Начиная с седьмого века до н.э. в этих местах стали появляться греческие путешественники и купцы, а позднее - возникли торговые поселения и колонии, основанные выходцами из Средиземноморья. Но изумленные греки, которые поначалу попросту не понимали, как люди могут жить в таких холодных местах, как Крым, Черноморское побережье Кавказа и тем более приазовские степи, оседали по морским берегам и не слишком стремились двигаться дальше на север. Редкие путешественники рассказывали об удивительных землях, где по воздуху летают белые перья, а по рекам можно ездить в повозках. В этих рассказах фигурировало племя одноглазых аримаспов, сражающихся с грифами за золото, козлоногие люди и люди с лошадиными ногами. О том, чем питались эти и другие, менее экзотические, народы, тоже ходили легенды, многим приписывалось людоедство.
Собственно, первым ученым, который побывал в Северном Причерноморье и оставил более или менее достоверные записки об его жителях, был Геродот. Но и он не устоял и сообщил своим читателям об аримаспах, о козлоногих обитателях гор, окаймляющих скифские степи, и даже о людях, спящих шесть месяцев в году (впрочем, по поводу существования последних Геродот высказал решительные сомнения). В связи со всем этим возникает резонный вопрос: откуда могут историки знать, как жили и тем более чем питались древние обитатели степей? Поэтому, начиная разговор о том, как же они действительно питались, авторы настоящей книги решили сказать несколько слов о том, как работают археологи, антропологи, остеологи, палеоботаники и прочие ученые, которые этот вопрос исследуют.
Самим авторам в течение нескольких лет довелось участвовать в раскопках курганов в Ростовской области, в том числе курганов бронзового века и скифского времени. Доводилось и слышать, как кто-то из антропологов, глядя на очередной скелет, перечислял болезни, которыми страдал в свое время обитатель кургана. Конечно, далеко не все можно определить по костям, тем более зрительно. Но нарушения обмена веществ, то есть болезни, связанные прежде всего с питанием, - можно.
Люди двадцать первого века привыкли считать, что они плохо и нездорово питаются, что они едят слишком много «химии», что они забыли о натуральной пище и отсюда проистекают все их проблемы со здоровьем. Бытует уверенность, что наши предки питались значительно здоровее, а значит, и сами были здоровы (пока не умирали от очередной эпидемии). Достаточно посмотреть на несколько древних скелетов, чтобы понять, что это не так. Конечно, лучше, чтобы на скелеты смотрел специалист, поэтому авторы настоящей книги, лично полюбовавшись на изуродованные суставы и позвонки, но мало что поняв, предпочли обратиться к статьям, посвященным физической антропологии, например, скифов.
Каких только болезней не обнаружили ученые, исследовавшие их костные останки. Меньше всего эти несчастные степняки были похожи на могучих блоковских скифов, которые привыкли «ломать коням тяжелые крестцы и усмирять рабынь строптивых...». И дело совсем не в том, что они, вопреки поэту, вовсе не были «раскосыми» азиатами, а имели самую что ни на есть европейскую внешность. Дело в том, что они массово страдали от остеохондроза и спондилеза, деформирующего полиартрита и различных костных разрастаний. Правда, эти болезни имеют наследственный характер, кроме того, их развитию способствует холодный и влажный климат. Но пожалуй, климат причерноморских степей можно назвать таковым лишь с очень большой натяжкой (хотя греки и считали, что здесь царят немыслимые морозы), и в том, что наследственная предрасположенность становится болезнью, виновато прежде всего питание. А питались скифы, судя по состоянию их костей, очень однообразно, нездорово и в основном молочными продуктами. Что, кстати, не спасало их от остеопороза. Считается, что люди, которые употребляют много молока (а значит, и кальция), остеопорозом болеть не должны. Но питание скифов было настолько неправильным, что никакое молоко не помогало. Специалисты пишут про изученную ими группу скифов из могильника в Воронежской области, что у них «в возрасте после сорока лет... процессы старения развивались интенсивно и сопровождались резкой перестройкой минерального обмена». Одной из причин остеопороза считают избыток холестерина, а это значит, что по крайней мере люди из этой выборки, возможно, злоупотребляли и мясной пищей. А вот с зубной эмалью у большинства скифов все было более или менее в порядке; в выборках седьмого века до н.э. кариес у них вообще не встречался, и даже у рожавших женщин зубы были хорошими. Это означает, что растительной пищи, и прежде всего углеводов, скифы почти не ели - ведь именно их остатки во рту создают благоприятную среду для бактерий, вызывающих кариес. Здоровая эмаль свидетельствует и о том, что они питались в основном молочной пищей, содержащей много кальция. Но позднее, в четвертом веке до н.э., скифы, погребенные в курганах Чертомлыцкого могильника на юге Украины, уже знали, что такое кариес, - он был отмечен у 32 процентов взрослых. А у скифов Подонья зубная эмаль по-прежнему была в порядке, и это наводит ученых на мысль, что жители Подонья сохранили свою традиционную схему питания, в то время как их южноукраинские сородичи попали под влияние греков, которые увлекались и сладкими лепешками, и медовыми кашами, и фруктами.
