Капитана Ильина уважали не меньше, а может быть, даже и больше (офицеры уж точно), но вот любить – не любили. Не та порода. Да в солдатской любви он особо и не нуждался. Внешне Ильин был полной противоположностью своего напарника. Чуть выше среднего роста, жилист, сух и педантичен до неприличия, не идущий ни на какой компромисс в делах, которые касались службы.
Афганская война наложила на лица комбата и начальника штаба свои, особые, отпечатки. Комбат имел типичное лицо древнего германца (как я себе их представляю), Ильин же – классического римлянина. В полку его все так и называли – Цезарь.
Лет через пять после увольнения, навестив в Харькове своего сослуживца, я услышал фразу, которая очень точно охарактеризовала эту пару. Уже было немало выпито, много чего обговорено, и неожиданно разговор коснулся старой и избитой темы: а кто все-таки из них «круче»? И тогда мой близкий армейский друг и напарник Валера Доброхвалов выдал:
– Не знаю, не знаю… Но думаю, что если их двоих с разных сторон запустить в кишлак, то все, конечно, смотрели бы на Масла, но живым вышел бы Цезарь!
Валера, безусловно, прав: не повезло бы комбату.
* * *
В высокогорной провинции Бадахшан, где дислоцировалась наша часть, советская власть распространялась только на административный центр – город Файзабад. Вся остальная территория полностью находилась под контролем духов. Правда, неравномерно. Были районы, куда можно было «лазить» довольно спокойно, а были и такие, которые мы называли не иначе как «жопа». Такой «задницей» считался, например, трижды проклятый Карамугуль, откуда мы ни разу не возвращались без трупов, или Бахарак, где тоже погибло немало ребят и где я в первый раз близко встретился с капитаном Ильиным.
Неподалеку от кишлака Бахарак еще со времен борьбы против английских колонизаторов находилась старая афганская крепость. Теперь там расположилась наша «точка» – первый батальон. С этим местом в полку связана очень похожая на правду легенда.
Первый командир полка, Батя, вводивший часть в Афганистан, в свое время якобы учился в военной академии вместе с Ассадуло Басиром, который после апрельского переворота ушел в оппозицию и теперь возглавлял крупное (ориентировочно полторы-две тысячи бойцов) формирование. Оно контролировало территорию от Файзабада до пакистанской границы и едва ли не треть всего Бадахшана. О том, что 860-м особым мотострелковым полком командует именно Батя, Басир, говорят, узнал в январе 1980 года, когда полк еще стоял в советском городе Хорог и только собирался в Афганистан. Старой дружбы Басир не забыл и встретил бывшего однокашника по-братски. Полк прошел девственными дорогами высокогорья до самого Файзабада практически без потерь. А вот другая часть, направлявшаяся сюда чуть раньше, была почти полностью уничтожена, не дойдя и до Кишима.
Когда полк обосновался на новом месте, между старым подполковником и Басиром, как гласила легенда, якобы был установлен негласный нейтралитет, и они два года друг друга не трогали. И более того, за все это время ни разу 860-й не был обстрелян с северных и северо-восточных высот. То же самое было и в Бахараке – вотчине Басира. На «точку», а это сорок километров, с утра до вечера свободно гоняли не только практически не охраняемые мини-колонны, но даже и одиночные машины. Каждое лето 81-го и 82-го годов офицеры первого батальона ежеутрене мотались на полковой развод в обыкновенном «уазике».
Пятнадцатого декабря 1982 года на замену Бате приехал подполковник Рохлин, а семнадцатого вечером, то ли не зная о том, что старый друг еще не уехал, то ли в виде прощального салюта, Ассадуло напомнил всем, что он еще жив, и устроил грандиозный обстрел полка. Но, по всей видимости, знал, и ни одна мина, ни одна очередь крупнокалиберного пулемета не легла в районе штаба или офицерских модулей.
Вот с этой-то ночи и наступила для «точки» Бахарак «сладкая жизнь». Теперь ни одна машина под самым усиленным конвоем и близко не могла туда сунуться. «Точку» обстреливали чуть ли не ежесуточно. Командование, подумав, решило усилить ее одним танковым взводом, а заодно и провести колонну со всем накопившимся многочисленным барахлом, которое после отъезда Бати доставлялось туда только вертолетами. И вот в первых числах марта, когда дороги немного подсохли, мощная бронегруппировка двинулась в Бахарак.
