И право же, читатель, не моя вина, что облик этот и этот жизненный путь имеет так мало общего с ясноглазым рыжебородым витязем из свежего мультфильма, говорящим голосом бандита Сашки Белого из фильма «Бригада» (точнее, конечно, актёра Сергея Безрукова).
Даже невероятная география этого мультика – в котором от Руси до Византии (находившейся, если кто не знает, там, где сейчас – Турция) плыть всего-то три дня, новгородцы всерьёз опасаются нападения на их город печенегов из южноукраинских степей, византийские купцы, прежде, чем попасть в Киев, приплывают в деревеньку, стоящую на пути из Новгорода в Киев.
На ту же деревеньку нападают печенеги, византийский император заявляет, что Русь – щит Византии (напоминаю, находившейся на месте нынешней Турции) от печенегов (совр. Южная Украина)– даже вся эта фантасмагория, способная не хуже той злополучной карты из романа «Золотой телёнок» довести какого-нибудь несчастного географа до сумасшедшего дома, имеет больше общего с реальностью, чем нарисованный в том же фильме благостный образ простоватого, но отважного князя.
Для начала – несколько слов о происхождении. Отец будущего крестителя Руси более или менее известен – великий князь Святослав Игоревич. Любопытнее фигура его матери.
До сих пор ещё мелькает на страницах популярных изданий и многими принимается на веру романтическая версия, высказанная ещё в XIX веке Д. Прозоровским.
В семидесятых-восьмидесятых годах следующего, XX столетия для её популярности немало постарался киевский краевед Анатолий Маркович Членов.
Речь о том, что мать Владимира якобы приходится дочерью древлянскому князю Малу. Оснований для этой теории, в общем-то, почти никаких, и серьёзные учёные её не рассматривают.
Только лишь некоторое созвучие между именем мятежного древлянского князя и настоящим отцом Малки и Добрыни, неким «Малъком Любечанином».
На этом основании с помощью притянутых, мягко говоря, за уши «данных» русских былин Анатолий Маркович сочинил целую «древлянскую теорию», точнее, драматический роман о борьбе отважных древлян с варяжско-норманнскими оккупантами.
К первым русским князьям, создателям державы, Рюрику, Олегу и Игорю, Членов относился с какой-то воистину биологической ненавистью.
Святослава изображал недалёким солдафоном, марионеткой в руках «варяжских интервентов», проливавшим кровь русских воинов в ненужных-де Руси походах на культурных ромеев и добрых хазар, защищавших-де Русь от… арабов.
Как говорил сородич Анатолия Марковича, замечательный советский киноартист Владимир Абрамович Этуш в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», – «Закусывать надо!».
Вообще-то последний крупный поход арабов полководца Буги-старшего в направлении будущей Руси состоялся ещё до «призвания варягов» и сорвался не из-за доблести наёмников хазарского кагана, а оттого, что сыны жарких аравийских пустынь испугались зимних холодов… на Северном Кавказе, в Осетии.
До Руси это воинство попросту не дошло бы – перемёрзло бы насмерть где-нибудь в районе Кубани или Северского Донца.
Когда в финале своего труда «По следам Добрыни» Анатолий Маркович заставляет своих героев, Владимира и его дядьку по матери, взять «за образец государственного устройства Руси», ни много ни мало, двенадцать колен Израилевых («библейская федерация 12 свободолюбивых племён, вырвавшихся из-под ига фараона и ведомых могучей рукой Саваофа»), уже не знаешь, смеяться или плакать.
Православных патриотов, цепляющихся за «древлянскую теорию» происхождения равноапостольного князя, можно поздравить с таким иудеологом.
Ни малейших намёков на древлянское происхождение Малки и её брата в летописи нет. Когда Святослав распределяет княжения в землях Руси и речь заходит о Древлянской, про Владимира никто и не вспоминает – а ведь это, казалось бы, естественнее всего, раз уж они сами древляне.
В Древлянскую землю отправляют княжить Олега Святославича. Нет и намёка на то, чтобы Мал – или его наследник – остались в живых после побоища 946 года.
