Но Кортес и впрямь родился в рубашке. «Наступил вечер, – писал один из историков, стремившийся доказать, что сам бог охранял этого разбойничьего вождя, и спустившаяся тьма окутала своим покровом последнее сборище убийц, сокрыв от людей задуманное ими злодеяние. Но не дремало лишь одно всевидящее око, для которого и тьма являлась светом и чей внимательный взор проник в сокровенные тайны человеческих сердец… Господь бог видел, как зреет этот кровавый замысел, и этого было достаточно, чтобы его разгадать. Один миг, и словно пелена спала с глаз испанцев, и тайное стало явным…»
Одного из заговорщиков, старого соратника Кортеса, вдруг стали одолевать страх и сомнения. Чем ближе подходил миг, когда командующего должен был сразить предательский удар, тем страх этот становился все сильнее и сильнее. Заговорщик поспешил к Кортесу и, пав к его ногам, сообщил все подробности заговора. Командующий, как всегда, действовал быстро и решительно.
Взяв с собою нескольких преданных ему офицеров и судей, он отправился к Вильяфане, который в то время совещался со своими друзьями-заговорщиками.
Ацтекские воины во время битвы (с фрески Диего Риверы в Национальном дворце в Мехико).
Вильяфана попытался было уничтожить список заговорщиков, но Кортес ловко вырвал у него из рук бумагу и, пробежав ее глазами, с удивлением убедился, что там много близких ему людей – храбрых воинов и офицеров. Разорвав лист на мелкие куски, командир приказал немедленно предать Вильяфану военному суду и, взяв на себя роль председателя, приговорил его к смерти. Мятежника повесили на окне дома, где он квартировал.
Солдаты, ничего не знавшие о случившемся, были поражены картиной ужасной казни, заговорщики же дрожали от страха. Однако Кортес не стал разматывать нити заговора, ибо в нем было замешано, слишком много людей. Он собрал войско и, сообщив о случившемся, заметил, что преступник даже под пыткой не выдал ни одного сообщника и якобы унес в могилу тайну преступления. Он, Кортес, очень сожалеет, что среди солдат оказались такие подлые изменники. Он, правда, не припомнит случая, чтобы кого-нибудь обидел. Если же это не так, то пусть обиженные заявят свои претензии и подадут жалобы. Никто, конечно, не пожелал открыть рта, радуясь втихомолку, что неудавшийся заговор так и остался нераскрытым – никому не хотелось разделить участь Вильяфаны.
Кортес был достаточно умен и дальновиден, чтобы перед решающим сражением сдержать свой гнев: солдат и офицеров, замешанных в мятеже, по закону должно было предать смерти, а это могло восстановить против Кортеса большую часть отряда.
Эта шайка разбойников уважала своего атамана – отважного и сурового воина, не страшившегося никаких опасностей. Они понимали, что судьба всей экспедиции неразрывно связана с его судьбой. Поэтому ветераны решили выделить командующему телохранителей, которые должны были оберегать его дни и ночи, в бою – от ацтеков, а дома – от предателей.
28 апреля 1521 года бригантины были спущены на воду.
После торжественного молебна воины исповедались, и патер Ольмедо испросил у всевышнего благословения на новый поход. Затем раздался пушечный залп – знак для спуска бригантин. Патер освятил каждую из них и дал им имена. Бригантины, одна за другой, заскользили к озеру Тескоко по каналу, стенки которого были укреплены сваями и камнями.
Как рассказывает Эррера, корабли, украшенные флагами Кастилии, вызвали у зрителей – конкистадоров и индейцев – такой восторг, что крики радости и восхищения заглушили музыку и грохот артиллерийского салюта. Испанцы запели «Те Deum», вознося хвалу всевышнему. Более всех был растроган сам Кортес. Его переполняла радость, ибо теперь он владел силой, способной разгромить твердыни гордого Теночтитлан а.
Затем состоялся смотр войск. Свыше восьмисот пехотинцев (среди них восемьдесят аркебузиров и мушкетеров) и около девяноста всадников – таково было войско испанцев. Его вооружение составляли три большие и пятнадцать легких пушек (фальконетов), большое количество пороха и много пуль и стрел с медными наконечниками по индейскому образцу. Боевую технику дополняли еще тринадцать бригантин. На каждой из них была установлена пушка, а экипаж их составлял триста человек.
При укомплектовании экипажей Кортес столкнулся с немалыми трудностями, ибо испанские идальго считали унизительной работу на кораблях, и никто добровольно не хотел браться за нее.
Командующий попытался было подобрать гребцов из уроженцев портовых городов Испании, но их было мало, и пришлось заставить идальго выполнять эту тяжелую работу. Командование флотилией взял на себя сам Кортес.
После смотра войск командующий разослал гонцов, которые должны были сообщить всем союзникам, что скоро начнется решающее наступление на Теночтитлан и обещанные вспомогательные войска должны прибыть к месту сбора в течение десяти дней. Тласкальцам надлежало явиться в Тескоко, остальные должны были направиться в Чалько и оттуда начать боевые операции в южной части ацтекской долины.