У многих скифов, где бы они ни обитали, были проблемы с деснами - у них еще при жизни выпадали зубы. Это может быть признаком недостаточного питания, - видимо, еды хватало не всегда и голодать им время от времени приходилось. Но не исключено, что это было результатом мясо-молочной диеты, в которой отсутствовал витамин С, и степняки попросту страдали цингой.
Кстати, греки считали скифов людьми очень тучными и пытались объяснить это холодным климатом, детством, проводимым в кибитках, и верховой ездой. Объяснения эти не слишком убедительны, и можно было бы связать полноту скифов с обжорством и любовью к жирной пище, но антропологи нашли и иные причины. Анализ черепов показал, что среди них был распространен так называемый «лобный гиперостоз», тесно связанный с эндокринными нарушениями. Страдающие этим заболеванием люди склонны к избыточной полноте, и обжорство здесь ни при чем. В исследованных выборках черепов лобный гиперостоз был найден примерно у 20 процентов скифов.
О структуре питания можно судить и по химическому анализу костей. Так, повышенное содержание цинка говорит о том, что человек ел много мяса. Стронций свидетельствует о любви к зерну-хлебу, кашам, лепешкам. Повышение уровня стронция в костях скифов, живших на территории нынешней Воронежской области, говорит об их постепенном переходе к земледелию.
Мы практически ничего не знаем о том, каким представляли себе скифы загробный мир. Но известно, что они, как и большинство народов древности, брали в последнее путешествие кое-какую еду. Кости животных, сохранившиеся в могилах, позволяют примерно представить себе мясную часть загробного рациона. Как правило, это были бараньи туши или их куски. Лошадиные кости тоже присутствуют, но конь был для скифов прежде всего средством передвижения - на погребенных со своими хозяевами конях (или их чучелах) часто можно видеть уздечки. Впрочем, конина в рационе скифов, как и других кочевников, имелась, об этом свидетельствуют кухонные ямы их немногочисленных поселений. Но в загробном мире они чаще предпочитали баранину.
Помимо мяса, любой, даже самый захудалый, кочевник брал с собой в могилу горшок, а иногда и не один, с какой-то иной пищей, но что именно было в этих горшках, до последнего времени оставалось загадкой. Курган - это не каменная гробница египтянина, куда археологи входили через дверь с фонариком в руках; могильная яма степняка в лучшем случае была перекрыта бревнами или досками, которые очень быстро прогнивали и проседали, после чего склеп заваливало землей. Даже гигантские «царские» курганы, как правило, дошли до археологов как сплошной массив грунта, из которого надо было извлекать находки; естественно, что вся посуда в них была наполнена землей (исключения из этого правила, например знаменитый курган Куль-Оба, чрезвычайно редки). Но совсем недавно специалисты, работающие на стыке почвоведения и археологии, научились проводить химический анализ этой земли и определять, пока что достаточно приблизительно, что же в этой посуде было.
По содержанию различных элементов, прежде всего фосфора, в придонной части горшков, можно сказать, что взял с собою их хозяин: воду, кашу, бульон, молочные продукты или наркотики. Выяснилось, что представители катакомбной культуры, которые обитали в наших степях в первой половине второго тысячелетия, и сменившие их представители срубной культуры охотно пили воду и бульон, ели кашу, а вот молочными продуктами не увлекались (по крайней мере, в загробной жизни). Не интересовались они и наркотиками. Проходили столетия, но и ранние сарматы, появившихся в европейских степях в четвертом веке до н.э., продолжали есть и пить примерно те же самые кушанья, и лишь вдвое чаще варили каши (что и естественно, ведь они все больше общались и торговали с оседлыми соседями). Но во втором веке н.э. структура питания неожиданно меняется. Поздние сарматы, не отказываясь от каш и бульонов, решительно поменяли воду на творог и совершили психоделическую революцию. В 15% их погребений встречаются сосуды, количество фосфора в которых весьма недвусмысленно намекает на настой из мака или конопли.
