Король, казалось, был просто счастлив. В Москву поехали ответные делегации. Произносились пылкие речи о «христианском братстве», о родстве народов двух стран. Сигизмунд в своих письмах к Ивану Васильевичу рассыпался в выражениях любви, соглашался на союз, обещал прислать полномочное посольство для его заключения. Но это было не более чем ложью. И ложью преднамеренной. Как выяснилось чуть позже, король был вовсе не заинтересован в крушении Крыма. Ханство считалось необходимым противовесом России (литовские вельможи проболтались об этом русским послам) [138]. Да, татары разоряли Литву. Но они угоняли простых мужиков, баб, девок — а много ли стоят судьбы каких-то крестьян в большой политике? Зато татар можно было использовать против русских. Уступать царю Ливонию Сигизмунд и подавно не собирался. Его послы в Москве всего лишь убаюкивали бояр, пускали пыль в глаза. Приезд полномочных делегатов для заключения союзного договора откладывался под разными предлогами — а в это же время король заключил тайный союз с Девлет-Гиреем.
Велись секретные переговоры с ливонцами, шведами. К альянсу примкнул германский император — он согласился отдать Ливонию «под защиту» Сигизмунда. Активную дипломатическую поддержку королю оказал папа римский. А эмиссары Ватикана в Литве и Польше принялись готовить почву для их полного объединения. Это сулило двойную выгоду — Литва, где большинство населения исповедовало Православие, попадет под контроль католиков-поляков, а царь столкнется с общими силами выросшей державы. Против нашей страны составлялся грандиозный международный заговор. А в случае наступления на Крым по планам Адашева и Сильвестра в войну втягивалась еще и Турция. По сути Россия шла в расставленную для нее ловушку! Что это было со стороны «избранной рады»? Головокружение после прошлых побед? Легкомыслие? Грубые дипломатические ошибки? Или…?
28. КАК АНГЛИЧАНЕ «ОТКРЫВАЛИ» РОССИЮ
Протестантские учения становились знаменем самых разных политических сил. В Нидерландах кальвинизм пришелся по душе купцам, ростовщикам, предпринимателям — ну еще бы, если обогащение признавалось «богоугодным» делом. А во Франции идеи Кальвина подхватили аристократы. «Избранными» они объявили, конечно же, себя, а теории «общественного договора» позволяли не повиноваться королю и отстаивать собственные «свободы». К кальвинистам (во Франции их называли гугенотами) присоединялись сепаратисты, не забывшие, что их провинции были самостоятельными государствами. Добавлялись крестьяне и горожане, недовольные ростом налогов. Преследования не помогали. Аристократы при этом оставались неприкосновенными, зато Диана Пуатье по своей жадности наложила лапку на имущество, конфискованное у протестантов, и начались казни невиновных богатых людей. Диана и сама любила смотреть, как их сжигают, это возбуждало стареющую фаворитку.
В ответ нарастало возмущение. Однажды Генрих II (конечно, вместе с Дианой) посетил Парижский парламент, предполагалось — «ознакомиться с настроениями» подданных. И депутат Анн дю Бур осмелился высказать недовольство репрессиями невиновных, намекнул на «супружескую неверность». Король вспылил, велел арестовать дю Бура, а на суде объявил, что желает увидеть, как тот «будет жариться на костре». Это предрешило приговор, дю Бура спалили. Да и как можно было обличать «неверность», если даже королева вынуждена была жить «втроем» и улыбаться любовнице мужа? Ее функции органичивались рождением детей, да и то их отбирали у матери, отдавали на воспитание Диане и Гизам.
Екатерину Медичи постоянно унижали. На одной из церемоний с нее сняли корону и положили на подушечку к ногам фаворитки. А после ужина король отсылал супругу спать. Говорил: «Вы, вероятно, устали, я не требую, чтобы вы оставались с нами». Дальше развлекались без нее. Страсть тридцатилетнего Генриха к пятидесятилетней красавице принимала совершенно нездоровые формы. Он так восхищался Дианой, что демонстрировал друзьям ее тело, благоговейно трогая самые достопримечательные места — чтобы и другие оценили [12]. Она милостиво дозволяла эти «шалости». Отчего не дозволить, если тут же можно выпросить еще один замок или назначение «своему» человеку? А королева терпела. Понимала, что попытки протестовать только ухудшат ее положение. Но она ненавидела фаворитку, жутко завидовала ей и ревновала. Подглядывала за забавами мужа, приказывала служанкам проделать дырочки в стенах. Пыталась понять секреты, которыми Диана приворожила короля. Ничего такого не узнала, но у нее болезненным увлечением стало само подсматривание.
