История крепостного мальчика - Алексеев Сергей Петрович 3 стр.


Та смущенно улыбалась и прятала лицо в голубой шарфик.

Вместе со всеми встречать приехавших пришел и Митька. Стоял он рядом с Тимкой и, чтобы лучше разглядеть, по-гусиному вытягивал шею. И вдруг Митька увидел девочку. Была она совсем маленькая, зябко куталась в старенькое пальтишко, из-под которого выглядывала полосатая юбочка. На голове - Митька никак понять не мог - ни платок, ни шаль. Никогда Митька такого наряда не видывал. Девочка внимательно смотрела на встречающих и держалась за руку высокого, в штанах со штрипками.

Девочка Митьке понравилась. После этого Митька все ходил около барского флигелечка, где разместили артистов, - надеялся встретить. Да ему не везло. В первый день прогнала девка Палашка. На второй Митька чуть не попался на глаза самому немцу.

И все же Митька девочку подкараулил. Припрятался как-то в кустах, а когда та проходила, выскочил. Выскочил, да и сам испугался.

- Ты что? - спросила девочка.

А у Митьки язык словно дома остался.

- Ты что? - повторила девочка. - Как тебя звать?

- Митька я, Мышкин.

- А я Даша, - сказала девочка.

И Митьке от этого сразу стало как-то легко. Осмелел он и выпалил:

- А я тебя еще в первый день заприметил, ты в шали была!

- Да какая это шаль! - засмеялась Даша. - Это шляпка называется.

Митька смутился. Однако Даша улыбнулась. И мальчик опять ободрился.

- А хочешь, я тебе поместье покажу? - спросил он.

- Хочу, - ответила Даша.

Митька ходил, словно летал на крыльях. Сводил Дашу на конный двор, подвел к псарне, показал, где господские амбары, а потом повел в парк и всю дорогу про жизнь в имении рассказывал. И про деда Ерошку, и про Палашку, и про немца.

- А еще, - зашептал Митька, - у нас немой есть. Федька. Он разбойник. Ему ноздри выдрали.

Даша слушала внимательно, и Митьке было приятно.

- А этот высокий - он кто тебе, папаня? - спросил Митька, когда они возвращались домой.

- Нет, - ответила Даша. - Это Роланд.

- Кто? - переспросил Митька.

- Рыцарь Роланд, - повторила Даша. - Это роль у него такая.

- А мамка и папка у тебя тоже артисты? - спросил Митька.

- Да, - ответила Даша. - Только их продали князю Трегубову.

- Как - продали? - удивился Митька.

- Взяли да и продали, - ответила Даша. - Крепостные мы - вот и продали.

У Митьки от удивления даже рот приоткрылся.

- Как так: артисты - и крепостные? - усомнился он.

- Конечно, крепостные, - ответила Даша.

- Все крепостные? - переспросил Митька.

- Да.

- И тот, что штаны в клетку?

- Да.

А Митька все смотрел на Дашу и не верил: артисты - и вдруг крепостные!

УШЕЛ

Жил Митька на новом месте, а все о своем думал - бежать. И снова стал собирать сухари на дорогу. Только поступал теперь умно: прятал сухари далеко, на конном дворе, в старой соломе.

А как-то сидел Митька с Дашей на обрыве реки и рассказал про свой план. И про сухари рассказал.

- Вот здорово! - воскликнула Даша. - А куда ты побежишь, Митя? спросила.

- В Закопанку, домой, - ответил мальчик.

Сказал в тот день Митька, что убежит, а потом пожалел. Прошла вдруг у Митьки охота бежать. Назначил один срок не ушел. Назначил другой - не ушел тоже.

А однажды Даша его спрашивает:

- Ты что ж, передумал?

Митька покраснел, надулся и ничего не ответил. А сам решил: "Уйду, в эту же ночь уйду!"

Дождался Митька вечера, лег на лежанку, а сам, чтобы не заснуть, с боку на бок переворачивается.

- Ты что, поганец, не спишь? - крикнула девка Палашка.

Затих Митька. Выждал, пока Палашка захрапела, полежал еще немного, потом соскользнул тихонько с лежанки, на цыпочках подошел к двери, приоткрыл ее так, чтобы та не скрипнула, вышел в сени, схватил армяк - и на улицу.

Думал Митька, что девка Палашка спит. А она притворялась. Заметила Палашка за Митькой последние дни странное, вот и стала приглядывать.

Только Митька за дверь, Палашка поднялась и тоже вышла. Митька побежал к конному двору. Палашка - за ним. Подходит, смотрит - мальчик что-то разгребает и мешок вытаскивает. Сухари это были. Только Митька мешок под мышку, а Палашка его за руку - хвать! От неожиданности Митька вскрикнул, выронил мешок. Дернул было руку, но Палашка держит крепко. Забился Митька в руках Палашки, а потом изловчился и ухватил Палашку за руку зубами. Взвизгнула девка, выпустила Митьку. А он за сухари, через забор, мимо конного двора, за плетень - и в лес.

