Романтические рассказы - Дойл Артур Игнатиус Конан 6 стр.


- Уж, во всяком случае, Джек не станет всему предпочитать общество скелетов и мумий.

- Вы всегда называете его Джеком? - спросил Сол.

- Конечно, Джон звучит слишком официально.

- Ах, вот как? - с сомнением произнес мой собеседник.

Моя теория насчет Элси все еще не выходила у меня из головы, и я решила, что дело, пожалуй, можно представить не в столь трагическом свете. Сол встал с качалки и глядел теперь в открытое окно. Я подошла к нему и робко посмотрела в его обычно такое добродушное, а сейчас мрачное лицо. Он был очень застенчив, но я подумала, что сумею заставить его признаться.

- А ведь вы ревнивы, старина, - заметила я.

Он покраснел и посмотрел на меня сверху вниз.

- Я знаю ваш секрет, - смело заявила я.

- Какой секрет? - сказал Сол, еще больше краснея.

- Неважно, но я его знаю. Позвольте мне сказать вам вот что, - еще смелее продолжала я. - Элси и Джек никогда не ладили. Скорее уж Джек влюбится в меня. Мы всегда с ним дружили.

Если бы я воткнула в кузена Сола вязальную спицу, которую держала в руке, то и тогда он вряд ли подпрыгнул бы выше.

- Бог мой! - воскликнул он, и в сумерках я разглядела, что его темные глаза впились в меня. - Неужели вы на самом деле думаете, что мне нравится ваша сестра?

- Разумеется, - невозмутимо ответила я, не собираясь сдаваться.

Никогда еще ни одно слово не производило такого эффекта. Изумленно ахнув, кузен Сол повернулся и выпрыгнул в окно. Он всегда выражал свои чувства довольно странно, но на этот раз оригинальность его поведения меня просто ошеломила. Я вглядывалась в сгущавшиеся сумерки. И вдруг на фоне лужайки передо мной возникло смущенное и полное недоумения лицо.

- Мне нравитесь вы, Нелл, - сказало это лицо и сразу исчезло, и я услышала, как кто-то бросился бежать по аллее. Удивительно экстравагантным был этот юноша.

Хотя кузен Сол и заявил о своих симпатиях в присущей ему манере, жизнь в Хазерли-хаус текла по-прежнему. Он не попытался узнать, каковы мои чувства, и несколько дней вообще не касался этой темы. Очевидно, он полагал, что проделал все необходимое в подобных случаях. Однако порой он ставил меня в крайне неловкое положение, когда, внезапно появившись, усаживался напротив и молча устремлял на меня упорный взгляд, от которого мне становилось просто страшно.

- Не надо, Сол, - как-то сказала я ему. - У меня от этого мурашки по коже бегают.

- Но почему, Нелл? - спросил Сол. - Разве я вам совсем не нравлюсь?

- Да нет, нравитесь, - ответила я. - Лорд Нельсон мне тоже нравится, но мне было бы не очень приятно, если бы сюда явился его памятник и целый час на меня глядел.

- А почему вы вдруг заговорили про лорда Нельсона? - спросил кузен.

- Сама не знаю.

- Значит, Нелл, я нравлюсь вам так же, как лорд Нельсон?

- Да, только больше.

Этим лучом надежды бедняге Солу и пришлось удовольствоваться, потому что в комнату вбежали Элси и мисс Маберли и нарушили наш tete-a-tete [уединение(франц.) ].

Кузен мне, конечно, очень нравился... Я знала, какая чистая, преданная душа скрывается под его невозмутимой внешностью. Но мысль о том, чтобы иметь возлюбленным Сола Баркера, того самого Сола, чье имя служило синонимом застенчивости, была нелепа. Отчего он не влюбился в Грейс или Элси? Они-то уж знали бы, как с ним обойтись: они были старше меня и сумели бы поощрить его или отвергнуть, по своему усмотрению. Но Грейс слегка флиртовала с моим братом Бобом, а Элси словно вообще ничего не замечала. Мне вспоминается один случай, характерный для кузена, и я не могу не упомянуть о нем здесь, хотя случай этот никак не связан с моим повествованием. Произошел он, когда Сол впервые приехал в Хазерли-хаус.

Однажды нам нанесла визит жена приходского священника, и принимать ее пришлось мне и Солу. Сначала все шло хорошо. Вопреки обыкновению Сол был весел и разговорчив. К несчастью, им овладел жар гостеприимства, и, несмотря на все мои знаки и подмигивания, он спросил гостью, не желает ли она выпить бокал вина. На беду, вино в доме как раз кончилось, и, хотя мы уже написали в Лондон, новая партия вин еще не прибыла. Затаив дыхание, я ждала, что ответит гостья, надеясь, что она откажется, но, к моему ужасу, она охотно приняла предложение Сола.

