А борьба с пиратством привела к тому, что морская вольница отнюдь не исчезла — а стала перебираться в Карибское море, обосновываясь на “бесхозных”, не имеющих поселений и гарнизонов островах: Св. Христофора, Невес, Тортуга, Антигуа, Провиденс. Но уход “джентльменов удачи” резко ослабил морские силы Англии, так как королевский флот из-за мизерного финансирования находился в жалком состоянии. И вместо своих пиратов появились африканские. Настолько обнаглели, что их эскадры гуляли по Ла-Маншу, добирались до Исландии. И показывали плохой пример. Офицер Мейнуэринг угнал в Плимуте военный корабль и ушел в Алжир. Вскоре под его началом собралась эскадра из 8 пиратских судов, он свирепствовал на Средиземном море, совершил рейд в Атлантику, ограбив Ньюфаундленд. И Яков предпочел переманить его на службу за амнистию и щедрые пожалования. Мейнуэринг вернулся очень богатым человеком, стал губернатором Дувра, членом парламента. А за это наконец-то разгромил и изгнал из Ла-Манша своих бывших африканских друзей. Он, кстати, написал мемуары, посвятив их королю. Где рассказал и о том, что алжирские и тунисские пираты сбывают добычу английским и фламандским купцам, покупая у них оружие и порох. И делал вывод: “В коммерческих делах нет места патриотизму”.
Чрезвычайно усилилась в это время Голландия. Она имела самый крупный в мире торговый флот — из 25 тыс. европейских кораблей, бороздивших моря, 15 тыс. были голландскими. Нидерланды контролировали 2/3 торговли на Балтике, Амстердам стал крупнейшим в Европе рынком хлеба, железа, леса, воска. А годовые доходы акционеров Ост-Индской компании достигали 100 % от вложений. Голландцы теснили англичан, а германскую торговлю совершенно задушили. Владея устем Рейна, “перекрыли воздух” прежним коллегам по Ганзе: Кельну, Аахену, Вормсу, Аугсбургу. Другие центры — Гамбург, Любек, Бремен уже не могли конкурировать с Нидерландами. Ганзейский союз распался, Германия переживала экономический кризис. Который дополнился политическим.
И тучи католическо-протестантского противостояния, давно сгущавшиеся над Европой, вдруг сверкнули первой молнией. Как часто бывает — случайной. Император Матвей переехал из Праги в Вену и, будучи бездетным, в 1617 г. объявил наследником чешского престола эрцгерцога Фердинанда Штирийского (что предопределяло и избрание его императором). Фердинанд был известен как ярый гонитель протестантов, даже высказывался о необходимости их истребления. Поэтому чехи заволновались и созвали в Праге съезд некатолических сословий. Матвей его запретил, но в мае 1618 г. съезд все равно собрался, возбужденные депутаты отправились в Град и выбросили из окон канцелярии трех имперских чиновников. Лететь было невысоко, они отделались ушибами, но как раз “пражскую дефенестрацию” (выбрасывание из окон) принято считать началом Тридцатилетней войны…
Впрочем, сперва большой войной, вроде, не пахло. Войско у Матвея было слабенькое, после первой же стычки с пражанами отступило. Чехи создали свое правительство, директорию из 30 чел. во главе с Вацлавом Виллемом, а в 1619 г., после смерти Матвея, их генеральный сейм отказался признать Фердинанда и избрал королем Фридриха V — курфюрста Пфальца, главу Евангелической унии. Чехов поддержали некоторые другие земли, возникла конфедерация с Моравией, Силезией, Лужицами, к союзу примкнул князь Трансильвании Габор Бетлен. Но воспрепятствовать избранию Фердинанда II императором они не смогли. И реальной помощи не получили почти ниоткуда. Хотя Фридрих Пфальцский был зятем Якова I, английский король действия родственника осудил. Обвинил его, что тот поощряет мятеж чехов и заявил его послу: “Значит, вы того мнения, что подданные могут свергать своих королей? Вы очень кстати прибыли в Англию, чтобы распространять эти принципы среди моих подданных”.