Ушел Митька.

ПОГОНЯ

Подняла Палашка крик, бросилась к управляющему.

- Франца Иваныч! - будит. - Франца Иваныч!

Встрепенулся немец.

- Вас ист эс? - забормотал на своем языке.

- Митька бежал! - тараторит девка Палашка. - Митька бежал!

- Какой Митька? - не может взять в толк немец.

- Ну, Митька, тот, что на дудке играет, что у барыни Мавры Ермолаевны вы за перину выменять изволили.

- Так что есть Митька? - опять спрашивает немец.

- Утек, говорю, мальчишка.

А в это время Митька был уже далеко от усадьбы графа Гущина. Пересек вброд ручей и шел лесом. Отбежал версты три, когда вдруг услышал собачий лай. Вначале Митька решил, что это в соседней деревне. Потом лай стал слышнее, потом все ближе и ближе... Побледнел Митька: погоня! Побежал быстрее, не выбирая дороги, прямо через кусты. Хлещут ветки, ударяют Митьку в лицо, хватают за руки... Бежит Митька, тяжело дышит. "Загрызут, загрызут!" - бьется тревожная мысль. И вдруг словно кто подсказал! Бросился Митька к дереву. В темноте не разглядел - попалась сосна. Поцарапал руки, больно, но лезет. Пролез метра два. А в это время псы подбежали к дереву и пронеслись мимо. Собачий лай ушел куда-то в сторону. Митька облегченно вздохнул. Лай перекинулся на другое место. Потом псы заскулили, забегали по кустам - то там, то тут... И вдруг повернули назад, остановились у дерева, подняли страшный вой и заскребли о кору. От страха Митька полез выше. И вдруг - хрусть - обломился сучок! Митька хвать за другой - и тот хрусть!

- А-а-а! - заголосил Митька и полетел вниз, прямо на собачьи спины.

Взвизгнули от неожиданности псы, разлетелись брызгами в стороны. А потом опять в кучу.

Лежит Митька, закрыл глаза; ждет, когда псы вцепятся.

А псы подбежали, истошно над самой головой лают, брызжут слюной, но не трогают. Приоткрыл Митька один глаз, потом второй; приподнял голову, смотрит - а перед ним Федька - драные ноздри!

Замычал Федор на псов, ударил одного арапником - те приумолкли. Встал Митька, а самому, оттого что немой здесь, еще страшнее. Федор ему показывает: мол, пошли. А Митька словно окаменел, с места не может сдвинуться. Подтолкнул немой Митьку; пошел тот, от страха еле ноги передвигает, повернуть голову назад не решается.

Шли назад окружной дорогой, часа два. Митька шел и все думал, что-то теперь будет! И не так боялся Митька порки, и даже Федора не так уж боялся, но стыдно было Даши. "Ну, скажет, и убежать не смог!"

Думал Митька, что его поведут к немцу. Оказывается, нет Привел Федор Митьку на псарню, отвел в свой закуток, расстелил рядно, показал: мол, ложись, и дал краюху хлеба.

Ушел куда-то Федор. А Митька лежит, понять не может. Чего это его Федор сюда привел, и чего они окружным путем шли, и чего это немой ему краюху сунул? Лежит Митька, уснуть не может.

"ВОТ ТЫ ГДЕ!"

- Вот те Франца всыплет! - кричала девка Палашка на Федора. - Мало тебе ноздри пообрывали, бока еще пообломают!

А Федор мычал и что-то руками показывал.

- Не догнал, Франца Иваныч, - докладывала утром Палашка немцу. Утек, поганец. Немой-то ни с чем вернулся.

Пошумел, пошумел немец и плюнул. Пригрозил всыпать и Палашке и Федору. Тем дело и кончилось.

К утру Митька сообразил: не хочет Федор его выдавать немцу. Живет Митька на псарне день, живет два. Федор еду ему приносит. Вечером присядет, по голове потреплет. Постепенно стал Митька привыкать к немому. А все-таки как-то боязно... Вспомнит, как дразнили Федора, и самому неловко.

Дней через пять повел с самого утра Федор собак прогуливать. Остался на псарне Митька один. Скучно стало в Федоровой каморке, вышел в сарай, где стояли собачьи клети: решил размяться. Побегал Митька из угла в угол, верхом на пруту покатался. Только хотел опять в каморку вернуться, вдруг входит на псарню Франц Иванович, а за ним девка Палашка. А Митьке и податься некуда. Юркнул было за собачью клеть, но Палашка как закричит:

- Вон он, ирод, вон!

Подбежала Палашка к Митьке, схватила за шиворот, вытащила на середину сарая.

- А-а... - протянул немец. - Вот ты где!

- Тут, тут! - тараторила девка Палашка. - Я же говорила, Франца Иваныч, что немой наврал. Неспроста немой с кухни-то похлебку воровал. Я-то приметила. Ить, думаю, и зачем это он?