Сегодня ученые разрабатывают еще один перспективный метод анализа могильных сосудов. Они считают, что в придонном грунте должны сохраняться микроорганизмы, которые были падки именно на то кушанье, которое когда-то содержалось в горшке. Сделав посев этих микроорганизмов на возможные варианты кушаний и посмотрев, где будет наблюдаться всплеск численности микробов, ученые смогут сказать, что же находилось в горшке тысячи лет назад.
О том, какое мясо ели кочевники, можно судить по заупокойной пище. Правда, полной уверенности, что меню умерших совпадало с меню их здравствующих сограждан, нет - здесь могли сказываться и какие-то чисто ритуальные причины. Значительно легче говорить о жителях поселений -здесь кости животных бывают разбросаны по всей территории, но главную информацию дают ямы с кухонными отбросами. Мусорная яма -это вообще лакомый кусок для археолога, в ней отражается вся жизнь поселения или отдельного дома. Сюда попадают и разбитая посуда, и поломанные инструменты, и объедки, и выметенный из дома мусор, в котором могут встретиться и бусины, и пряслица, и отколовшийся от ожерелья кусочек янтаря, свидетельствующий о торговых связях с Прибалтикой... Но поговорим о мясе.
В пятом веке до н.э. в дельте Дона (тогда его называли рекой Танаис) возникло торговое поселение, название которого не сохранилось и которое археологи зовут, по имени близлежащей станицы, Елизаветовским городищем. Это было место, где мир кочевников-скифов столкнулся с миром античной цивилизации. Скифы пригоняли сюда на продажу свои стада, привозили продукты животноводства, меоты поставляли зерно, жители небольших оседлых поселений, разбросанных по донским берегам, - рыбу, а греки - вино и оливковое масло, украшения, дорогую посуду... Население Елизаветовки было смешанным, но в четвертом веке здесь преимущественно жили скифы, а греческие купцы лишь наведывались в холодные и негостеприимные земли со своими товарами. Но шло время, и греки поняли: для того чтобы контролировать рынок, надо переселяться поближе к нему. К третьему веку до н.э. греки научились носить штаны (за которые они раньше особо презирали варваров) и строить дома с учетом холодного климата. Теперь Елизаветовское стало в основном греческим поселением. А через два тысячелетия археологи неожиданно задались вопросом о том, какое мясо ели жители этого форпоста античной цивилизации.
Были проанализированы несколько сотен костей, найденных на городище, отдельно изучены скифский и греческий слои. Выяснилось, что и скифы, и эллины, жившие в Елизаветовке, охотой не увлекались и дичь не ели - среди множества костей домашних животных была встречена одинокая кость случайного зайца. Птиц они тоже не ели, ни диких, ни домашних. В основном и те, и другие питались говядиной и кониной. Правда, костей мелкого рогатого скота на городище было немало (кости овец и коз между собой практически не различаются), но ведь овца и весит гораздо меньше, чем бык. В среднем считается, что некрупная античная корова по количеству мяса примерно равнялась семи овцам или козам или четырем-пяти некрупным свиньям. Ученые восстановили примерные размеры местных овец, лошадей и быков, посчитали их вес. Получилось, что в скифское время на килограмм съеденной баранины (или козлятины) приходилось тридцать килограммов мяса крупного скота - быков и лошадей. Греки ценили баранину чуть больше - у них это соотношение было один к двадцати. Причем конину греки не жаловали и предпочитали говядину. Свинину не любил никто, ни скифы, ни эллины. Но в скифское время свиней на городище, видимо, не держали вообще, а с приходом греков единичные свиньи здесь появляются. А вот собак ели и те, и другие, но скифы отдавали им явное предпочтение.