Впереди шли саперы, несколько танков и первый взвод разведроты, за ними – возглавляемая комбатом шестая мотострелковая, потом – пятая вперемешку с «шилками» зенитной батареи, а замыкали колонну четвертая МСР и остатки разведроты. Там же шел и БТР Ильина. Пока рассветало, проскочили до Файзабада и с первыми лучами внезапно вынырнувшего из-за гор солнышка по холодку ввалились в город. Бодренько прогромыхав по узким лабиринтам улочек и выйдя напрямую, гордо продефилировали по бесконечной центральной «улице дуканов». Несмотря на ранний час, людей было много, и, скажу откровенно, радостных улыбок я что-то не заметил.
Километрах в пяти от города прозвучал первый взрыв. Не сбавляя скорости, двинулись дальше. Метров через сто рвануло еще раз, да так, что даже нам в конце колонны и то стало дурно. Так и есть – фугас. Тут же встали. Раскуроченный противоминный трал полетел с обочины, на передний танк «кинули» новый и поехали дальше, но уже не так быстро – теперь впереди ножками шли саперы. Минут через двадцать передали по связи: «Есть одна», – это сняли первую мину. Потом еще парочку. А через полчаса и второй трал разлетелся в клочья: фугас не мина, найди, попробуй.
К обеду прошли только треть бахаракской дороги, километров двенадцать. И еще два подрыва. Отделались по легкому: несколько разорванных траков и каток. Через час встали окончательно. Видя, что одними минами такую резвую толпу не остановишь, духи буквально на глазах у разведчиков взорвали древний каменный мост через Кокчу. С наскока его не восстановить, брода поблизости тоже не оказалось; делать нечего – пришлось разворачиваться.
Теперь наши машины шли следом за остатками разведроты в голове колонны, и БТР Ильина пылил сразу за сто сорок девятой БМП, на последнем «десанте» которой сидел будущий автор этих строк. В течение получаса я спокойно созерцал неподвижную фигуру капитана, его бесстрашное лицо. Но вот началось то, что, в принципе, и не могло не начаться – обстрел. И какой! Не возрадуешься…
К той весне я прослужил уже полгода, это была не первая моя операция, и как поступать в подобных ситуациях, я был научен хорошо. Быстренько нырнув в десант, так, что над броней осталась торчать одна голова, я напялил каску и, по привычке оглянувшись назад, вдруг пораженно замер… Цезарь! Капитан Ильин, свесив ноги в люк башни бронетранспортера, сидел все так же неподвижно, лицо его было все таким же бесстрастным и спокойным. Можно было подумать, что свинцовые птички над головой не по его душу чирикали. Вдруг грохот, треск, суета; кто длинными неприцельными очередями скалы над головой поливает, кто судорожно забивает отработанные магазины, кто яростно, как последний раз в жизни, матерится по внутренней связи; механики-водители совсем взбесились. А Ильину все нипочем: отдал несколько сухих команд по батальону – и все, военные действия для него закончились. Изредка повернется, проверит строй несущихся сломя голову машин, иногда рукой кому-то что-то покажет и опять выпрямится; лицо – тень не промелькнет; серые глаза – вдаль. Не летящий по бездорожью БТР под ним, а Форум. Император!
На подходе к городу духи сбили вертолет. «Восьмерка», как пьяная, раскачиваясь из стороны в сторону, на аварийке шлепнулась где-то в садах. По связи передали: удачно, несколько царапин, шишек да НШ полка, находившийся на борту (а где начальнику штаба находиться, как не в самой гуще боя? Правда, сверху…), руку то ли сломал, то ли вывихнул. Разведка и четвертая мотострелковая быстренько соскочили с дороги и скрылись в лабиринты окраин. Делать нечего: либо мы заберем экипаж и НШ первыми, либо заберем вторыми, но уже не их, а то, что нам от них оставят.
