6 апреля по инициативе Центральной рады был созван Всеукраинский национальный конгресс, на который съехались около 900 представителей украинских национальных и социальных организаций с Украины и из России. 8 апреля конгресс выбрал новый состав Центральной рады из 118 членов во главе с председателем М. Грушевским и его заместителями В. Винниченко и С. Ефремовым, При этом Рада могла расширять свой состав за счет представителей партий, рабочих, военных и крестьянских организаций. Численность Рады достигла сначала 480 членов, а после включения в ее состав представителей национальных меньшинств к августу — уже 639 членов. Между сессиями этой Большой рады действовал Комитет Центральной рады (с июля — Малая рада). Крупнейшей фракцией в Раде были эсеры, но политически доминировали социал-демократы и социалисты-федералисты.
Национальное движение развернулось и в армии, что придало ему дополнительную силовую опору и радикальность, так как солдаты были возбуждены безысходностью и все более очевидной бессмысленностью мировой бойни. 5-8 мая прошел I всеукраинский войсковой съезд, 700 делегатов которого представляли до 900 тысяч солдат и офицеров. Съезд выступил за создание украинизированных частей и национально-территориальную автономию, избранный им Украинский военный генеральный комитет вошел в Центральную раду, обеспечив ее связь с войсками.
Однако идея национально-территориальной автономии не встретила понимания со стороны Временного правительства, что охладило отношения и без того шаткой центральной власти и Центральной Рады. Особенно решительно против автономии выступали кадеты, приверженные идее единой и неделимой России. Эсеры были федералистами, но в своей политике шли на уступки кадетам, опасаясь за судьбу правительственного блока. Поэтому они относили решение всех крупнейших политических вопросов к прерогативе Учредительного собрания, выборы в которое надеялись выиграть. А пока правительство выступало против предоставления Украине специфического статуса. Центральная рада вышла из Исполкома СООО, влияние которого после этого стало быстро падать, так как и Совет рабочих и солдатских депутатов действовал практически самостоятельно.
Не добившись соглашения с Временным правительством, украинское национальное движение усилило давление на центральную власть, запланировав II Всеукраинский воинский съезд. Этот съезд был запрещен военным министром А. Керенским, но все равно собрался и 10 июня провозгласил принятый в тот же день Комитетом Центральной рады Универсал. В этом документе, который получил название Первого Универсала Центральной рады говорилось: «Не отделяясь ото всей России, не разрывая с российским государством, пусть украинский народ на своей земле имеет право сам управлять своей жизнью. Пусть порядок и строй на Украине определит выбранное общим, равным, прямым и тайным голосованием Всенародное Украинское Собрание (Сейм)». Универсал требовал от каждого органа местной власти, который «стоит за интересы украинского народа», установить организационные сношения с Центральной радой. Прежде всего Универсал обращался к «членам нашей нации», но также выражал надежду, что «неукраинские народы, которые живут на нашей земле», примут участие в создании украинской автономии. Важным шагом стало решение ввести налог в пользу Украины
{68}
. Универсал был торжественно провозглашен на Софийской площади Киева в присутствии делегатов войск. 15 июня был создан исполнительный орган Рады — Генеральный секретариат во главе с левым социал-демократом В. Винниченко.
Временное правительство не имело возможности пресечь «самоуправство» Центральной рады и вынуждено было договариваться. 29 июня четыре российских министра — А. Керенский, М. Некрасов, И. Церетели и М. Терещенко — прибыли в Киев на переговоры. Теперь они уже были согласны предоставить Украине автономию с последующим утверждением ее Учредительным собранием. Для этого планировалось подписать соглашение, после чего стороны публично декларировали бы единство своих действий. В Центральную раду должны были быть включены представители этнически неукраинского населения, чтобы она представляла всех граждан Украины. Таким образом, в результате переговоров автономия приобретала территориальный, а не национально-территориальный характер, хотя и с национально-пропорциональным представительством (пропорции определялись в результате переговоров между лидерами Центральной рады и представителями «меньшинств» — Раду пополнили 202 действительных члена и 51 кандидат). При Временном правительстве должна была быть введена должность комиссара по украинским делам, оно, не поступившись своей законодательной властью, обещало согласовывать с Радой законодательство по Украине. С Керенским договорились о комплектовании украинских частей украинцами.
Когда вернувшиеся в Петроград министры 2 июля доложили коллегам об итогах переговоров с Радой, возмущенные кадеты вышли из правительства, что положило начало июльскому политическому кризису в Петрограде. Оставшиеся министры признали Генеральный секретариат высшим органом управления региональными делами, назначаемым Временным правительством по согласованию с Центральной Радой. Последней предлагалось разработать проект национально-территориальной автономии для утверждения правительством. В ответ 3 (16) июля Центральная рада приняла свой Второй универсал, где подтвердила, что «всегда стояла за то, чтобы не отделять Украину от России», и сообщила об уступках Временному правительству — об утверждении состава Генерального секретариата в Петрограде, о подготовке законодательства о национально-территориальной автономии для принятия всероссийским Учредительным собранием
{69}
. Треть депутатов Рады выступили против этих уступок. После дополнения Рады представителями национальных меньшинств (около трети ее состава, 18 членов Малой рады), Генеральный секретариат также был реорганизован на многоэтничной основе, хотя украинцы сохранили в нем ведущие позиции.
