Именно в его правление начинают свою деятельность два нищенствующих ордена, основанные св. Франциском и св. Домиником. Они строились на прекрасном основании скромной и целомудренной жизни, на том, чтобы проповедовать среди людей Евангелие, подобно самому Христу. Жаль, что оба этих ордена оказались так или иначе связаны с инквизицией.
Францисканцы после кончины своего основателя позабыли о первоначальных установках ордена. Они разработали роскошные церемонии и накопили огромные богатства. Вместе с доминиканцами они выискивали и подавляли ереси. Но францисканцы были попроще доминиканцев, известных своим интеллектуальным потенциалом и богословской образованностью. Доминиканцы учили людей правильному мышлению, и с ними в большей мере, чем с францисканцами, связана деятельность инквизиции.
Св. Доминик (Доминго де Гусман), основатель ордена доминиканцев, принадлежал к знатному испанскому роду и оказался самым благочестивым в своей благочестивой семье. Братья его, Антонио и Манес, были почти так же религиозны, как он сам, особенно Антонио, который раздал свое достояние бедным, стал мирским священником и всю жизнь проработал в больнице. Их дядей был архиерей Гуниель д'Узан, так что религиозность была у братьев в крови.
Когда в 1184 г. Доминик начал учиться в Валенсийском университете, то был известен тем, что шел к беднякам и старался, как мог, помочь им в нужде. Говорят, однажды он продал книги, чтобы на полученные деньги купить еды для бедных. А его современник Варфоломей Тернтский сообщает даже, что Доминик дважды продавал себя в рабство, чтобы иметь возможность заплатить выкуп, требуемый маврами за освобождение заложников. Может быть, это апокриф, но из рассказов этого человека, близко знавшего Доминика, явствует, что он был действительно известен редким благочестием и самоотверженностью.
Остается только сожалеть, что подобный человек был призван к искоренению еретиков; кажется почти невероятным, что св. Доминик так искренне посвятил себя такому жестокому делу, но так оно и было. Доминик по природе своей был реформатором, занятым воспитанием народа, и, как большинству таких людей, ему не хватало доброты для понимания чувств и интересов каждой отдельной личности, которую нередко проявляют люди менее значительные.
Его друг Франческо Бернардоне (св. Франциск) был другим человеком. Трудно себе представить, что он мог так ревностно преследовать ближних. Но хотя характеры обоих святых были несхожи, оба они, так или иначе, пошли одной дорогой.
Жизнь Доминика могла бы, как и жизнь его братьев, пройти в безвестности, но случилось так, что он оказался во Франции, когда Иннокентий послал туда легатов ради обращения альбигойцев. Когда Доминик был студентом, епископ Озмский включил его за благочестие в соборный капитул. А когда епископом стал Диего д'Азеведо, он сделал Доминика приором.
Однажды король Кастильский отправил епископа посланником во Францию, а тот решил включить в посольство приора Доминика. Так произошла его встреча с разочарованными папскими легатами в Тулузе. Тогда-то Доминик высказал мнение, что, если легаты, отказавшись от помпы, станут скромно проповедовать католическую веру, подобно своему Учителю, они могут произвести большее впечатление на еретиков. Тогда же у него родилась идея создать орден нищенствующих монахов-проповедников.
Это была достойная идея, однако сам Доминик по природе своей был скорее военачальником, чем любящим пастырем.
Посольство предпринималось ради устройства брака принца Фердинанда Кастильского. Когда же послы отправились в новое путешествие, чтобы привезти невесту домой, то случилось так, что принцесса скончалась прежде, чем они отправились обратно, и оба священника оказались в чужой стране без всякой миссии. Тогда они решили навестить папу римского.
Видевшие распространение ереси в Южной Франции, они были полны решимости вернуть еретиков на путь истинный.
Папа Иннокентий сказал им, что, если они хотят работать среди еретиков, им следует примкнуть к цистерцианцам, которых он послал во Францию. Испанским священникам оставалось только подчиниться этому указанию.
Доминик работал неутомимо, как настоящий фанатик. После убийства Кастельно и начала альбигойских войн он стал другом Симона де Монфора. Католические историки, стремящиеся освободить его от обвинений в жестокости, пишут, что неверно называть его «первым инквизитором». Они утверждают, что он был хорошим человеком, и отчасти это верно. Но как. часто слепая уверенность в своей правоте и непонимание правоты других портит характер даже лучших людей!
Доминик искренне стремился быть добрым человеком. Он вел благочестивую жизнь, будучи приором. Но он же, будучи другом графа де Монфора, присутствовал при осаде ряда городов и, конечно, был свидетелем творимых там жестокостей. Он, должно быть, оправдывал все это тем, что люди, подвергавшиеся такому обращению, а также мучительной и позорной казни были всего лишь еретиками, которых Бог, в понимании Доминика, проклял навеки за отказ от догм католической церкви. Надменная уверенность в правоте только своей секты несовместима со смирением, без которого немыслима подлинная святость. Есть ли польза в том, чтобы ходить в нищенской одежде, имея в сердце гордыню, присущую всем, кто осуществляет религиозные преследования?