А Людовику XIII пришлось в это время самому бороться с мятежом. Его матушка жила в Блуа очень неплохо, имела свой двор, бюджет в 820 тыс. ливров, по-прежнему скупала бриллианты, развлекалась балами и балетами. Но ей не хватало власти! И она окунулась в заговоры, завела переписку с Испанией, Лотарингией, Италией, прося помощи и обещая взбунтовать всех, недовольных правлением Люиня. Письма перехватили, к ней ограничили доступ, однако Мария снеслась с герцогом Эперноном, прежним сообщником по убийству Генриха IV, и бежала из замка по веревочной лестнице. Точнее, спустили в охапке, поскольку она была весьма рыхлой и массивной дамой. Началась “первая война матери с сыном”. К Марии примкнул губернатор Седана Буйонн, прислал подмогу герцог Лотарингии Карл. Большинство принцев на этот раз поддержали короля. Но ни он, ни его мать не доверяли собственным сторонникам, и тогда Людовик вспомнил о Ришелье. Вызвал его, поручив провести переговоры, и пришли к соглашению. Марии дали губернаторство в Анжере, оплатили ее долги в 1,8 млн ливров. Прочих мятежников простили, оставив им все посты и владения. А в убытке осталось только население, которое грабили по пути оба войска.
Не мудрено, что и в чешском конфликте Людовик настроился против мятежников. Решил заступиться за католицизм, требовал от Фридриха Пфальцского не принимать престол и даже порывался оказать военную помощь императору Фердинанду II. Люинь его отговорил и счел, что выгоднее будет взять на себя посредничество. В Ульме начались переговоры. Германские князья Евангелической унии были тоже не склонны поддерживать Фридриха, считая его равным с собой и не желая усиления Пфальца. И при посредничестве Парижа заключили в 1620 г. договор о локализации конфликта. На чем и сыграл Фердинанд. Ему, как и Матвею, воевать было нечем, но пока французы убеждали немецких князей не вмешиваться, он вел свои переговоры, получил помощь от испанцев, а на займ от великого герцога Тосканского Франческо Медичи нанял армию кондотьера Спинолы. Император привлек на свою сторону поляков, Саксонского курфюрста и Католическую лигу во главе с герцогом Баварским Максимилианом — которому за помощь была отдана в залог Верхняя Австрия и обещан Пфальц.
И осенью 1620 г. объединенные силы двинулись на Чехию. С севера саксонцы, с запада и юга баварцы и войска лиги под командованием маршала Тилли. У Фридриха V войск было мало, присоединились только несколько мелких германских князей. Чешско-пфальцская армия под командованием князя Анхальта 8 ноября встретилась с противником у Белой Горы недалеко от Праги. И через 2 часа все было кончено, протестантов разнесли вдребезги, было убито 1,5 тыс., многие при отступлении утонули во Влтаве. Фридрих бежал в Гаагу. В Праге было казнено 27 членов директории, конфискованы земли протестантского дворянства, запрещалось некатолическое богослужение, в качестве государственного языка вводился немецкий, а остатки чешской автономии ликвидировались.
Этот триумф католицизма и поддержка Людовиком Фердинанда сразу аукнулись во Франции. Забурлили гугеноты. Протестантский Беарн, в тот период связанный с Францией только личной унией (после восшествия на престол Генриха IV) вообще провозгласил независимость и создал “Суверенный совет”. Волнениями воспользовалась Мария Медичи, продолжавшая плести интриги в подаренном ей Анжере. И началась “вторая война матери с сыном”. Причем теперь многие принцы приняли сторону матери, из-за безобразного правления Люиня ее поддержали Нормандия, Бретань, Пуату, Сентонж, Мец, Седан, Дофине. Формировались армии Эпернона и Майенна, чтобы наступать на Париж. Людовик собрал всего 7 тыс. бойцов, но был оперативнее, выступил быстро и возглавил войско лично. А против короля города воевать не хотели и сдавались ему без боя.
Мятежников встретили у переправ через Луару возле Пон-де-Се. В столкновении погибло несколько сот человек, и Людовик одолел. Начались переговоры, где Марию представлял Ришелье, и король наконец-то догадался перекупить его, пообещав сан кардинала. Заключили мир, помиловав мятежников, королеве-матери опять оплатили долги и выдали 300 тыс. После чего Ришелье посоветовал королю, раз уж армия под рукой, двинуть ее дальше на юг, в отложившийся Беарн. Людовик послушался. Беарнцы струхнули и взмолились о прощении. Монарх без единого выстрела вступил в их столицу г. По, дал клятву уважать прежние привилегии области, а взамен потребовал принести клятву повиновения и восстановить католическое богослужение. И триумфатором вернулся в Париж.