В Центральную раду вступили и большевики, которые заявили: «Вступая в Центральную украинскую раду, мы здесь будем вести неуклонную борьбу с буржуазией, буржуазным национализмом и будем звать рабочих и крестьян Украины под красное знамя Интернационала для полной победы пролетарской революции»
{70}
.
Пока в Петрограде бушевали политические страсти, лидеры Центральной рады подготовили проект устава Генерального секретариата, регулирующий его полномочия, то есть, таким образом — сферу украинской автономии. В уставе говорилось и о Центральной раде как органе революционной демократии всех народов Украины, который служит утверждению автономии Украины и ведет подготовку к Российскому и Украинскому учредительным собраниям, Таким образом лидеры Центральной рады пытались легитимизировать не только Генеральный секретариат, но и права Рады, а также идею Украинского учредительного собрания. 15 июля В. Винниченко в сопровождении министров X. Барановского и М. Рафеса отправился утверждать состав Генерального секретариата и его устав в Петроград. Там украинцы встретили холодный прием.
Победив своих противников слева, А. Керенский воссоздал под своим руководством коалицию с кадетами. Теперь уступки украинским «сепаратистам» были не ко времени. Поскольку проект устава Генеральному секретариату вышел за рамки киевских договоренностей, он был отвергнут комиссией Временного правительства. Вместо него правительство 4 августа выпустило инструкцию Генеральному секретариату, которая ставила этот орган в свое административное подчинение, не признавала властных полномочий за Центральной радой и ограничивало территорию, подчиненную Генеральному секретариату Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и частично Черниговской губерниями. Екатеринославская губерния, таким образом, оставалась за Россией. Временное правительство запрещало Генеральному секретариату иметь в своем составе секретариаты по военным, судебным и продовольственным делам, путей сообщения, почт и телеграфов. Впрочем, большинство этих сфер еще недавно и сам М. Грушевский относил к компетенции российского центра.
Решение Временного правительства возмутило депутатов Малой рады. Позднее Винниченко вспоминал: «Инструкция была ничем иным, как циничным, бесстыдным и провокационным нарушением соглашения 16 июля и откровенным желанием вырвать из рук украинства все его революционные достижения»
{71}
. Впрочем, как раз в августе 1917 г. Винниченко был настроен куда спокойнее: «Инструкция — это уже признание принципа автономии, которого мы вначале только и добивались. Но теперь мы добились большего, чем хотели два месяца назад. Признание самой идеи автономии, а не “областного самоуправления”, гораздо важнее… Если мы поглядим на фактическое соотношение сил, то можем сказать, что инструкция открывает для нас широкое поле как моральной, так и публично-правовой работы. И меня удивляют некоторые товарищи, которые так пессимистично смотрят на этот документ»
{72}
. Действительно, инструкция закрепляла автономию Украины и предоставляла ей четкие границы, в которые были включены территории с очевидным преобладанием именно украиноязычного населения. В инструкции даже упоминалась Центральная рада, хотя за ней какие-то права не признавались (что естественно, ведь предметом регулирования был именно Генеральный секретариат). Так что умеренный оптимизм Винниченко был реалистичен. Позднее, когда Временное правительство превратилось в «козла отпущения» за беды 1917 года, Винниченко в своих мемуарах присоединился к хору возмущения по поводу украинской политики «временщиков».
Отсылка Винниченко к реальному соотношению сил августа 1917 г. не была случайной — после июльской победы позиции Керенского и более правых сил укрепились, и в этой обстановке Центральная рада могла вообще потерять свои позиции. В русскоязычной прессе развернулась кампания травли украинских лидеров за связи с немцами (что было частью общей июльско-августовской кампании против левых сил с типовыми обвинениями). В этих условиях Рада вынуждена была подчиниться инструкции, не признавая ее официально и не отказываясь от борьбы за расширение автономии, в том числе — и территориального. После долгого согласования 21 августа Винниченко сформировал новый Генеральный секретариат в соответствии с инструкцией, и 1 сентября его утвердило Временное правительство.
11 августа в связи с новым наступлением немцев С. Петлюра призвал украинцев: «Если в виду военных обстоятельств придется ехать на какой-то фронт, безусловно нужно ехать, ибо фронт един»
{73}
.
Однако ситуация вновь изменилась, корниловское выступление нарушило баланс власти. Позиции «партии порядка» резко ослабели. 8 сентября Киевский совет рабочих депутатов, частично перевыбранный, впервые принял большевистскую резолюцию о текущем моменте. Меньшевистский лидер Рафес возмущался: «Голосуя за эту резолюцию, вы голосуете за диктатуру пролетариата!»