Св. Доминик, как большинство людей, был в чем-то добрым, а в чем-то злым. Его благие намерения, возможно, оправдывают его слепоту в отношении еретиков. Но как жаль, что он навсегда не остался в соборном капитуле! Жаль также, что при упоминании его имени люди, для которых инквизиция не есть оклеветанный институт, вспоминают все то, что вызывает у них ужас и глубокую неприязнь.
Оправдывая инквизицию, Иозеф Блотцер писал в «Католической энциклопедии» (ок. 1909 г.): «Современным людям трудно понять подобное учреждение, потому что они упускают из виду, что, во-первых, религиозная вера воспринималась тогда как что-то объективное, дар Божий, который не подлежит частному суду, а во-вторых, что церковь была суверенным сообществом, основанным на откровении, и ее первой обязанностью было содержать в чистоте этот первоисточник веры».
Остается только заметить: как хорошо, что современные, люди не могут оправдывать таких учреждений. — Возможно, так же, как сегодня, будут воспринимать их и люди будущих поколений. В 1214 г. св. Доминик основал свой орден (точнее, в 1215 г. инквизицию же папство передало в ведение доминиканцев, когда основателя ордена уже не было в живых. —
Приняв римскую тиару, он пошел по стопам предшественников, продолжая активные преследования еретиков и стремясь также отвоевать Святую землю. Почти сразу новый папа начал подбивать императора Фридриха II начать новый крестовый поход. Однако Фридрих, несмотря на клятву, которую он дал, не спешил начинать это дело. Но новый папа был не чета Гонорию. Григорий дал понять, что, если император сразу не начнет священной войны, он об этом пожалеет. Уже при Иннокентии власть папы настолько укрепилась, что императоры предпочитали не обострять отношений. В сентябре 1227 г. Фридрих выступил в поход, но через несколько дней вернулся под тем предлогом, что один из его товарищей, ландграф Тюрингский, заболел в пути. Папа пришел в ярость и отлучил императора Фридриха от церкви. Эта история показывает фанатизм Григория и его решимость любыми доступными средствами заставить людей служить своему Богу.
Григорий, конечно, сразу занялся преследованием еретиков и был в восторге от работы, выполненной нищенствующими орденами, основанными Домиником и Франциском. Эти двое были друзьями Григория, и еще до своего избрания он любил беседовать с их последователями о богословских вопросах и о том, как стереть ереси с лица земли. Папа Григорий канонизировал Франциска 16 июля 1228 г., а Доминика — 13 июля 1234 г. Он не жалел почестей для обоих орденов.
В 1229 г. папа созвал собор в Тулузе, по решению которого еретики и их пособники подлежали передаче светским властям для наказания. В случаях «упорства в ереси» их должны были публично сжигать на кострах. Апологеты инквизиции утверждали, что если смертной казни заслуживают те, кто изменил государям, то в гораздо большей степени заслуживает ее тот, кто совершил измену Богу. Таким образом, жестокость преподносилась как чувство справедливости, Григория IX не было в Риме около двух лет, и в его отсутствие там появилось немало людей, заявивших о несогласии с церковными догмами. Вернувшись, папа начал чистку своего города. Многие были арестованы и публично сожжены. Те же, кто готов был признать свою вину, подлежали заточению в монастыри.
Чудовище инквизиции, которое некогда пребывало в незрелом состоянии, теперь обрело большую силу.
Всем, кто так или иначе помогал еретикам, угрожало отлучение от церкви. Может показаться удивительным, что люди так боялись этого наказания. Но те, кого отлучили от церкви, не могли найти работы, а в случае болезни или какой-то иной неприятности никто не имел права им помогать, также под страхом отлучения. Эти люди не имели права на человеческое милосердие. Удивительно, как христиане могли принимать законы, противоречащие самому духу христианского учения. Они словно игнорировали слова:
«Вера, надежда, милосердие суть три основы, и милосердие — главная из них». Они подменили эту простую веру своей собственной, так что от христианства осталось лишь имя.
В это самое время папу навестил Раймунд Пеньяфортский, впоследствии канонизированный Климентом VIII. Это был ревностный сторонник преследования еретиков. Он был профессором канонического права и несколько лет проработал в Италии, где возглавлял кафедру в Болонье и приобрел известность благодаря своему трактату о церковном законодательстве. Этот человек увлекся идеями доминиканцев и вернулся в Испанию, уже будучи их последователем. На родине Раймунд занялся проблемами обращения в католичество иудеев и мусульман и организовал специальные школы по изучению восточных языков для проповедников Евангелия среди мусульман и евреев.