И чего ради Ольга стала бы держать при дворе детей своего злейшего врага, детей того, кто считался убийцей ее мужа? Виновники, свидетели, соучастники – Мал с семейством не были нужны Ольге ни в каком из этих качеств.
Более того, даже этимологического родства между именами Мала Древлянского и Малъка-Любечанина, как выясняется, нет. Передаю слово Алексею Карпову, автору биографии Владимира, вышедшей в 1997 году в серии «Жизнь замечательных людей»:
«Имена Мал и Малък – разного происхождения. Если в имени Мал без труда виден славянский корень, то основа имени Малък, вероятно, иная. В семитских языках (арабском, древнееврейском) слово “Маlik” (“малик”) означает “царь”, “правитель”».
Карпов предполагает хазарское происхождение Малки и её брата. Собственно, это предположение выдвинули ещё в 1970-х годах гебраист Валерий Емельянов (ныне, к сожалению, покойный) и А. Добровольский (известный также, как Доброслав).
Карпов, увы, не то не счёл необходимым сослаться на первооткрывателей, не то и впрямь ничего о них не слышал, что тоже вполне допустимо – исследования обоих авторов игнорировались в «академической среде», запуганной жупелом «антисемитизма» .
В любом случае, с радостью исправляю это, сознательное или нет, упущение исследователя. Единственное, в чем не могу с ним согласиться – так это в предположении, будто Малък мог быть «хазарским беком», наместником в городе Любече.
Я весьма скромного мнения о пресловутом «государственном гении» святой Ольги – и уже высказывал всё, что я думаю по этому поводу, в книгах «Святослав» и «Кавказский рубеж», но всё же, мне трудно допустить, чтоб даже при ней, спустя полстолетия после Олега Вещего, в русских городах вновь появились хазарские наместники!
А вот с утверждением Карпова – «славянское имя сына Малька Добрыни в этом случае не должно смущать» я как раз охотно и целиком соглашусь.
Ещё в «Киевском письме», документе из деловой переписки, которую еврейская община Киева не то в X, не то в IX веке вела с единоверцами из далёкого Каира, появляются имена вроде Иегуды Северяты и Гостяты Кабиарта бен Коген (сочетание, кстати, фантасмагорическое – имя славянское, прозвище тюркское, а фамилия обозначает принадлежность к касте потомков жрецов-когеним Иерусалимского храма, которая не смешивалась не то что с гоями-инородцами, но даже и с другими евреями).
Так что, как видим, Владимиры Гусинские, Вадимы Рабиновичи и Борисы Березовские, появились отнюдь не вчера.
Так что, Владимир Святославич – не просто сын рабыни. Он сын хазарки, судя по иудейскому имени – из господствующего клана так называемых «белых хазар», до похода Святослава Игоревича жиревших на торговых пошлинах и продаже двуногого товара (преимущественно славянского), на налогах и поставленном на государственную основу фальшивомонетничестве, благоденствовавших в тени и роскоши «элитных кондоминиумов» в крепостях из белого камня.
Их номинальные «соплеменники», так называемые «чёрные хазары», не допускались в эти, охраняемые иноземными наёмниками с Кавказа и Средней Азии, островки безопасности и сытости даже в качестве стражи.
Об их уровне жизни можно судить по тому, что, как сообщают арабские путешественники, на рынках Хазарии можно было встретить матерей, торгующих собственными детьми .
Ничего не напоминает, читатель?
Ольга, фавориткой (по-древнерусски «милостницей») которой была ушлая рабыня, видимо, неплохо представляла возможную реакцию своего молодого сына на появление у него отпрыска от матери из этого племени, и от греха отправила Малку с ребёнком подальше от княжьих глаз, в своё сельцо Будутино.
Так что, на момент распределения престолов в своих владениях Святослав, собственно, и не помнил, что у него есть такой сын.
