— Но ведь вы все это делаете, чтобы разоблачить какие-то тайны, развеять чьи-то мечты,
— Вредные мечты, мнимые тайны! — резко ответил он. — Только такие, которые мешают людям жить, закрывая им глаза мистической пеленой и делая их жалкими рабами первых попавшихся проходимцев.
— Но что опасного или нехорошего в моей вере в телепатию? — защищалась я. — Как вы меня ни убеждаете, а я в нее все-таки верю. Верю — и все!
— Ну и на здоровье, — засмеялся Морис. — Я просто пытался вам объяснить, что дело с телепатией обстоит гораздо сложнее, чем вам кажется. А чем сложнее, тем интереснее. И скажу вам по секрету, — добавил он, понизив голос и наклоняясь ко мне, — в ученом труде я бы в этом не признался, но тут нас, кажется, никто не слышит, — я тоже разделяю ваше желание, чтобы телепатия все-таки оказалась реальностью. И даже больше того: считаю, что есть факты, которые это как бы доказывают.
— Какие же? — загорелась я.
— Прежде всего опыты по мысленному внушению с животными, в особенности с собаками. Их немало провел замечательный русский дрессировщик Дуров. В некоторых опытах принимал участие и большой ученый, академик Бехтерев, оставивший протокольную запись, так что достоверность этих наблюдений вне всяких сомнений…
— Что же можно внушить собакам? — недоуменно спросила я.
— Ну, скажем, пойти в прихожую и принести оттуда одну из трех телефонных книжек, лежащих там на столике.
— И собака это делала?
— В большинстве случаев — да. Или, скажем, подбежать к пианино, вскочить на подставленный к нему стул и ударить лапой по правой части клавиатуры. Собака так и делала.
— И это ей внушалось мысленно?
— А как же иначе? Ведь собаке не скажешь: «Пойди туда-то и принеси то-то и то-то». Она этого не поймет. А вот если мысленно, максимально сосредоточась, как бы самому проделать то, чего хочешь добиться от собаки, то, оказываемся, она это каким-то образом воспринимает и делает. С животными нельзя заранее договориться. Так что тут возможность обмана исключается… Правда, телепатия это или внушение, подобное гипнозу, сказать трудно.
— А вы не пробовали проводить такие опыты?
— Нет, все только собираюсь, — виновато ответил Жакоб. — Но я занимался внушением на расстоянии, это тоже весьма любопытно. Несколько раз мысленно приказывал своему ассистенту Жану, вы его знаете, спуститься из лаборатории ко мне в кабинет.
— И он слушался?
— Обычно — да. И забавно, что не мог объяснить, зачем он пришел. Когда я его спрашивал об этом, то он сам удивлялся и отвечал смущенно: «Не знаю, шеф… Так просто… Захотелось прийти». Но, правда, опыт нельзя признать совсем чистым, потому что я его раньше подвергал гипнозу.
— А это что-нибудь меняет?
— Конечно. Такие люди потом легче поддаются внушению. Вспомните, как предварительно обрабатывали ту женщину, что так эффектно прозрела под вопли «космических голосов».
Закурив сигарету, Жакоб добавил:
— Я пробовал и усыплять Жана на расстоянии… Правда, всего только из соседней комнаты.
— Вы опасный человек, я все более убеждаюсь. И получалось? Он кивнул.
— Получалось, но при одном условии. Если я просто мысленно приказывал: «Засыпайте! Спите!» — как на обычном сеансе гипноза, то ничего не выходило. Надо было мне непременно представить себе зрительно, как он постепенно засыпает. Это чрезвычайно важно. Точно так же, как у Дурова с собаками, обратите внимание!
— Вот видите, а пытались меня разубедить! — воскликнула я. — Вы сами себе противоречите. Почему же вы сомневаетесь, что и эти поклонники «Космического Пламени» не могут общаться между собой мысленно?
— А вы подумайте сами, ключ я вам только что подсказал.
— Вы что — надо мной тоже опыты ставите? — недовольно спросила я. — Все пытаетесь устраивать мне какие-то экзамены точно школьнице, или психологические проверки… Как они там у вас называются?
— Тесты. Но вы ошибаетесь, я вовсе не проверяю ваши умственные способности…
— Благодарю вас!