Когда ведомая Ильиным группа из шестнадцати машин минут за десять добралась до места, вертолет уже догорал, а несколько штабистов и вертолетчики, засев в какой-то развалюхе, скупо отстреливались от одиночных бойцов товарища Басира. Духи при нашем появлении вежливо уступили дорогу. Но не отошли, а разобрались полукольцом по садам и чердакам и, не жалея патронов, начали охаживать уже всю бронегруппу. Разведчики, забрав погорельцев и рассчитывая пристроиться в хвост основной колонне, напрямую стремглав понеслись по полям, а капитан повел остатки машин через город перекрывать господствующую над мостом высоту.
В центральных кварталах духи наседали уже не так рьяно, но все равно нет-нет да прохаживались по броне длинными очередями в упор. Потом у самого моста два раза врезали из РПГ, а это уж и вовсе не шуточки. Первая граната прошла в нескольких метрах над торчащими из «десантов» головами, а вторая угодила как раз между бронетранспортером начальника штаба и сто сорок девятой БМП. Но и это не загнало Ильина в глубь «десанта»! Он остановил бронегруппу, машины развернули пушки, дали несколько залпов (это метров-то с десяти-пятнадцати!), разнесли вдребезги полдувала и дом, откуда сработал РПГ. После этого Ильин спокойно дал команду: «Вперед». Ну правильно – нечего стрелять, только руки с оружием выставляя над забором. Либо давай прицельно – лоб в лоб, либо вообще сиди дома и не высовывайся! Таким воякам Ильин не кланялся… Да и никаким другим тоже.
Вот так ни с чем бронегруппа вернулась в полк. Погибли замполит танкового батальона (кумулятивная струя гранаты пробила башню и перерезала майора пополам) и один из бахаракских лейтенантов (сквозное пулевое ранение в грудь, через обе половинки бронежилета, навылет). Несколько солдат получили легкие раны. Второй батальон обошелся вообще без потерь, и на разборе операции комполка отметил четкие и слаженные действия его подразделений.
Через две недели после этого выхода я уехал в двухмесячную командировку, и дальнейшие перипетии бахаракской истории прошли без моего участия.
* * *
В штабе армии очень обиделись на нетактичное поведение товарища Басира и, видимо решив примерно наказать, начали подготовку к крупномасштабному вторжению в его вотчину. В полк прибыли несколько полковников из отдела боевого планирования и начали готовить блестящую акцию по усмирению бывшего «нерадивого» ученика советской академии, а ныне непокорного и зарвавшегося главаря «крупного бандитского формирования мятежников». Поскольку эти штабные вояки получили свои полковничьи звездочки не за действительные боевые операции, а за своевременную окраску заборов и жухлой травы, натянутые по нитке койки и лихие «прогибы» перед вышестоящим начальством, то в итоге у них получилась самая бездарная и безмозглая операция, пожалуй, за всю историю афганских событий, которая, помимо всего прочего, обошлась батальону в две трети его личного состава.
Слава богу, меня там не было, как не было там и остальной пехоты четвертой мотострелковой, а вот механики-водители и операторы-наводчики поехали. От них-то мы и узнали, как это было.
А началось все до безумия тупо, с самого начала – сплошной идиотизм. Кабульские стратеги не рискнули вновь проводить колонну, а кинули батальон на «точку» вертолетами. Их меньше всего интересовало, что техника первого батальона, уже два года с лишним зарытая по самые башни в капонирах, стояла «на приколе». Видимо, в своих штабах они крепко выучили лишь одну-единственную военную доктрину: «В Советской армии техника всегда на ходу!» Еще меньше их волновало, что на виду у всей провинции на «точку» высадили чуть ли не двести человек и два дня их там бессмысленно мариновали: «Перед кем прятаться? Подумаешь! Кучка полуграмотных отщепенцев!» А в этой «кучке» ровным счетом в десять (!) раз больше бойцов, чем во всем втором рейдовом батальоне с разведротой в придачу! О том, что «отщепенцами» командует бывший полковник, я уже не говорю. Одним словом, посадили солдат на старую, кое-как приведенную в чувство технику и двинули в глубь территории. Пройти успели целых одиннадцать километров. А на двенадцатом батальон уже ждали…
Сверху раскинулось просторное плато, а под ним метрах в ста – ста пятидесяти по прямой – небольшая речушка, безымянный приток Кокчи. Через речушку брод – одной машине узко. На плато – несколько снайперов, под водой – мины, но о том еще никому не было известно. Кое-как прибыли, начали переправляться. Первая машина прошла, за ней вторая, а вот третьей не повезло. Попробовали обойти – не повезло еще одной. Разворачиваться – еще подрыв! А тут и снайперы взялись за дело.
