у меня пересохло.
– Это один из ответов на мои вопросы?
– Нет. Ответ появится, когда ты проживешь все это.
Он пошел на снижение под лужайкой на вершине холма и посмотрел вниз.
На краю поляны стояла женщина. Заметив нас, она помахала нам, летящим в аэроплане.
– Хочешь посадить его? – спросил он, предлагая мне рычаги управления.
– Здесь слишком мало места для того, чтобы приземляться в первый раз.
Сделай это сам.
Он выключил мотор и спланировал вниз по окружности большого радиуса.
Когда мы пролетели над последними деревьями, за которыми начиналась поляна, он ушел носом вниз, долетел до самой травы, а затем снова мягко поднял нос вверх. Наш сверхлегкий не начал набирать высоту, а проплыл несколько секунд в воздухе, коснулся колесами земли, прокатился некоторое расстояние и остановился рядом с Лесли, которая была еще более пленительна, чем та, которую я оставил в Калифорнии.
– Привет вам обоим, – сказала она. – Я решила, что встречу вас здесь вместе с вашим аэропланом. – Она потянулась к другому Ричарду, чтобы поцеловать его, и потрепала его волосы. – Предсказываешь ему судьбу?
– Рассказал ему, что он найдет, что потеряет, – ответил он. – Он такой чудной, дорогая! Он подумает, что ты – сон!
Ее волосы были длиннее, чем тогда, когда я ее в последний раз видел, а лицо мягче. Она была одета в тонкий шелк лимонного цвета. Закрытая свободная блузка могла бы показаться слишком строгой, если бы шелк не был таким тонким. Широкий и яркий, как солнечный свет, пояс охватывал ее талию. Просторные брюки из белой парусины были без швов и доходили до самой травы, закрывая все, кроме носков ее босоножек. Мое сердце чуть не остановилось, мои защитные стены готовы были рассыпаться в этот момент. Если мне суждено провести свою жизнь на земле в обществе женщины, подумал я, пусть это будет эта женщина.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Я специально оделась для этого случая. Не часто нам представляется возможность встретиться со своими предшественниками: не часто это случается в середине жизни.
– Она обняла его, когда он вылез из аэроплана, а затем повернулась ко мне и улыбнулась. – Как ты себя чувствуешь Ричард?
– Преисполненным зависти, – ответил я.
– Не завидуй, – сказала она. – Этот аэроплан когда-то будет твоим.
– Я не завидую аэроплану твоего мужа, – сказал я. – Я завидую ему, потому что у него такая жена.
Она покраснела.
– Ты – тот, кто ненавидит брак, не так ли? Брак – это «скука, застой и неизбежная потеря уважения друг к другу»!
– Может быть, не неизбежная.
– Это уже хорошо, – сказала она. – Как ты думаешь, твое отношение к браку изменится когда-нибудь?
– Если верить твоему мужу, то да. Я не мог этого понять, пока не увидел тебя.
То, что ты увидел, не поможет тебе завтра, – сказал Ричард из будущего. – Эту встречу ты тоже забудешь. Тебе придется самостоятельно научиться всему, делая открытия и совершая ошибки. Она взглянула на него.
– В богатстве и в бедности.
Он едва заметно улыбнулся ей и сказал:
– До тех пор, пока смерть не сблизит нас еще больше.
Они подшучивали надо мной, но я любил их обоих.
Затем он сказал мне:
– Наше время здесь подошло к концу. И тебе уже есть что забывать.
Полетай на аэроплане, если хочешь. А нам нужно спешить обратно в мир своего бодрствования, который так далек во времени от тебя, но так близок для нас. Я сейчас пишу новую книгу, и если мне повезет, первым делом после пробуждения я запишу этот сон на бумагу.
Он медленно протянул руку в направлении ее лица, будто желая коснуться его, и исчез.
Женщина вздохнула, грустя от того, что время сна истекло.
– Он проснется, и я проснусь вслед за ним через минутку.
Она плавно сделала шаг в мою сторону и к моему изумлению нежно поцеловала меня.
– Тебе будет нелегко, бедный Ричард, – сказала она. – И ей тоже будет трудно. Той Лесли, которой я была. Вас ждут трудные времена! Но не бойтесь. Если хочешь, чтобы волшебство вошло в твою жизнь, откажись от своих защитных приспособлений. Волшебство во много раз сильнее, чем сталь!
Ее глаза были подобны вечернему небу. Она знала. Как много всего она знала!