— Пожалуйста. Мне просто хочется, чтобы вы тоже приняли участие в расследовании этого довольно хитрого дела и повнимательнее наблюдали за тем, что творится вокруг. Ведь вы — мои глаза, только через вас я и/ могу держать под наблюдением вашу тетю.
— Слышать это, конечно, лестно, но я все-таки не могу сама догадаться, в чем тут фокус. Подскажите.
— Вспомните хорошенько, какие вопросы задавали на космическом шабаше спящей красавице.
— Q видах на урожай винограда, о каких-то биржевых сделках…
— Вот именно.
— Все-таки не понимаю, я, видно, очень тупа. Это что — тоже улика?
— Конечно! И весьма важная улика. Ведь я вам только что рассказывал, как и у Дурова в опытах и у меня при мысленном внушении выполнялись лишь такие задания, которые давались непременно в образной форме: открыть дверь, пройти в прихожую. Или закрыть глаза, сладко потянуться, начать засыпать… Эти космические шарлатаны взяли самую распространенную и шаблонную гипотезу, будто телепатия — биологическая радиосвязь, и довольно ловко разыграли спектакль со мнимым мысленным внушением. Но они не учли, что нельзя мысленно передать отвлеченные, абстрактные понятия: биржевые акции, урожай. Такие задания, как у них, мысленно передать невозможно. Этим они и выдали себя. И вспомните, какие сложные задания дает вашей тете этот «глас небесный». Внушение тут бесспорное, но телепатия ни при чем.
— Скажите, а можно ли внушить человеку, чтобы он совершил преступление? — спросила я, с ужасом отчетливо вспомнив искаженное ненавистью лицо тети, бросившейся меня душить.
Видимо, Жакоб догадался об этом, потому что, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на меня.
— Вообще-то в научной литературе считается, будто это невозможно. Но я думаю, — добавил он, помедлив, — что это все-таки возможно. Если только построить внушение таким образом, чтобы оно не противоречило чувству совести или долга.
— Каким образом?
— Очень просто. Внушите усыпленному, что через какое-то время после пробуждения на него набросится тигр. И тогда вместо человека, которого вы задумали убить его руками, он увидит тигра и, спасая свою жизнь, не задумываясь, выстрелит ему в голову.
— Ужас, — прошептала я. — Какие страшные вещи вы мне говорите. Значит, от этого «голоса» можно всего ожидать. Чего же мы тогда медлим?
— Мне нужен Вилли, — развел руками Жакоб. Зазвонил телефон, требовательно и настойчиво. Жакоб тут же передал трубку мне, и я снова услышала взволнованный голос доктора Ренара.
— Алло, это вы, Клодина? Алло!
— Да, да, я слушаю!
— Приезжайте немедленно, она хочет вас видеть.
— А что случилось?
— Она собирается вызвать нотариуса и сделать какое-то распоряжение. Хочет, чтобы вы при этом присутствовали. Слышите?
— Да, слышу. Одну минуточку, доктор. — Прикрыв ладонью трубку, я повернулась к Жакобу. — Она требует нотариуса. Что делать?
— Ага, началась решительная атака, — пробормотал Морис. — Вам надо ехать к ней. Я кивнула и сказала в трубку:
— Дорогой доктор, я еду! Сейчас же выезжаю ближайшим поездом.
— Поезжайте и постарайтесь ее переубедить, — сказал Жакоб. — Как только появится Вилли, мы поспешим к вам на помощь. Хотя бы потяните время, разъяснял Жакоб. — Старайтесь отговаривать ее спокойно, логично, не горячась, всячески подчеркивайте, что считаете ее совершенно здоровым и разумным человеком. И непременно звоните мне каждый вечер, от шести до семи. Я буду дежурить у телефона.
13. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АД
Тетя встретила меня приветливо и тепло. Выглядела совершенно спокойной, здоровой, нормальной, даже поправилась, и на щеках у нее опять появились прежние лукавые ямочки, в которые с детства я так любила, бывало, ее целовать, отправляясь после ужина спать.
Как в добрые, безмятежные старые вечера, мы снова сидели втроем на веранде и пили чай с душистым клубничным вареньем. Тетушка заботливо расспрашивала меня, хорошо ли я отдохнула. Доктор Ренар посасывал свою кривую трубочку. Тетя не поминала о нотариусе, и я не задавала никаких вопросов. И впервые за много дней я крепко заснула в этот вечер.