Потом взрослые дяди, делая сокрушенные лица, совершенно серьезно говорили: «Да… По всей видимости, работали профессионалы. Может, даже наемники! Еще бы – такая результативность…» Слушать противно. Сам снайпер, знаю: с дистанции сто-двести метров, а тем более сверху вниз нет проблемы «попасть – не попасть», есть проблема «куда попасть» – в голову, живот или коленный сустав (если, конечно, нужен живым или в качестве приманки для тех, кто поедет его потом вытаскивать). В батальоне любой толковый снайпер с дистанции в 200 метров сбивал банку из-под сгущенного молока вообще без оптики!
И вот эти «наемники» на заранее тщательно продуманных и старательно подготовленных позициях сидят сверху, как в дотах. И не спеша, не суетясь, не пригибаясь, как в тире, отстреливают каждого, кто высунется из оставшихся машин. Это уже не война, не бой, не перестрелка – это охота для престарелых членов Политбюро! Полтора десятка убитых и умерших от ран, более восьмидесяти раненых! А кто скажет, скольких потом отправили домой с инвалидностью? Впрочем, чему удивляться – профессионалы…
А вот наши кабульские «профи» сами с батальонами не пошли, они руководили непосредственно из «крепости», да еще и комполка в колонну не пустили – с собой оставили, дабы не скучно им «руководить» было. Ну, понятно: не царское это дело – под пулями ползать. Полководцы по карте воюют!
Мне неизвестно, какие они команды давали, когда батальоны уже влезли в засаду, но доподлинно известно, что выводили всю группу двое – майор Масловский и капитан Ильин. И еще известно, что оба связь с «боевиками-штабистами» не поддерживали, а действовали по обстановке. Да это и понятно: чтобы поддерживать связь, нужно находиться внутри машины, а Масловский и Ильин, как рассказывали очевидцы, во время всей операции в машины ни разу не садились. И не столько потому, что они были такие уж герои или что десанты БМП были буквально завалены телами убитых и раненых, а по той простой причине, что оба они действительно выводили батальоны.
По свидетельству механика-водителя сто сорок шестой БМП ефрейтора Баранцова (заработавшего на той операции медаль «За боевые заслуги» и первую группу инвалидности пожизненно), комбат и начальник штаба поделили обязанности следующим образом: первый ликвидировал застрявшие машины, второй выводил людей. И оба за машинами не отсиживались. Масол, взяв с собой несколько бойцов, под огнем взорвал три БМП, одну удалось поджечь; правда, больше ничего сделать не смогли – еще три «брони» пришлось оставить вместе с оружием и полным боекомплектом. А Ильин тем временем в полный рост, не пригибаясь (свидетельство как минимум семи человек, трое из них офицеры), ходил от машины к машине, вместе с солдатами грузил погибших и раненых, помогал перевязывать и выводил, выводил, выводил людей из-под огня.
Если мне кто-то скажет, мол, это моральный долг офицера – быть примером для подчиненных, не прятаться под пулями, выполнять под огнем свои служебные обязанности и т. д., то я предлагаю для начала представить ситуацию, когда каждый, повторяю – каждый, кто высовывал голову из-за брони, получал пулю (все погибшие до единого и почти треть раненых имели черепно-мозговые огнестрельные травмы). На операции «Возмездие» были подсчитаны позиции, с которых духи вели огонь. Их набралось восемь. И еще одиннадцать временных окопов, в которых обнаружили два с половиной десятка отработанных гильз крупнокалиберной винтовки. Итого: от пяти до десяти снайперов. Скорострельность автоматической винтовки в боевом режиме где-то двадцать-тридцать выстрелов в минуту; о дистанции и эффективности стрельбы я уже говорил, дальше сами считайте…