Не переставая улыбаться, она исчезла. Я остался один на поляне с аэропланом. Я не полетел на нем снова. Я стоял на траве и запоминал все случившееся со мной, пытаясь навсегда запечатлеть в своем уме ее лицо, ее слова – пока вся окружающая обстановка не исчезла из виду.
Когда я проснулся, за окном было темно, стекло было усеяно дождевыми каплями, а на дальнем берегу озера виднелась изогнутая дугой линия вечерних огней. Я выпрямил ноги и сел в темноте, пытаясь вспомнить свой сон. Рядом с креслом был блокнот и ручка.
Мимолетное сновидение. Доисторическое летающее животное с разноцветными перьями, которое перенесло меня в мир, где я встретился лицом к лицу с женщиной, самой прекрасной из всех, когда-либо виденных мной. Она сказала лишь одно слово: «Волшебство». Это было самое красивое лицо:
Волшебство. Я знал, что во сне были еще какие-то события, но я не мог их вспомнить. Меня переполняло одно чувство – любовь, любовь, любовь. Она не была сном. Я прикасался к реальной женщине! Одетой в солнечный свет. Это была живая женщина, а я не могу найти ее!
Где ты?
Чувство безысходности нахлынуло на меня, и я швырнул блокнот в окно. Он отскочил, рассыпался и, роняя страницы, упал на разложенные мной летные карты южной Калифорнии.
– Сейчас, черт побери! Где ты СЕЙЧАС?
Двадцать четыре
Когда это случилось, я был в Мадриде, игриво шатаясь сквозь турне испанской репрезентации книги, давая интервью на языке, вызывающем у телегостей и репортеров улыбку. Почему бы и нет? Разве мне не было приятно, когда испанский или немецкий или французский или японский или русский посетитель Америки, отпихнув переводчика, дает его или ее интервью на английском? Ну, синтаксис слегка того, слова выбираются не совсем так как местный бы их выбрал, но как прекрасно наблюдать, как эти люди храбро балансируют на тонкой грани, стараясь с нами говорить!
– События и идеи, о которых Вы пишете, сеньор Бах, вы в них верите, работают ли они на Вас?
Камера загадочно гудит, ожидая, когда я переведу вопрос для собственного понимания.
– Нет такого писателя во всем мире, – я говорил предельно медленно, – который или которая бы смогли бы писать книгу на идеях, в которые она или он не верили бы. Мы можем написать что-то настоящее, если только верим понастоящему. Я не настолько еще совершенен: как сказать по-испански «избранный»: чтобы жить по идеям, чего мне сильно хотелось бы, но я совершенствуюсь с каждым днем.
Языки – большая пушистая подушка, проложенная между нациями – то, что другие говорят смазано и почти теряется в них, и когда мы говорим согласно их грамматике, пух забивает нам рот. Одно другого стоит. Какое удовольствие выразить идею фразами, пусть далекими словами, медленно, и послать ее в плаванье через бездну, к разноязыким человеческим сущностям.
Телефон в номере зазвонил поздно ночью, и, прежде чем я успел подумать по-испански, сказал «АЛЛО». Маленький, придавленный голос длинногодлинного расстояния:
– Привет, покоритель, это я.
– Вот так приятный сюрприз! Ну разве ты не прелесть, что позвонила!
– Боюсь, у нас тут несколько ужасных проблем, и я должна была позвонить.
– Что за проблемы? – Я не мог себе представить, какие проблемы могли бы быть столь важными для Лесли, чтобы позвонить в полночь в Мадрид.
– Твой бухгалтер старается до тебя добраться, – сказала она. – Тебе известно про IRS? Тебе никто не рассказывал? Твой деловой менеджер говорит что-нибудь? Длинная линия оттрещалась и отшипелась.
– Нет. Ничего. Что такое IRS? Что происходит?
– Служба налоговой инспекции. Они хотят, чтобы ты уплатил им миллион долларов до понедельника или они аннулируют все чем ты владеешь!
Это был удар такой силы, что это не могло быть правдой.
– Аннулируют все? – сказал я, – До понедельника? Почему понедельник?
– Они послали официальное уведомление три месяца тому. Твой менеджер тебе не сказал. Он говорит, что ты не любишь плохих новостей:
Она сказала так печально, что я понял – она не разыгрывает. Как я должен был поступить с деловым менеджером, финансовым менеджером: зачем я нанял этих профессионалов? На самом деле я не нуждался в том, чтобы нанимать экспертов для такой простой вещи как уплата подоходного налога в IRS. Я бы мог это делать сам.