Спокойным и безмятежным выдалось и утро следующего дня. И только за завтраком тетя мимоходом вдруг сказала!
— Да, я звонила нотариусу, он сегодня приедет.
Стараясь говорить так же спокойно и буднично, как она, я словно невзначай спросила:
— А зачем тебе нужен нотариус, тетя?
— Нужно составить, наконец, одну бумагу. Я тебе потом расскажу.
После завтрака мы с тетей остались одни, и она сказала:
— Я много думала последние дни и твердо решила: нам надо изменить свою жизнь. Мы не так живем, недостойно…
Она строго посмотрела на меня, но я молчала, ожидая продолжения.
— У нас слишком много денег, и они мешают нам жить так, как пристало порядочным людям. Я решила оставить себе только этот дом, все деньги отдать на святые дела. Ты неплохо зарабатываешь своими рисунками, и нам этого хватит — если, конечно, ты не бросишь меня.
Дальше молчать уже было неприлично, и я торопливо проговорила:
— Конечно, нет, тетя, как ты могла подумать! А кому ты решила отдать деньги?
— Братству Голосов Космического Пламени, — коротко ответила она.
Я помнила наказ доктора Жакоба и как можно спокойнее и мягче спросила:
— Но почему именно им, тетя? Можно передать деньги какому-нибудь фонду защиты детей… Наконец просто раздать нуждающимся. А это «братство»… Ты ведь его совсем не знаешь, никогда у них не была. Почему тебе в голову взбрела мысль отдать деньги именно им?
Тут тетя сразу помрачнела, насупилась.
— Ты опять пытаешься изобразить меня ненормальной? — грозно спросила она.
— Нет, что ты. Просто меня немного удивило твое решение. Ведь мы ничего не знаем об этих «братьях»…
— Я знаю, что они — достойные, честные люди и творят добрые дела. Поэтому я и хочу им помочь… Я все-таки не удержалась и спросила:
— Это тебе сказал «голос»?
Вот этого-то мне уж, конечно, совсем не следовало говорить! Тетя встала, не глядя на меня, безапелляционно сказала:
— Пожалуйста, после обеда никуда не отлучайся. Приедет нотариус. И доктора Ренара попроси, пожалуйста, от моего имени не уходить. Вы подпишетесь как свидетели, — и, не ожидая моего ответа, ушла к себе.
Я побежала в сад, нашла доктора Ренара и рассказала о нашем разговоре,
— Ведь она ненормальна, и ей можно запретить подписывать эту бумагу, взволнованно сказала я.
— Она совершенно нормальна, — покачал головой Ренар.
— Но ведь ей эту бредовую идею внушил «голос»! Доктор вздохнул и покачал головой снова.
— Это вы так утверждаете с доктором Жакобом. Но доказательств пока нет никаких. Она действительно была одно время нездорова, но теперь поправилась.
— Нет, она больна, больна, уверяю вас! — продолжала настаивать я.
— Любой консилиум признает ее совершенно здоровой и юридически дееспособной.
Я кинулась звонить Жакобу. Но на мои звонки никто не отвечал. Злиться было бесполезно. Не мог же Морис из-за меня целыми днями сидеть у телефона, словно на привязи. Он ждал звонка по вечерам.
Но ведь надо что-то предпринять.
Я снова кинулась к доктору Ренару и попросила:
— Милый доктор, а вы не можете все-таки объявить ее ненормальной? Хотя бы на несколько дней, пока Морис что-нибудь придумает…
— Но моя врачебная честь… Как вы могли мне предложить это? — ответил он, насупившись.
Обед прошел в тягостном, похоронном молчании. Вскоре за воротами раздался требовательный гудок подъехавшего новенького «ягуара».
Я никогда не встречалась с нотариусами и представляла их по читанным в детстве романам Диккенса. Поэтому когда вместо зловещего сухопарого старика крючкотвора в торжественном черном сюртуке появился совсем молодой деловитый человек спортивного вида, я очень удивилась.
Молодой человек, с привычной учтивостью склонив коротко остриженную голову, внимательно и безучастно выслушал все, что ему сказала тетя, так же равнодушно и деловито застучал на принесенной с собой портативной машинке и через несколько минут положил на стол документ, который нам предстояло подписать.