А в 1552 г. к Генриху II обратились немецкие князья из Шмалькальденской лиги. Казалось бы, мир в Пассау, закрепивший их право исповедовать лютеранство, должен удовлетворить их. Не тут-то было! Они задумали посильнее подорвать позиции своего императора и натравить на него Францию. Попросили денег для борьбы с Карлом V, а за это отдавали Генриху епископства Мец, Туль и Верден. С юридической точки зрения предложение не лезло ни в какие ворота. Ведь епископства князьям не принадлежали. Чтобы получить их, требовалось их завоевать. Французскому королю, который считался непримиримым врагом протестантов, нужно было вступить в войну на стороне протестантов!
Но… Мец, Туль и Верден располагались в Лотарингии, должны были попасть во владения Гизов, и Диана Пуатье горячо поддержала князей. А раз так, загорелся и король. Повелел собирать армию и лично решил возглавить ее. При этом фаворитка круто перешерстила командный состав, отдав все руководящие посты Гизам и прочим своим приятелям. Но оставлять любовницу вместо себя в столице король счел все же неудобным, назначил регентшей жену. Хотя править она должна была вместе с хранителем печати Бертраном — ставленником Дианы. Впрочем, все прекрасно понимали, кто на самом деле имеет власть. Когда на северных границах закипели бои, Пуатье захватила роль начальницы верховного штаба. Занялась вопросами комплектования, вооружения, снабжения войск. И полководцы в самых угодливых тонах обращались к ней с просьбами о деньгах, боеприпасах, подкреплениях.
Однако Екатерина Медичи тоже решила проявить себя политической фигурой. Из-за кадровых перестановок Дианы в войсках было много обойденных и обиженных, в том числе коннетабль Монморанси и другие видные военачальники. Из них королева создала собственную опору. А властью регентши она воспользовалась, чтобы сформировать еще одну армию, которую отправила завоевывать родную Флоренцию. Получилось, что каждая из двух дам развязала «свою» войну! Обе радовались поражениям и потерям у соперницы, исподтишка мешали и пакостили друг дружке. А французские солдаты и налогоплательщики отдувались…
В соседней Англии тоже распоряжался регент, Джон Дадли. Но он был куда более могущественным, чем французская регентша. С ним никто не рисковал соперничать, и группировка временщиков вокруг юного короля вытворяла что хотела. Тем не менее, и на их правление набежала туча. Эдуард VI рос хилым, болезненным. Он страдал недугом, очень распространенным в то время среди англичан — туберкулезом. Дотянул до шестнадцати и начал быстро угасать. А Эдуард был последним представителем династии Тюдоров по мужской линии. Встал вопрос — кому наследовать корону? После Генриха VIII осталось две дочери, 37-летняя Мария Тюдор и 20-летняя Елизавета. Кроме них, имели права на престол 11-летняя Мария Стюарт и 16-летняя Джейн Грей, они приходились Генриху VIII двоюродными племянницами.
Марию Тюдор в детстве разлучили с матерью, Екатериной Арагонской, не допускали ко двору. Она жила одинокой, подвергалась оскорблениям, но оставалась убежденой католичкой, и к ней тянулись тайные католики. Елизавета после казни матери, Анны Болейн, тоже хлебнула лиха, воспитывалась у чужих людей, росла никому не нужной и никого по большому счету не интересующей. И вдруг обе очутились в центре внимания. Но Дадли сделал ставку не на них, а на Джейн Грей. Потому что подсуетился женить на ней собственного сына. А союзником регента стал архиепископ Кентерберийский Кранмер — в свое время он расторгал браки Генриха VIII с матерями Марии и Елизаветы, и никак не мог рассчитывать на теплое отношение с их стороны. Дадли с Кранмером вспомнили, что обеих принцесс когда-то объявляли незаконнорожденными, и уговорили умирающего Эдуарда VI назначить своей преемницей Джейн. В июле 1553 г. король, никогда реально не правивший, приказал долго жить.