Сами по себе кости собаки, найденные на территории поселения, конечно, не говорят о том, что люди питались этими друзьями человека. Но когда кости встречаются в хозяйственных ямах среди кухонных отбросов, это заставляет задуматься. Тем более что в других поселениях того же времени археологи находили собачьи кости с явными следами разделки ножом или топором. Например, в Танаисе, большом торговом городе, который появился в дельте Дона (Танаиса) в третьем веке до н.э. и население которого составляли в основном греки и сарматы, из 413 найденных собачьих костей только 44 оказались целыми, остальные носили следы кухонной обработки. Собаки здесь были крупными, в среднем от 40 до 63 сантиметров в холке, и танаисцы воспринимали их отнюдь не как друзей.
Впрочем, собак ели не везде. В одном из поселений Тамани, «Волна I», где ученые провели такой же анализ костей, жители, в отличие от Елизаветовки и Танаиса, собак к столу не подавали. Зато свинина пользовалась здесь немалым спросом. Объемы мяса распределились на этом городище следующим образом: говядина - 65,9 процента, конина-25,8 процента, свинина-4,8 процента, баранина-3,5 процента. Причем потребление свинины уменьшилось от четвертого века до н.э. к третьему до н.э. в полтора раза. Это может говорить о том, что здесь, в отличие от Елизаветовки, население пополнилось жителями, склонными к кочевой жизни, - ведь кочевники свиней не разводят.
Рыба в Причерноморье и Приазовье всегда была популярна. Конечно, кочевники ее не ловили, но это с успехом делали оседлые жители многочисленных поселений, разбросанных по берегам рек и морей. Рыба была одной из главных статей местного экспорта, в Танаисе археологи нашли немало глиняных бочек - пифосов, в которых ее солили и мариновали. Анализ рыбьих костей показал, что больше всего танаисцы ловили сома, стерлядь, судака и сазана. За ними шли лещ, щука и севрюга. Средние размеры всех этих рыб были больше, чем сегодня, зато самые крупные часто не дотягивали до современных. Впрочем, это может объясняться и тем, что пористые кости особо крупных экземпляров плохо сохраняются. Интересно, что в Танаисе почти не найдено костей белуги, мало осетров и севрюги. Но это не значит, что их не ловили, - просто самые ценные породы рыб шли на экспорт, в Грецию, откуда в Танаис присылали вина, оливковое масло и дорогую посуду.
Кроме того, в мусорных свалках Танаиса найдены двустворчатые раковины мидий. Это традиционная для Приазовья находка, но обычно раковины валяются в кухонных отходах, а в Танаисе большое скопление было найдено рядом со стекольной мастерской, - наверное, их использовали еще и в качестве известкового сырья при производстве стекла. Впрочем, самих моллюсков, конечно, здесь тоже ели. В Азовском море (древние греки называли его Меотидой, или Меотийскими болотами) мидии периодически появляются из Черного моря и столь же периодически исчезают. Но в Таганрогском заливе, неподалеку от которого стоял Танаис, мидии никогда не водились - здесь слишком пресная вода; значит, за ними плавали достаточно далеко, по крайней мере в те места, где залив соединяется с морем. И это наводит на мысль, что мидии представлялись жителям Танаиса достаточно ценным блюдом.
О растениях, которыми питались жители степей, говорить сложнее. Надо полагать, кочевники собирали и ели травы и коренья, покупали у своих оседлых соседей зерно, но особой роли в их рационе все это не играло - об этом говорит анализ их костей. Что же касается людей оседлых, то мы можем достаточно точно определить, что именно росло на их полях. Для этого существует несколько методов. Во-первых, если повезет, археологам случается найти зерновые ямы, на дне и в стенках которых сохраняется немало зерен. Бывают и находки сосудов с зерном. Наконец, ценную информацию дают отпечатки злаков на лепной посуде. При изготовлении этой посуды в глину часто добавляли зерна, полову и солому. Зерна или солому использовали и как подстилку, чтобы донышко свежеслепленного сосуда не приставало к подставке, - в Причерноморье и Приазовье чаще всего для этого брали просо. Во время обжига зерна, естественно, выгорали, но пустоты и следы на поверхности оставались, и по форме этих следов можно сказать, какие именно злаки были под рукой у гончара... Иногда археологи собирают на территории древнего городища образцы земли и промывают их - это позволяет выделить из грунта мелкие предметы, в том числе зерна и остатки колосков... И наконец, с помощью специальной химической обработки из образцов земли выделяют споры и пыльцу растений. Споры и пыльца сохраняются в земле почти бесконечно долго, причем их форма у каждого вида растений - своя. Достаточно изучить их под микроскопом, чтобы понять, что именно росло на этой территории.