Пытался Митька вырваться, да где уж! Крикнул немец дворовых - связали Митьку. А через час, когда вернулся Федор, скрутили и Федора.

Пороли виновных тут же, на псарне. Били арапниками. Федора - двое взрослых мужиков, Митьку - Палашка.

- Ирод, - кричала Палашка, - вот тебе, будешь знать, как честных людей обманывать! - и во всю силу врезала тяжелым арапником по худым Митькиным плечам.

Митька только ежился и вздрагивал.

- Не кричишь? - приговаривала Палашка. - Я те заставлю кричать!

Митька стиснул зубы и молчал. Никто не заметил, как он потерял сознание.

"А ОН ВОВСЕ И НЕ СТРАШНЫЙ"

Двое суток Митька не приходил в себя. А когда открыл глаза, не мог понять, где он и что произошло. Смотрит, рядом на корточках сидит девочка. Признал Митя - Даша, улыбнулся. Улыбнулась и Даша.

- Митя, - сказала, - жив?

- У-у, - промычал Митька.

- А мы-то уж думали... - Даша не договорила.

Посидела Даша, ушла. А потом пришла тетка Агафья.

- Ну, жив, соколик? - спросила. - А твоя-то Даша тут совсем исплакалась. "Это, говорит, все я! Я его не отговорила". Дни и ночи возле тебя сидела. Спать не ложилась. Ахтерка, а девка славная.

Поправлялся Митька медленно. Федор давно уже встал, опять с псами возится, а Митька все лежит. И ходят к нему то Даша, то тетка Агафья, то обе разом. И Федор, чуть свободная минута, здесь же рядом, что-то мычит и на руках показывает. Только что, Митька понять не может, а чувствует что-то доброе немой сказать хочет.

А как-то пришла тетка Агафья, и Митька - к ней.

- Тетка Агафья, - говорит, - а дядя Федор, он вовсе и не страшный.

- Не страшный, не страшный, соколик! - отвечает тетка Агафья. - А чего ему быть страшным? Ты слушай его, он, Митька, человек добрый, таких еще поискать нужно.

- А чего он немой? - спрашивает Митька. - И ноздри чего у него драные? Разбойник он? Он человека убил?

- Что ты, что ты, бог с тобой! - замахала руками тетка Агафья. Какой он разбойник! Все бы такими были! - Потом наклонилась к Митьке и зашептала: - Ты про мужицкого царя слыхал?

- Про Емельку Пугачева? - спросил Митька. - Которому руки и ноги рубили?

- Какой он тебе Емелька! - повысила голос тетка Агафья. - Емелиан Иванович он! - И снова зашептала: - Федор-то был у Пугачева своим человеком. А как разбили Пугачева, схватили и Федора. Пытали, а потом разодрали ноздри и язык отрезали. Вот без малого пятнадцать лет такой он и есть. Ты его люби, Митя, - он человек хороший, - уходя, еще раз сказала тетка Агафья.

А вечером пришел Федор и присел на лежанку, Митька доверчиво улыбнулся, уткнулся ему в живот лицом, как, бывало, к матери, и стал гладить рукой по спине. И Федор своей шершавой рукой Митьку гладил. И сидели они молча весь вечер...

Около месяца пролежал Митька. И все эти дни Даша бегала на псарню. Приносила поесть, новости рассказывала. А вечером садились они с Федором к Митьке на лавку. Смотрел Митька на Федора, смотрел на Дашу, и было ему так хорошо, как в родной Закопанке.

КАК СКРИПЕЛ СНЕГ

Поднялся Митька, когда уже снег выпал. Укрыл снег по-хозяйски господский дом, и псарню, и лес, и все поля, что вокруг виднелись. Вышел Митька на улицу, сощурил глаза от яркого снега, попрыгал с ноги на ногу, вздохнул полной грудью.

И снова жизнь пошла своим чередом. Только уж не ходил Митька больше в оркестр играть: поотстал за время болезни. Обошлись без него. Приставили пока Митьку к тетке Агафье на кухню - помои вытаскивать.

Нравилась Митьке эта зима. Хоть и мороз пошаливал и ветрено было, а Митька словно и не замечал. Чуть свободная минута, бежит к Даше. Позовет Тимка Глотов Митьку с собой играть, а он: мол, не могу, занят, тетка Агафья не отпускает. А сам - к Даше. И бродят, ходят они по господскому парку, как тогда первый раз осенью.

И Митьке хорошо. В парке никого нет. Только прыгают с ветки на ветку белки. Много развелось их в парке, и стали они словно ручные. "Цок, цок", - щелкают еловые шишки, только шелуха летит вниз. Сидят белки, щелкают орешки, на Митьку с Дашей поглядывают. Подмигнет Митька белкам, свистнет - те врассыпную.

Назад Дальше