{74}
Теперь это не смущало большинство членов Совета. Меньшевики и эсеры, как и в Петрограде и Москве, подали в отставку из исполкома. Впрочем, эта большевизация не помешает Киевскому совету занять компромиссную позицию во время Октябрьского переворота.
Центральная рада открыто готовила выборы в Украинское учредительное собрание. Это вызвало гнев и угрозы со стороны Керенского, который вызвал Винниченко в Петроград. Глава Генерального секретариата прибыл в столицу как раз в тот момент, когда началась Октябрьская революция[4],
7. Мы начали!
Махно установил советскую власть в своем районе раньше Ленина, и раньше начал строительство нового общества. Первые меры Махно предвосхищали преобразования Октября — ликвидация помещичьего землевладения, рабочий контроль, самоуправление коллективов и рабочих организаций, добровольная кооперация, попытки наладить продуктообмен помимо распадающегося рынка. Советская «государственность» здесь выступает не управляющей силой, а гарантом полноправия организаций работников. Это почти соответствовало концепции Ленина, изложенной в «Государстве и революции». Почти. Различие — в централизованном планировании и управлении всей Советской республикой. Эта черта ленинизма со временем станет преобладающей, но пока революционные массы ее не замечали. Им надоело ждать.
В сентябре тамбовские крестьяне принялись громить помещичьи усадьбы, чтобы заставить латифундистов навсегда оставить свои разоренные «дворянские гнезда». 20-21 сентября прошли солдатские волнения в Иркутске, которые возглавили анархисты.
Тревога по поводу того, что анархисты могут опередить большевиков, сквозит даже на заседании ЦК 16 октября, в самый канун Октябрьского переворота: «повсюду намечается тяга к практическим результатам, резолюции уже не удовлетворяют… замечается рост влияния анархо-синдикалистов…»
{75}
Лидеры анархо-синдикалистов имели высокие рейтинги в движении фабзавкомов — на всероссийской конференции ФЗК 17-22 октября анархо-синдикалисты В. Шатов и И. Жук были избраны в Центральный исполком ФЗК, причем Шатов набрал наибольшее количество голосов
{76}
.
Жук говорил на конференции ФЗК о наступающем крахе промышленности, «чего рабочие не могут допустить»
{77}
. А значит — нужно брать производство в руки коллективов.
В Военно-революционный комитет Петрограда, руководивший Октябрьским переворотом, вошли четыре представителя анархистов — В. Шатов, Г. Богацкий, Е. Ярчук, Н. Солнцев (он вошел уже после победы переворота, в котором участвовал со своими боевиками).
В это время анархо-синдикалисты шли в фарватере большевистской политики, но, как и в июле 1917 г., промедление большевиков могло привести к тому, что анархисты «перехватили» бы инициативу «второй революции». Тогда это было бы движение фабзавкомов, самоуправляющихся коллективов и анархистской «гвардии».
Но ни Керенский, ни Ленин не собирались медлить. В ночь на 24 октября Джон Рид встретил в Смольном Шатова, который крикнул: «Ну, мы начали! Керенский послал юнкеров закрыть наши газеты “Солдат” и “Рабочий путь”. Но тут пришел наш отряд и сорвал казенные печати, а теперь мы посылаем людей для захвата буржуазных редакций!»
{78}
Глава 3.
Власть советов и советская власть
1. Октябрь на марше
25 октября 1917 г. Ленин, глядя в зал II Съезда Советов, произнес свои исторические слова: «Социалистическая революция, о необходимости которой столько говорили большевики, свершилась!» На самом деле пока свершился только переворот, который передал власть в столице в руки большевиков. Их революция еще только начиналась, Россию еще предстояло завоевать. В зале съезда собрались те, кто поддержал свержение Временного правительства — большевики, левые эсеры и анархисты. Умеренные социалисты ушли возмущенными, и стали готовиться к сопротивлению. Впрочем, сопротивление это окажется вялым — никто не хотел умирать, когда власть большевиков явно временная — до Учредительного собрания. Оно все решит…
Так думало большинство политически ангажированного населения, но Ленин так не думал. Все решает соотношение классовых сил. Каким оно окажется завтра? Ленин вглядывался в лица рабочих и солдатских депутатов, а потом будет вглядываться в лица крестьянских депутатов, как в зеркало. Кто из них отражает верную, марксистскую линию, а кто отпадет, предаст на следующем повороте? Махно не было среди этих делегатов, но это ничего не значит — он смотрел на вождей революции из этого зала тысячей глаз. Вот они, вожди революции там, на трибуне. Но революция — это я, человек из глубинки. Меня выдвинула взбаламученная народная стихия. Это я организовал ее в советы. Моим именем большевики взяли власть. Они должны служить мне, моим мечтам о светлом будущем, о свободной, сытой и справедливой жизни, о земле и мире.