Да и не вспомнил бы, если бы разгневанные новгородцы, не вытребовавшие себе князя и не сумевшие произвести на Святослава впечатления угрозами вновь, как при Рюрике, призвать себе государя со стороны (желающего самовольно усесться в землях победителя исполинской Хазарии и достойного противника Восточной Римской империи им пришлось бы долго искать), не столкнулись с его дядькой Добрыней.
Кстати, вопреки многим исследователям, этот Добрыня ровно ничего, кроме имени, общего с былинным богатырём, победителем лютой Змеихи, не имел. Как и его племянник не имел ничего, кроме имени, общего с Владимиром Всеславичем Красно Солнышко из былинного Киева на Дунае .
Именно Добрыня и посоветовал новгородцам просить себе Владимира. Святослав с полным равнодушием согласился.
В следующий раз мы встречаемся с Владимиром в 975-979 годах, во время его войны со своим старшим братом и государем, Ярополком Святославичем.
Напомню читателю официальную, летописную версию этой войны.
Некий Лют, сын Свенельда, воеводы Ярополка, до того служившего Святославу, Ольге и Игорю, охотился в Древлянской земле. Там он повстречался с младшим братом Ярополка Олегом, который, спросив его, кто он такой, убил его.
Тут, кстати, вовсе не обязательно предполагать за Свенельдом некую вину, за которую Олег мог убить его сына – в былинах богатыри тоже стараются выспросить имя у уже повергнутого противника, готовясь его убить.
Он стал у поленичищи выспрашивать:
«Да и скажи-ко, поленица, проповедай-ко,
Ты коей земли, да ты коей литвы?
Ещё как-то поленичку именем зовут,
Удалую звеличают по отчеству?»
«Уж коего ты города, какой земли?
Да чьего ты отца да родной матушки?»
Тут и стал старой выспрашивать:
«Да какой ты удалый добрый молодец?»
(«Застава богатырская»)
Здесь можно видеть, как опасение ненароком убить кого-то из ближайших родичей (которых оторвавшийся от дома дружинник мог и не знать в лицо), к чему языческая мораль была чрезвычайно строга, так и опасение мести со стороны духа убитого, обезопаситься от которого можно было тем надёжнее, зная его имя.
В тех же былинах как раз даже побеждённые враги не спешат сообщать своё имя победителю – уж не из опасения ли угодить в окончательную, посмертную зависимость от него?
Причиной же собственно убийства могло послужить элементарное нарушение охотничьих владений, оскорбительное для князя.
Разъярённый Свенельд требует от Ярополка войны с Олегом, тот начинает её, разбитое в столкновении с киевскими дружинами древлянское войско бежит в Овруч, ставший столицей земли взамен сожжённого Ольгой Искоростеня, Олег гибнет, падая с моста в ров.
Его тело с трудом отыскивают воины брата под грудами трупов. Потрясённый Ярополк в слезах бросает Свенельду: «Этого ты хотел?»
После этого Свенельд исчезает со страниц летописей – впрочем, ничего удивительного – старый полководец служил уже третьему поколению потомков Сокола-Рюрика и даже по нашим меркам был уже в более чем почтенном возрасте.
Узнав про гибель Олега, Владимир бежит за море, к варягам. Никаких сообщений о пребывании в своих землях отлично известного им «Вальдамара Старого из Гардов» скандинавские источники не сохранили, что не мешает норманнистам рассказывать нам с уверенностью очевидцев, как Владимир вербовал войска в… Швеции.
На самом деле речь, конечно, идёт о «Поморье Варяжском в Кашубах за Гданьском», по выражению русской летописи – на южном побережье Балтики, где все источники и упоминают варягов, верингов, варангов.
В те времена как раз на «Поморье Варяжском» правили христианские оккупанты из-за Лабы. В их приёмах насаждения «евангельской вести любви и милосердия» на землях варяжских предков Святослава будущие крестители могли почерпнуть немало полезного для себя.
И, как в любой земле в мутное время иноземного засилья, наверняка было немало народу, готового идти за кем и куда угодно – лишь бы отсюда. То есть, готовых дружинников для беглого князя.