- Не трудись звонить, Нелл, - сказал Сол, - я исполню роль дворецкого. - И с безмятежной улыбкой направился к стенному шкафу, где хранилось вино. Только забравшись в него, Сол внезапно припомнил, как утром кто-то сказал, что вино кончилось. Сол оцепенел от ужаса и до окончания визита миссис Солтер просидел в шкафу, решительно отказываясь выйти, пока гостья не удалилась. Если бы можно было сделать вид, что из шкафа есть выход, или дверь в другую комнату, дело, обстояло бы не так скверно, но я знала, что расположение нашего дома известно миссис Солтер не хуже, чем мне. Она прождала возвращения Сола почти час, а затем удалилась, глубоко возмущенная.

- Дорогой, - сказала она, описывая случившееся своему супругу и от гнева впадая в библейский тон, - шкаф, казалось, разверзся и поглотил его!

Однажды утром Боб вышел к завтраку, держа в руках телеграмму.

- Джек приезжает с двухчасовым.

Я видела, что Сол посмотрел на меня с укором, но это не помешало мне выразить свою радость.

- Вот уж начнется веселье, когда он приедет! - сказал Боб. - Станем ловить в пруду бреднем рыбу и всячески развлекаться. Верно, Сол?

Сол, видимо, почувствовал слишком большую радость: он даже не смог выразить ее словами и в ответ лишь что-то буркнул.

В то утро я долго раздумывала в саду о Джеке. Я ведь в конце концов становилась уже взрослой девушкой, о чем бесцеремонно напомнил мне Боб. Теперь я должна вести себя осмотрительно. Ведь настоящий мужчина уже взглянул на меня глазами любящего человека. Конечно, не было ничего дурного, что в детстве Джек повсюду ходил за мной и целовал меня, но теперь я должна держать его на расстоянии. Я вспомнила, как Джек подарил мне однажды дохлую рыбу, которую он выловил в хазерлейской речушке, и я бережно хранила ее среди самых драгоценных моих сокровищ, пока наконец тошнотворный запах в доме не заставил мою мать написать мистеру Бартону возмущенное письмо, а он в ответ сообщил, что все трубы в нашем доме вполне исправны. Я должна научиться держаться холодно и с достоинством. Я представила себе нашу встречу и решила ее прорепетировать. Вообразив, что куст остролиста - это Джек, я не спеша приблизилась к нему, сделала глубокий реверанс и, протянув руку, произнесла: "Рада вас видеть, лейтенант Хоторн!" Тут из дома появилась Элси, но ничего не сказала. Однако за завтраком она спросила Сола, наследственная ли болезнь идиотизм, или же она поражает отдельных индивидов; бедняга Сол отчаянно покраснел и так и не смог ей что-либо вразумительно объяснить.

Наш скотный двор выходит на аллею, расположенную между Хазерли-хаус и сторожкой. Я, Сол и мистер Николас Кронин, сын помещика, нашего соседа, отправились туда после завтрака. Такое представительное шествие имело целью утихомирить мятеж в курятнике. Первые известия о восстании доставил в дом юный Бейлис, сын и наследник старика, ходившего за птицей, и меня настоятельно просили прийти. Тут мне следует в скобках объяснить, что наши куры находились исключительно в моем ведении и на птичнике ничего не делалось без моего совета и помощи. Старик Бейлис вышел, прихрамывая, нам навстречу и доложил все подробности переполоха. Оказалось, что у одной хохлатки и у бентамского петуха настолько отросли крылья, что они смогли уже перелететь в парк, и пример этих вожаков оказался таким заразительным, что дух бродяжничества овладел солидными матронами вроде криволапых кохинхинок и они также проникли на запретную территорию. В птичнике состоялся военный совет, и было единодушно решено подрезать непокорным крылья.

Ну и пришлось же нам побегать! "Нам", то есть мне и мистеру Кронину, потому что кузен Сол суетился с ножницами на заднем плане и подбадривал нас криками. Оба преступника, несомненно, знали, что охотятся за ними: они с таким проворством ныряли под кормушки и перелетали через клетки, что вскоре нам уже казалось, будто во дворе мечется целая дюжина хохлаток и бентамских петухов. Остальных кур все происходящее интересовало мало, и только любимая супруга бентамского петуха, взобравшись на крышу курятника, без устали обливала нас презрением. Больше всех осложняли дело утки; к причине переполоха они не имели никакого отношения, но очень сочувствовали беглецам и ковыляли вслед за ними со всей быстротой, на которую были способны, и поэтому все время путались под ногами у преследователей.