Однако Джейн царствовала всего 9 дней. Было ясно, что при ней у власти останутся те же самые временщики, а их хищничество уже достало англичан. Этим воспользовилась испанская агентура, иезуиты — заговор в Лондоне стал их первой успешной операцией. Был организован бунт. Растерявшаяся девчонка-королева ничего предпринять не смогла, а Мария Тюдор уверенно возглавила мятеж и захватила престол. Дадли был немедленно приговорен к смерти, и народ бурно приветствовал его конец. Джейн Грей и Кранмера победительница заключила в тюрьму и велела судить за государственную измену. После чего объявила, что намерена выйти замуж за Филиппа Испанского — сына императора Карла V.
Брак был оговорен заранее, он являлся одним из условий, на которых испанцы и Ватикан помогли Марии взять власть. Но проигравшая группировка знати сочла, что на этом можно хорошо сыграть. Лорд Грей, отец экс-королевы, и другие оппозиционеры начали распространять воззвания, что Испания попросту поглотит Англию, превратит ее в «шлюпку, привязанную к испанскому галеону», пугали протестантов реставрацией католицизма. В феврале 1554 г. под руководством Томаса Уайета в Кенте началось восстание, бунтовщики двинулось на Лондон. И… никто их не поддержал. К Уайету присоединилось лишь 3 тыс. человек. Крестьяне и горожане не желали возвращения временщиков. По сравнению с тем, что они натворили, блекли и религиозные разногласия и даже утрата политической независимости. Пусть лучше испанцы, чем свои хапуги. Но и британских купцов брак Марии и Филиппа вполне устраивал! Открывалась перспектива, что испанцы пустят их в свои заокеанские владения. Ради таких барышей разве трудно было вернуться обратно в католицизм?
Узнав, что вся страна поддерживает Марию, а в Лондоне вооружается ополчение, мятежники скисли и начали разбегаться. Уайет, Грей и другие предводители сдались. И для королевы эдакое квази-восстание оказалось весьма кстати. Оно дало повод одним махом уничтожить противников. В британских источниках деликатно отмечается, что свергнутая Джейн Грей была «обезглавлена» [80]. Но иностранцы сообщали другое. Ведь по английским законам за измену полагалась «квалифицированная» казнь. И если Генрих VIII обычно пользовался королевским правом «милосердия», заменял ее отсечением головы, то Мария не сочла нужным проявлять «милость». Под восторженные вопли и улюлюканье толпы вчерашнюю юную королеву выставили на эшафоте в чем мать родила — впрочем, и саму ее мать, отца, мужа, и всю родню, подтянули на виселицах, выпустили кишки и четвертовали. Таким же образом казнили сто с лишним мятежников Уайета.
В Англию прибыл жених, Филипп Испанский, сыграли свадьбу. Главным своим советником и архиепископом Кентерберийским королева назначила Реджинальда Пола. В период гонений на католиков он сумел бежать за границу, в эмиграции получил от папы сан кардинала. А Генрих VIII, узнав об этом, отыгрался на его семье, казнил брата и престарелую мать. Так что Пол имел с протестантами не только духовные, но и личные счеты. Теперь он деятельно взялся помогать королеве восстанавливать католическую веру. Все религиозные нововведения отменялись, были приняты суровые законы против ереси. Бывшего архиепископа Кранмера, епископов Ридли и Латимера сперва приговорили к смерти за измену, но привезли в Оксфордский университет и заставили участвовать в религиозном диспуте. Разумеется, объявили их проигравшими, осудили еще и за ересь и сожгли. Следом за ними пошли другие упорствующие. За 5 лет было отправлено на костры 2000 человек [103].
За это Мария получила нелестное прозвище «Кровавой». Но нетрудно понять, что ввели его в обиход враги королевы. А простонародье нарадоваться не могло, молилось на нее! Жестоко расправляясь с оппозиционерами, она сумела навести порядок в стране, прижала распоясавшуюся знать и богачей, пресекла огораживания. Прекратилось повальные казни бродяг и нищих, порабощение разорившихся. Мария начала восстанавливать монастыри, где нуждающиеся могли найти приют и кусок хлеба. Альянс с Испанией позволил пригласить нидерландских мастеров, в Англии стали создаваться собственные суконные мануфактуры.