Затем последовало возвращение. Водворившись в Новгороде, недавний беженец тут же посватался к уже просватанной за его брата-противника полоцкой княжне Рогнеде. Её отцом был правивший в Полоцке Рогволод, «пришедший из-за моря».
Наши норманнисты не были бы норманнистами, если бы тут же не «поняли» всё «правильно» и не объявили беднягу Рогволода с дочерью, которых ни одна летопись даже варягами не называет, «конунгом Рагнвальдом» и его дочерью «Рагн-хейд».
На самом деле имя Рогволода насквозь славянское, такое же встречается у чехов (Rohvlad) и поляков (Ругволод).
Имя же его дочери, в летописи воспроизводимое, как «Рогънеда», состоит из славянского корня «Рог», очевидно, родового для полоцких правителей, и женского имени Неда, по сей день бытующего у сербов и болгар, народов, в норманнских контактах не замеченных .
Ещё яснее происхождение полоцкой династии делается из ответа Рогнеды на сватовство Владимира: «Не хочу разуть робичича (сына рабыни. – Л.П.), а хочу за Ярополка».
Разували жениха невесты у славян; у скандинавов и германцев, наоборот, именно жених разувал невесту.
Невзирая на всё это, наши и зарубежные норманнисты наперебой выдают перлы о «призвании (?! – Л.П.) полочанами князя из Скандинавии» или даже о том, что «в Полоцке издревле (?!! – Л.П.) правила норвежская (?!!! – Л.П.) династия».
Злополучное упоминание о приходе князя Рогволода «из-за моря», столь губительно повлиявшее на некрепкие умы иных учёных, может быть как обычным фольклорным штампом, так и говорить о его (Рогволода) временном – как у самого Владимира – пребывании за морем (последнее наиболее вероятно в свете упоминания о «волости», то есть, законном владении Рогволода в Полоцке).
Наконец, не стоит забывать и о страшном жупеле наших норманнистов – цивилизации балтийских славян, мореходов, купцов и морских разбойников.
Уязвлённый «в лучших чувствах» напоминанием о своём происхождении и месте, Владимир напал на Полоцк, захватил его (очевидно, в отличие от отца, робичич не затруднял себя объявлением войны) и, изнасиловав на глазах у отца и братьев полоцкую княжну, тут же убил своих свёкра и шурьев.
После этой первой победы началось триумфальное шествие к Киеву, первые стычки с войсками великого князя, благополучные для хазарского полукровки, но, очевидно, не вполне – Добрыня всё же счёл необходимым подстраховаться и вступил от имени племянника в тайные переговоры с новым воеводой Ярополка с выразительным именем Блуд.
Владимир обещал киевскому полководцу за предательство государя отеческие почести и многие дары. В результате Владимир вскоре подошёл к Киеву.
А Блуд, недавно уверявший Ярополка, что тот вот-вот небольшими силами разгромит презираемого собственными воинами за низкое происхождение брата, теперь нашёптывал князю, что киевляне за его спиной сговариваются с Владимиром (и даже не врал ведь, иуда, вот только конкретное имя сговаривавшегося с врагом киевлянина, понятно, не назвал) и вот-вот откроют ворота.
Моральный дух в киевском войске после череды поражений и впрямь был не на высоте, а Ярополка ещё и недолюбливали из-за доверия, оказываемого христианам. Поверивший предателю Ярополк, покинул свою столицу с небольшой дружиной, оставив Мать городов русских полухазарину.
Печальная ирония судьбы – пренебрегавший воинственными Богами пращуров, мирволивший христианам Ярополк нашёл убежище в древнем культовом центре полянской земли – городе Родень в устье Роси, капище Бога Богов восточных славян – Рода.
К сожалению, причину своих несчастий доверчивый и мягкосердечный государь захватил с собою. Теперь Блуд, преобразившись из недавнего пламенного «ястреба» в «голубя мира», стал склонять великого князя к тому, к чему тот и сам, собственно, стремился всей душою – к миру с братом.