Но получилось так, что и на внешней арене политика Люиня села в лужу. Потому что Фердинанду II успех в Чехии вскружил голову, он решил восстановить политическое и религиозное единство своей лоскутной империи, объявил об изгнании Фридриха Пфальцского и воевавших на его стороне князей Анхальтского, Егерндорфа, Гогенлоэ. Испанская армия Спинолы вторглась в Пфальц. Остальные протестантские князья, поверившие Франции и не поддержавшие Фридриха, поняли, что следом и их прижмут к ногтю. Плюнули на парижское миротворчество и принялись организовывать армию Евангелической унии под командованием Мансфельда. Начали реанимировать и связи, которые в свое время налаживал Генрих IV — вести переговоры с Данией, Швецией. Контрреформаторская политика Фердинанда вызвала восстания в Чехии и Австрии, вмешались венгры. А в 1621 г. закончилось 12-летнее перемирие между Испанией и Нидерландами… Общеевропейская война стала реальностью.
18. ПОДЕЛИТЬ И ПЕРЕДЕЛИТЬ!
В начале XVII в. на передел мира претендовали три “хозяина”. Испания с инкорпорированной Португалией, Голландия и Англия. Впрочем, сам тогдашний мир очень удивился бы, если бы узнал, что его кто-то делит. Он жил своей жизнью, и на других континентах происходили события, не менее значимые, чем в Европе. Например, в Японии в 1615 г. случилась последняя вспышка гражданской войны, в Осаке подняли восстание сын бывшего правителя Хидэери и аристократический род Тоеми. Сегун Иэясу Токугава осадил Осаку и разгромил мятежников, Хидэери со всем двором покончил самоубийством, остальных перебили почти поголовно. И, восстановив мир, Токугава продолжил реформы по созданию “гармоничного общества”, где каждый человек занимает определенное место и выполняет свое жизненное предназначение. Все общество четко делилось на сословия. Самураи, ниже — крестьяне, потом ремесленники, а самое низшее — купцы, поскольку они ничего не производят и не добавляют в экономику. Власть сегуна при этом приближалась к абсолютной — но ограничивалась ответственностью перед подданными, он были обязан править так, чтобы обеспечить народу благополучие.
Моральная ответственность и сознание высшего долга определяли в Японии права и обязанности всех сословий. Скажем, долг самураев формулировался кодексом “Бусидо” — “путь воина”: “Истиная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть”. За оскорбление самурая простолюдин мог быть зарублен на месте. Но и самурай был обязан прийти на помощь обиженным, а за нарушение кодекса “Бусидо” должен был расстаться с жизнью: “Оскорбивший добродетель должен погибнуть, не сумевший отстоять ее — тоже”. Крестьяне навечно прикреплялись к земле, связывались круговой порукой и платили очень высокие налоги, 2/3 урожая. Зато и права их строго охранялись. Они могли подавать жалобы самому сегуну, и часто он защищал их от знати и даже от собственных чиновников.
Прекращение междоусобиц и порядок в стране обеспечили расцвет торговли и ремесел. И высочайший взлет японской культуры. Кстати, в отличие от европейской культуры Возрождения, доступной лишь единицам избранных, здесь она стала достоянием очень широких слоев населения. Власти покровительствовали распространению японской и китайской классики, развивали книгопечатание, поддерживали театр Но и традиции борьбы сумо. А в низших и средних сословиях в это же время распространялась культура, возникшая на основе дзэн-буддизма. Блистала танцовщица Идзумо-но-Окуни, вокруг которой возник театр Кабуки. Творил шедевры великий скульптор Энку. Прославился непревзойденный фехтовальщик Миямото Мусаси. Создавал свою школу реформатор дзэн-буддизма Банкэй. Расцветала эстетика укие (красоты “вечнотекущего мира”), ваби (естественности и простоты) и саби (красоты старых вещей). Достигли совершенства живопись сумиэ, каллиграфия, музыка, поэзия танка и року, боевые искусства кэндо и айкидо, культура оформления садов, икэбаны, чайной церемонии…
Между прочим, если еще раз коснуться европейского “культурного влияния” в мире, то скорее, происходил обратный процесс. Жизнь Европы преобразовывалась под влиянием того, что перенималось за морями. Из Америки завезли картофель, табак, кукурузу. В 1610 г. в Амстердам прибыл первый груз чая и возникла мода на фарфоровые чашки, чайники. (В Англию чай проник намного позже). Какао и шоколад внедрились в 1620-х гг. Кофе в арабских странах знали давным-давно, но в Италии его стали употреблять с 1615 г., во Франции с 1644 г. Из Бенгалии, где рос сахарный тростник, голландцы додумались ввозить сахар. Это оказалось выгодным, и испанцы начали выращивать тростник на островах Вест-Индии.