- Все, попалась! - крикнула я, когда хохлатку загнали в угол. Хватайте ее, мистер Кронин! Ах, да вы упустили ее! Упустили! Загороди ей, Сол, дорогу! Боже мой, она бежит ко мне!

- Ловко, мисс Монтегю! - воскликнул мистер Кронин, когда я ухватила пролетавшую мимо меня курицу за лапу и зажала ее под мышкой, чтобы она не вырвалась. - Позвольте, я отнесу ее.

- Нет, нет. Вы должны поймать петуха. Вон он, за кормушкой. Забегайте с того края, а я с этого.

- Он убегает через калитку! - крикнул Сол.

- Кыш! Кыш! - закричала я. - Убежал! - И оба мы кинулись за петухом в парк, выскочили на аллею, свернули, и я нос к носу столкнулась с загорелым молодым человеком в костюме из твида, который неторопливо шел к дому.

Я сразу узнала эти смеющиеся серые глаза - ошибиться было невозможно, хотя, мне кажется, если б я даже и не посмотрела на него, инстинкт подсказал бы мне, что передо мной Джек. Как могла я сохранить достоинство с хохлаткой под мышкой? Я попыталась выпрямиться, но злосчастной курице показалось, что она обрела защитника, и она закудахтала громче прежнего. Я махнула на все рукой и засмеялась, и Джек вместе со мной.

- Как поживаете, Нелл? - спросил он, протягивая мне руку, и тут лее удивленно добавил: - Да вы же стали совсем другой!

- Ну да, прежде у меня под мышкой не было хохлатки, - ответила я.

- Ну кто бы мог подумать, что маленькая Нелл может превратиться в женщину? - Джек никак не мог прийти в себя.

- Не ожидали же вы, что я превращусь в мужчину? - с возмущением спросила я. Но тут же оставила церемонный тон. - Мы ужасно рады, Джек, вашему приезду. В дом попасть вы еще успеете, а сейчас помогите нам изловить бентамского петуха.

- С удовольствием, - весело, как встарь, ответил Джек, все еще не сводя глаз с моего лица. - Вперед! - И мы все трое стремглав бросились в парк, а бедняга Сол в тылу поощрял нас криками, с ножницами и пленницей в руках. Когда Джек явился поздороваться с моей матушкой, вид у него был весьма помятый, а мое намерение вести себя с ним сдержанно и с достоинством развеялось, как дым.

В тот май в Хазерли-хаус собралось большое общество. Боб, Сол, Джек Хоторн и мистер Николас Кронин; а кроме них, мисс Маберли, и Элси, и мама, и я. В случае необходимости, когда играли в шарады или ставили любительский спектакль, мы всегда могли раздобыть зрителей, пригласив пять-шесть соседей. Мистер Кронин, веселый, атлетического сложения оксфордский студент, оказался замечательным приобретением, просто удивительно, как он умел придумывать и устраивать всяческие затеи. Джек в значительной мере утратил былую живость, и все мы дружно объявили, что он, разумеется, влюблен. Выглядел он при этом не менее глупо, чем выглядит в таких случаях любой молодой человек, но даже не пытался отпираться.

- Что будем делать сегодня? - спросил как-то утром Боб. - Кто что может предложить?

- Ловить рыбу в пруду, - сказал мистер Кронин.

- Мало мужчин, - ответил Боб. - Что еще?

- Мы должны сделать ставки на дерби, - заметил Джек.

- Ну, для этого времени хватит. Скачки состоятся лишь через две недели. Что еще?

- Теннис? - неуверенно предложил Сол.

- Надоело.

- Вы можете устроить пикник в хазерлейском аббатстве, - предложила я.

- Отлично! - воскликнул мистер Кронин. - Лучше не придумаешь.

- Как твое мнение, Боб?

- Первоклассно, - ответил брат, ухватившись за подсказанную мысль. Пикники необычайно привлекают тех, чьим сердцем еще только овладевает нежная страсть.

- А как мы туда доберемся, Нелл? - спросила Элси.

- Я-то совсем не пойду, - ответила я. - Мне бы очень хотелось, только надо посадить папоротники, которые раздобыл для меня Сол. Добираться туда лучше пешком. Тут всего три мили, а юного Бейлиса с корзиной провизии можно послать вперед.