Тетя внимательно дважды прочитала его и твердо, решительно поставила свою подпись. Потом как свидетель подписался доктор Ренар, стараясь не смотреть в мою сторону.
Настала моя очередь. Теперь они все трое смотрели на меня: тетя сердито и требовательно, со все нарастающим гневом, старенький доктор Ренар — сочувственно и, как мне показалось, виновато, а молодой нотариус просто с досадой на непонятную задержку.
— Ну? — грозно сказала тетя.
И я взяла ручку и подписала, стараясь не разрыдаться. До темноты я просидела в саду, в гуще кустов, а потом пошла в закусочную у шоссе и оттуда позвонила Жакобу.
— Н-да, все осложняется. Жаль, что вам не удалось отговорить ее, сказал он, внимательно, не перебивая, выслушав мой рассказ.
Помолчав, словно ожидая от меня ответа, он добавил:
— Попробуем задержать вступление этой дарственной в силу. Что-нибудь придумаем. Вы слышите меня?
— Слышу.
— Но не верите, да?
— Где же ваш Вилли? — ответила я встречным вопросом.
— Звонил, что будет завтра. Мы с ним сразу же приедем к вам. Можно будет остановиться у доктора Ренара? _ Думаю, да. Он ведь проникся к вам большим уважением.
— Предупредите его, пожалуйста, но так, чтобы больше никто не знал о нашем приезде, как бы их не вспугнуть. И ни на миг не оставляйте тетю одну. Дело приняло серьезный оборот.
Я так устала, что не стала больше его расспрашивать, довольно холодно попрощалась, повесила трубку и по тропинке, смутно белевшей в лунном свете, побрела домой.
Спала я до утра как убитая. А потом одно событие за другим начали обрушиваться лавиной, — и все понеслось, завертелось, словно в каком-то детективном фильме…
Весь день я неотступной тенью ходила за теткой по пятам, стараясь беззаботно и весело болтать о всяких пустяках, а в душе все время напряженно ожидая какого-нибудь происшествия: ведь не случайно Морис велел мне быть настороже. Откуда ждать нападения?
Тетя опять подобрела, ледок, образовавшийся между нами после вчерашнего, растаял.
Доктор Ренар охотно согласился приютить в своем холостяцком домике Жакоба с его приятелем-инженером.
К ужину он опоздал. За столом Ренар подмигивал мне, делал таинственные знаки, а улучив удобный момент, шепнул, как опытный заговорщик:
— Приехали. Передают вам привет.
Мне стало смешно. Очень уж все это, несмотря на серьезность положения, напоминало какую-то детскую игру в сыщиков. Даже старенький доктор Ренар, видно, ею увлекся и чувствует себя великим конспиратором.
Первые два дня мы с доктором Жакобом не виделись — наверное, этого тоже требовали правила игры. А на третий день вечером доктор Ренар украдкой сунул мне в руку записочку:
«Все готово. Если хотите услышать „голос“, приходите часов в одиннадцать к нам. Морис».
14. ГОЛОС В НОЧИ
Без двадцати одиннадцать я уже стояла перед калиткой доктора Ренара.
На веранде, густо обвитой диким виноградом, сидели за бутылкой вина доктор Жакоб и круглолицый, коротко стриженный молодой человек.
Неужели это и есть долгожданный Вилли? Не очень он похож на технического гения…
— Познакомьтесь с Вилли, — похлопал его по плечу Жакоб.
— Добрый вечер, — сказала я, щурясь и осматриваясь по сторонам.
— Вы думаете, он прячется где-то в углу? — насмешливо спросил Жакоб.
— Кто?
— «Голос». Вы так внимательно огляделись, словно надеетесь увидеть его. Увы, пока мы еще не можем его показать, но он от нас не уйдет. Уже поймал. Верно, Вилли?
Инженер молча кивнул.
— Две ночи пришлось повозиться, пока нащупали нужную частоту и волну, продолжал довольным тоном Жаков, наливая и мне стакан. Я села, пригубила вина и попросила;
— Но расскажите мне толком, кого — или что — вам удалось поймать. Чему вы радуетесь?
— «Голос», — ответил Жакоб, — Я был прав: он, вещает по радио, на ультракоротких волнах. Никакой мистики…
— Просто техника на грани преступления, — вставил Вилли.