В Тескоко прибыло пятьдесят тысяч тласкальцев во главе с Хикотеикатлем. В лагере неожиданно вспыхнула ссора между воином-испанцем и одним из тласкальских касиков. Касик был опасно ранен и немедленно отправлен обратно в родной город. Кортесу ничего не сообщили об этом неприятном инциденте.
Раненый касик был близким родственником Хикотенкатля. Гордый и смелый вождь, глубоко переживая случившееся, на первом же привале покинул войско конкистадоров и вместе со своими приближенными отправился обратно в Тласкалу.
Узнав об уходе Хикотенкатля, Кортес послал ему вдогонку отряд тласкальцев и индейцев из Тескоко с приказом задержать беглецов и уговорить их сейчас же вернуться. Капитан-генерал прекрасно понимал, какие последствия для испанцев может иметь бегство Хикотенкатля.
Но тласкальский вождь не захотел слушать гонцов, восхвалявших благоразумие его соплеменников и отца, поддерживавших с испанцами дружеские отношения.
– Тем хуже для тласкальцев, – промолвил он. – Если бы они вняли моему совету, они никогда не стали бы игрушками в руках коварных чужестранцев.
Узнав, что эта миссия не увенчалась успехом, Кортес решил действовать беспощадно.
– Хикотенкатль всегда был врагом испанцев, – заявил он, посылая всадников для поимки беглеца. – Он выступал против нас и открыто и тайно: сначала в бою, а затем на военном совете. Не стоило даже тратить время на переговоры с этим коварным индейцем.
Кортес тотчас же сообщил о случившемся военному совету Тласкалы, добавив, что испанцы за дезертирство карают смертью. Совет и даже отец Хикотенкатля были согласны выдать конкистадорам молодого вождя.
Всадники схватили Хикотенкатля, заковали его в цепи и привезли обратно в Тескоко, где его ожидал суровый суд. После объявления приговора он был повешен на городской площади. Все его имущество – земля, рабы и золото – было конфисковано в пользу испанского короля.
По замыслу Кортеса, сначала надо было захватить все три дамбы, которые вели через озеро в Теночтитлан, и таким образом отрезать столицу от внешнего мира. Поэтому Кортес разбил свое войско на три отряда: Сандоваль должен был атаковать столицу с юга, а Олид и Альварадо – обогнуть озеро с севера, снова взять Тлакопан, от него двинуться к Чапультепеку и разрушить там водопровод, снабжающий Теночтитлан водой.
Решающее сражение за Теночтитлан началось 13 мая 1521 года.
Свои первые боевые операции Альварадо и Олид провели успешно. Город Тлакопан был уже покинут населявшими его тепанеками: они то ли ушли к ацтекам, то ли укрылись в горах. Испанцы заняли город без боя и двинулись затем к Чапультепеку. Отсюда брал начало городской водопровод. Сложенный из кирпичей акведук шел по узкой дамбе через все озеро. По нему из горных источников и озер поступала в столицу прекрасная питьевая вода. Ацтеки яростно защищали акведук, но не смогли отразить натиск испанцев, и водопровод был разрушен.
На следующий день испанцы направились к дамбе с намерением захватить ближайший мост.
Как и в незабываемую «Ночь печали», дамба была сплошь заполнена ацтекскими воинами. Во многих местах ее пересекали баррикады, поэтому испанцы продвигались вперед лишь с большим трудом. По озеру сновали бесчисленные пироги с ацтекскими воинами. На челнах были установлены огромные щиты, и оружие испанцев не причиняло ацтекам особого вреда.
После длительного и ожесточенного боя, потеряв около пятидесяти человек убитыми и тяжелоранеными, испанцы позорно отступили. Они не отваживались возобновить атаку до прибытия Кортеса с бригантинами.
Тем временем Сандоваль отправился в Истапалапан. Путь его пролегал по местности, населенной дружелюбно настроенными племенами. К небольшому отряду испанцев в Чалько присоединилось огромное количество индейцев (число союзников-индейцев в войске Кортеса достигло впоследствии ста двадцати пяти тысяч человек). Под Истапалапаном завязался бой, и Сандоваль занял расположенную на суше часть города, жители которого укрылись на озере в свайных постройках.
Бригантина спешит на помощь пехоте (из старинной мексиканской рукописи).
Итак, испанцы захватили уже две дамбы, ведущие к Теночтитлану – южную и западную. Оставалась еще третья дамба – северная. Она переходила в главную магистраль, пересекавшую центр города. В случае поражения осажденные могли отступить по ней. Пока же она служила для связи с побережьем и доставки в город продовольствия. Это заметил Альварадо со своего наблюдательного пункта в Тлакопане и доложил капитан-генералу.
Кортес приказал Сандовалю занять северную дамбу и оттуда начать наступление, чтобы взять Теночтитлан в кольцо. Однако командующий отнюдь не собирался спокойно ожидать, пока голод и жажда заставят ацтеков сложить оружие. Он приказал начать энергичное наступление со всех сторон, согласуя атаки судов и пехоты. Бригантины двигались по обе стороны дамбы за пехотой, поддерживая ее огнем, заходили в тыл ацтекам, нападали на них с флангов.