- Ты пойдешь, Джек? - спросил Боб.

Новая помеха: накануне лейтенант вывихнул себе лодыжку. Тогда он об этом никому не сказал. Но теперь лодыжка начала болеть.

- Слишком далеко для меня, - сказал Джек. - Три мили туда да три обратно!

- Пойдем. Не ленись же, - бросил Боб.

- Дорогой мой, - ответил лейтенант, - я уже столько отшагал, что с меня хватит до самой могилы. Видели бы вы, как наш бравый генерал заставил меня пройтись от Кабула до Кандагара, - вы бы мне посочувствовали.

- Оставьте ветерана в покое, - сказал мистер Кронин.

- Сжальтесь над измученным войной солдатом, - заметил Боб.

- Ну, довольно смеяться, - сказал Джек и, просияв, добавил: - Вот что. Я возьму, Боб, если разрешишь, твою двуколку, и, как только Нелл посадит свои папоротники, мы к вам приедем. И корзинку можем взять с собой. Вы поедете, Нелл, правда?

- Хорошо, - ответила я.

Боб согласился с таким оборотом дела, и так как все остались довольны; за исключением мистера Соломона Баркера, который весьма злобно посмотрел на лейтенанта, то сразу начались сборы, и вскоре веселое общество пустилось в путь.

Просто удивительно, до чего быстро прошла больная лодыжка после того, как последний из участников пикника скрылся за поворотом аллеи. А к тому моменту, когда папоротники были посажены и двуколка готова, Джек уже был весел и, как никогда, полон энергии.

- Что-то уж очень внезапно вы поправились, - заметила ему я, когда мы ехали по узкой, извилистой проселочной дороге.

- Да, - ответил Джек, - но дело в том, Нелл, что со мной ничего и не было. Просто мне надо поговорить с вами.

- Неужели вы способны прибегнуть ко лжи, лишь бы поговорить со мной? сказала я с упреком.

- Хоть сорок раз, - твердо ответил Джек.

Я попыталась измерить всю глубину коварства, таившегося в Джеке, и ничего не ответила. Меня занимал вопрос: была бы Элси польщена или рассердилась, если бы кто-нибудь солгал ради нее столько раз?

- Когда мы были детьми, мы очень дружили, Нелл, - заметил мой спутник.

- Да. - Я глядела на полость, закрывавшую мне колени. Как видите, к этому времени я уже приобрела кое-какой опыт и научилась различать интонации мужского голоса, что невозможно без некоторой практики.

- Кажется, теперь я вам совсем безразличен, не то что тогда, продолжал Джек.

Шкура леопарда на моих коленях по-прежнему поглощала все мое внимание.

- А знаете, Нелл, - продолжал Джек, - когда я мерз в палатке на перевалах среди гималайских снегов, когда я видел перед собой вражеские войска, да и вообще, - голос Джека внезапно стал жалобным, - все время, пока я был в этой гнусной дыре, в Афганистане, я не переставал думать о маленькой девочке, которую оставил в Англии...

- Неужели? - пробормотала я.

- Да, я хранил память о вас в сердце, а когда я вернулся, вы уже перестали быть маленькой девочкой. Вы, Нелли, превратились в прелестную женщину и, наверное, забыли те далекие дни.

От волнения Джек заговорил очень поэтично. Он предоставил старенькому гнедому полную свободу, и тот, остановившись, мог вволю любоваться окрестностями.

- Послушайте, Нелли, - сказал Джек, вздохнув, как человек, который готов дернуть шнур и открыть душ, - походная жизнь учит, в частности, сразу брать то хорошее, что тебе встречается. Раздумывать и колебаться нельзя: пока ты размышляешь, другой может тебя опередить.

"Вот оно, - в отчаянии подумала я. - И тут нет окна, в которое Джек, сделав решительный шаг, мог бы выпрыгнуть".

После признания бедняги Сола любовь для меня ассоциировалась с прыжками из окон.

- Как вам кажется, Нелл, стану ли я вам когда-нибудь настолько дорог, чтоб вы решились разделить мою судьбу? Согласитесь вы стать моей женой?

Он даже не соскочил с двуколки, а продолжал сидеть рядом со мной и жадно смотрел на меня своими серыми глазами, а пони брел себе по дороге, пощипывая то слева, то справа полевые цветы. Было совершенно очевидно, что Джек намерен получить ответ. Я сидела, потупившись, и вот мне показалось, что на меня смотрит бледное, застенчивое лицо, и я слышу, как Сол признается мне в любви. Бедняга! И во всяком случае, он признался первым.

Назад Дальше