А из России в это время вернулась экспедиция Ченслера. Уплывали при Эдуарде из протестантской страны — прибыли в католическую. Но участники экспедиции, ясное дело, признали себя убежденными католиками, о их прошлой ереси никто не стал вспоминать. Какая там ересь! Их чествовали как национальных героев: они привезли меха, персидский шелк, индийские пряности. И в Англии заговорили об открытии России. Да-да, нашу с вами страну тоже «открыли» — как Америку, Индию, Японию. Жили себе жили, но, выходит, были «закрытыми» и кому-то пришлось нас «открывать». О том, что русские сами бывали в Англии (и во всех прочих европейских странах), предпочли забыть. «Открыли», и все тут.
Другой вопрос, что могучая Русь не позволила бы обойтись с собой, как европейцы обходились с американскими или африканскими государствами. Но торговля с ней сулила колоссальные выгоды. Ченслер вручил Марии грамоту Ивана IV (с немецким переводом). В 1555 г. под эгидой королевы английские купцы создали Московскую компанию. И именно она положила начало превращению Англии в торговую державу. Под командованием Ченслера снарядили два корабля, с ними в Москву отправилась дипломатическая миссия. Причем Мария и Филипп в своем послании титуловали Ивана Васильевича не просто «императором», а аж «великим императором».
Царь принял послов ласково и благожелательно. Из-за ливонской блокады путей через Балтику для нашей страны связи с англичанами тоже были очень важными. Поэтому государь дозволил им торговать в своих владениях, даже освободил от пошлин. Выделил землю под строительство домов, складов, разрешил нанимать прислугу. На британцев распространялись русские законы. Их купеческий староста получил права земских старост, мог брать своих людей на поруки, обеспечивалась неприкосновенность личности, и англичане не знали, как выразить благодарность — у себя на родине им такие права и не снились!
И все же, несмотря на это, британскую «дружбу» никак нельзя было назвать искренней. Учреждая Московскую кампанию, Мария внесла в ее устав тайный пункт, запрещавший продавать русским оружие. А пока Ченслер в Москве вел переговоры, капитан Бэрроу занялся на Севере разведкой. Выяснял, можно ли из Белого моря попасть в Онежское озеро, на корабле «Сергрифт» совершил плавание на восток. Хотел найти дорогу в Китай или открыть другие страны, которые были бы послабее русских, и их, по доброй западной традиции можно было объявить владениями Англии. Но британские суда, в отличие от поморских, не были приспособлены для плаваний во льдах, и дальше Новой Земли Бэрроу пройти не смог.
Обратным рейсом в Англию отправился русский посол Иван Непея. Хотя на этот раз, морякам не повезло. Корабль потерпел крушение у берегов Шотландии. Ченслер погиб, Непея спасся, но все товары и подарки для королевской четы разграбили шотландцы — береговое пиратство было их обычным промыслом. Впрочем, заинтересованность англичан в связях с Россией была так велика, что посла встретили в Лондоне, как принца. Королева усаживала незнатного чиновника рядом с собой, в его честь устраивались пышные торжества, а все расходы взяли на себя сукноделы, нуждающиеся в рынках сбыта. Был заключен договор о дружбе, Непее разрешили вербовать специалистов на царскую службу. (И теологов с юристами среди них уже не было, требовались только «рудознатцы»-геологи и медики).
Ну а тесные связи с Испанией имели для англичан и негативные последствия. О дороге на Русский Север тут же узнали испанские подданные, голландцы, послали в Белое море свои корабли. Британцы пробовали протестовать против конкурентов, но в данном вопросе Иван Васильевич навстречу им не пошел. Он-то исходил из русских интересов. А зачем отдавать монополию одной компании, чтобы диктовала свои цены? Англичанам царь назначил торг в Холмогорах, голландцам в Кеми. Пожалуйста, гости дорогие!
Кроме того, британцы теперь оказались втянуты в войны Карла V. А он на всех фронтах терпел поражения. Его огромная держава показала свою полную ненадежность. Германские князья подыгрывали французам. Одни открыто держали их сторону, другие, вроде бы, сохраняли лояльность к императору, но для помощи ему не желали пальцем о палец ударить. Когда Карл завяз в боях против Франции, активизировались турки. Возобновили нападения на Венгрию, захватили северное побережье Африки вплоть до Марокко. В конце концов, стало нарастать недовольство и в Испании. Получалось, что император воюет где-то в других государствах за ее счет. Испанцы задавались вопросом, им-то зачем это нужно? Кортесы Кастилии, Арагона, Валенсии и других провинций отказывались выделять средства.