Такой человек, конечно, был замечен, и в 1230 г. папа Григорий вызвал его в Рим. Сочинения Раймунда произвели на папу столь благоприятное впечатление, что он поручил правоведу редактирование церковных канонических книг.
Тот получил возможность, которой ждал давно, и, когда он завершил свой труд, папа провозгласил, что только эти книги должны теперь использоваться для преподавания в школах. Таким образом Раймунд попал в число лиц, имевших отношение к созданию инквизиции, и в первую очередь благодаря этому он известен в истории.
Папа Григорий IX основал инквизицию в 1232 г. о булле говорилось, что все еретики подлежат отлучению от церкви. Осужденных за ересь не должна наказывать церковь: для исполнения наказания они передаются светским властям. Нераскаявшиеся подлежали публичному сожжению, а те, кто раскаялся, вечному заточению. Всех, кто помогал еретикам, следовало отныне отлучать от церкви, а тех, кто вступит в дружбу с отлученными, также отлучать. Последним давался год, чтобы доказать, что они непричастны к ереси, иначе они передавались в ведение инквизиции. Всякий, кто похоронит отлученного от церкви по-христиански, также подлежал отлучению от церкви до тех пор, пока не эксгумирует этого покойника. Все, кто что-то знал о еретиках, обязаны были доносить об этом церкви, иначе их также следовало отлучить от церкви и на них падало подозрение в ереси.
Дети еретиков на два поколения лишались права занимать любые общественные должности, как и дети тех, кто помогал еретикам.
Инквизиторами, наводившими ужас на всех окружающих, были доминиканцы и францисканцы — представители орденов, основанных двумя благочестивыми людьми, которыми двигало желание служить Христу, — св. Домиником и св. Франциском.
Может быть, есть ирония судьбы в том, что именно эти лица были первыми инквизиторами. Но в большей мере это относится к факту, что инквизиция была основана во имя Христа.
2. Инквизиция в ряде европейских стран
Интересно проследить распространение инквизиции в европейских странах, где она в дальнейшем прекратила свое существование во многом благодаря общественному мнению.
Конрад Марбургский приложил немало усилий, чтобы создать инквизицию в Германии. Он был искренним преследователем еретиков, и у него имелись основания для беспокойства, поскольку в Германии были люди, интересовавшиеся новыми идеями и готовые их отстаивать. Некоторые историки считают Конрада монахом (доминиканцем или францисканцем), но Кирш в «Католической истории» утверждает, что этот человек был мирским священником. Во всяком случае, это был весьма ревностный гонитель еретиков и всяческих сект, расплодившихся в Германии в XII в. И эта решимость Конрада, и манера проповедования обратили на него внимание Людвига, лангдграфа Тюрингии.
Жена ландграфа была очень благочестивой женщиной. Она являлась дочерью венгерского короля и была в раннем возрасте привезена в Тюрингию и выдана замуж сначала за Германна, старшего брата Людвига, Говорят, что при дворе тогда царил дух распутства, и над Елизаветой смеялись из-за ее благочестия. Однако Германн умер, и юная Елизавета, как это часто бывало в таких случаях, стала женой младшего брата — Людвига. Ей было тогда всего четырнадцать лет, а ему двадцать один, и Елизавете повезло, что муж оказался таким же благочестивым, как она сама. Когда духовник Елизаветы оставил ее, Людвиг счел, что лучшего наставника для жены, чем Конрад, не найти.
Конрад оказался в своей стихии: Елизавета желала, чтобы ее не просто воспитывали и наставляли, но держали в строгости. Она хотела держать в узде свою плоть, чтобы приблизиться к идеалу святости. Рассказывают, что Конраду иногда даже случалось запрещать ей наказывать себя слишком строго.
В 1227 г., через шесть лет после женитьбы, Людвиг, отправившийся в крестовый поход с императором Фридрихом II, скончался в Отранто. Елизавета, только что родившая третьего ребенка, была надломлена, услышав об этом, и заявила, что ее жизнь окончена. Когда она сама скончалась через четыре года, пошли разговоры о ее святой жизни и о чудесах, творившихся на месте ее погребения. Тогда обратились к Конраду, который хорошо знал Елизавету и мог засвидетельствовать правдивость многих рассказов о ее жизни. В 1235 г. она была канонизирована.
Между тем ереси быстро распространялись в Германии, и Конрад был назначен папским инквизитором в этой стране. Конрад с радостью взялся за дело выявления еретиков с помощью доминиканца Дорсо и францисканца Люцелькольба с его слугой. Эти люди не обладали ученостью, но компенсировали ее отсутствие фанатизмом. Теперь просто необдуманного высказывания или общения с тем, кого подозревали в ереси, было достаточно, чтобы предстать перед папским инквизитором.