А в Японии европейцы зарекомендовали себя таким образом, что их называли не иначе, как “южными варварами” (их корабли приходили с юга). И, кстати, единственными их товарами, которых не было в самой Японии, являлись часы и очки. Правда, португальцы догадались завозить сюда из Америки табак, а из Китая шелк — воспользовавшись тем, что Пекин из-за связей японцев с пиратами разорвал с ними отношения. Но правительство Токугава опасность проникновения европейцев понимало, и с 1616 г. установило для них только два разрешенных порта, Нагасаки и Хирадо. А чтобы лишить их возможности играть на конкуренции между купцами, создало специальную гильдию “Ито ваппу накама”, которая и осуществляла торговлю по твердым ценам. Позже была запрещена и деятельность миссионеров.
Но не все правители оказывались такими предусмотрительными, и европейская экспансия ширилась. В 1616 г. голландец Горн открыл и обогнул мыс, названный его именем, что было для Нидерландов очень кстати — ведь путь в Восточную Азию через Магелланов пролив принадлежал испанцам. Была сделана и попытка перехватить дорогу вокруг Африки, в 1617 г. голландцы решили закрепиться в Анголе, но тут не повезло, португальцы отбили. В Индонезии в это время все так же враждовали местные султанаты — Аче, Бантам, Матарама. Особенно усилился властитель Аче Искандер Муд. Он создал большой флот, пригласил артиллеристов из Турции, присоединил значительные территории и взял было курс на независимую политику, решив торговать не с европейцами, а с индусами и китайцами. Но увяз в войнах с португальской Малаккой и султаном Джохора. И пошел на союз с голландцами и англичанами, предоставив тем и другим базы на Суматре.
Нидерландская Ост-Индская компания назначила управителем своих факторий Яна Питерсона Куна, который стал в колониях “царем и богом” и прославился крайней агрессивностью и свирепостью. Пиратство приняло такие масштабы, что Испании пришлось запретить морские перевозки большегрузыми карраками, стали вместо них отправлять караваны галионов — может, хоть часть не перехватят. А когда британцы сунулись к Зондским и Молуккским островам, голландцы их встретили пушками и прогнали. Английской Ост-Индской компании удалось заключить договор с князем Матарамы Виджая Крамой и основать факторию на о. Ява, в Джаякерте. Кун напал, разрушил ее, вырезал персонал и построили собственную крепость.
Возмущенный Виджая Крама выступил в поддержку англичан и вместе с их эскадрой осадил Джаякерту. Голландский управитель с отрядом кораблей удрал, бросив на произвол судьбы гарнизон из 460 европейских и японских наемников. Однако с Матарамой враждовал Бантам. И его князь Рапаманчатла неосторожно вмешался. Ударил в тыл осаждающим, заставил Краму отступить и объявил о присоединении Джаякерты к своим владениям. Но и английской эскадре пришлось уйти, блокада со стороны моря нарушилась, Кун смог перебрасывать в крепость припасы и подмогу, и Рапаманчатла, постояв без толку у стен, вынужден был увести войско. На месте отвоеванной таким путем Джаякерты в 1619 г. возникла Батавия, столица нидерландских колоний. Кун населил ее голландскими и китайскими ремесленниками, огородниками, завозил рабов с Суматры и Калимантана, но местных уроженцев, яванцев, в Батавию не пускали.
В Китае в этот период углубился внутренний кризис. А по соседству наращивали силы маньчжуры. Их князь Нурхаци подчинил ряд монгольских племен, ввел новую письменность, создал “восьмизнаменное” войско — состоявшее из 8 соединений-знамен. Одновременно они составляли и административную структуру государства: в “знамена” входили как воины, так и члены их семей. И в 1618 г. маньчжурское войско вторглось в Китай. Китайцев и союзных им корейцев разгромили у Ругэ. Нурхаци захватил Шэньян (Мукден), Телин, Ляоян. Пекин направил против него армию Ян Хао — маньчжуры ее уничтожили, перебив 50 тыс. солдат. Лишь талантливый полководец Син Тин-би, собрав 180-тысячное войско, сумел отбросить врага.