Вознагражденное упорство
Большинство русских, отправляющихся в Париж, обязательно запасались рекомендательными письмами. В Москве и Петербурге даже появились аферисты, фабриковавшие, столь необходимые для достойного пребывания во Франции документы.
Дороже всего стоили послания к приближенным короля, маркизам и графам. Чуть дешевле обходились покупателю «дружеские письма» к влиятельным чиновникам, банкирам и богатым торговцам. Конечно, цена зависела и от того, кто подписывает рекомендацию. Одно дело — князь, генерал, сенатор, другое — какой-нибудь купец второй гильдии или коллежский асессор.
Иногда фальшивые письма помогали. Маркиз, получивший в Париже послание от князя из Петербурга, долго не размышлял: знакомы ли они вообще, где и при каких обстоятельствах встречались. Дорогие бумага и пакет, которые хранят запах духов, прекрасные слог и почерк…
Что еще нужно? Раз пишет достойный человек из России, надо помочь предъявителю письма.
Однажды молодой русский дворянин, прибыв в Париж, явился в дом графини Н., чтобы передать послание от важной особы из Петербурга.
Парижская аристократка не знала человека, подписавшего рекомендательное письмо, и не пожелала встречаться с русским приезжим, вернув послание через своего лакея.
Молодой человек не растерялся и стал каждое утро помногу раз громко зачитывать письмо из Петербурга. Он прекрасно говорил по-французски и обладал сильным, красивым голосом. Вначале графиня приказала слугам убедить русского заниматься чтением вслух в другом месте.
Уговоры не подействовали. Тогда вызвали полицию. Но в письме не оказалось ничего предосудительного и оскорбительного.
Стражи порядка послушали, послушали чтение, да и развели руками. Нет никакого нарушения порядка.
Многие знакомые графини Н. не могли понять, что же происходит у подъезда ее дома. Зачем понадобилось молодому иностранцу каждое утро громко читать письмо. Начались домыслы, поползли по городу сплетни. И знатная француженка сдалась. Русский дворянин был принят, получил поддержку и наладил благодаря влиятельной графине Н. необходимые связи в Париже.
Уличные праздники
Всевозможные парижские карнавалы, народные гуляния, пляски и веселье под открытым небом полюбились русским. Видимо, такого зрелища и возможности подурачиться, не взирая на чины и возраст, не хватало им на родине.
О воскресных и праздничных днях во французской столице Луи-Себастьян Мерсье писал со свойственными ему сарказмом и иронией: «В настоящее время одни только рабочие знают воскресенья и праздничные дни. Куртий, Поршерон и Нувель-Франс в эти дни полны посетителей. Народ идет туда в поисках напитков, которые там дешевле, чем в городе. В итоге получается немало беспорядков, но народ веселится или, вернее, забывает свою участь. Обычно рабочий празднует и понедельник — другими словами, напивается снова, если только чувствует себя еще способным на это.
Буржуа, который должен думать о бережливости, не переходит известных границ. Он отправляется на довольно скучную прогулку в Тюильри, в Люксембург, в Арсенал или на бульвары. Если на этих прогулках встретится хотя бы одна женщина в коротко подобранном платье, то можно держать пари, что это провинциалка…
Великолепный сад Тюильри теперь покинут ради аллеек Елисейских полей. Прекрасными пропорциями и планировкой Тюильри еще любуются, но для всех возрастов и всех сословий любимым местом сборища являются Елисейские поля: деревенский характер местности, украшенные террасами дома, кофейни, большой простор и меньшая симметричность — все привлекает туда…».
Во второй половине XVIII века почти все русские, побывавшие в Париже, обязательно участвовали в гуляниях на Елисейских полях.
Луи-Себастьян Мерсье был обеспокоен частым весельем в родном городе: «В Париже в конце концов упразднили четырнадцать праздничных дней в году, но остановились на полпути; праздничных дней все еще слишком много, однако теперь хоть часть их спасена от разврата и пьянства…
Люди хорошего тона в эти дни совсем не выходят из дому, не показываются ни на прогулках, ни на спектаклях, предоставляя пользоваться всем этим простонародью. В эти дни театры дают все самое избитое, посредственные актеры завладевают сценой: все сойдет для нетребовательного партера и для тех, кому самые старинные пьесы всегда кажутся самыми новыми. Актеры шаржируют в эти дни более, чем когда-либо, а публика награждает их громом рукоплесканий…
Народ празднует День св. Мартина, Крещение, Масленицу; он готов продать накануне рубашку, только бы иметь возможность купить себе в эти дни индейку или гуся на набережной ла Валле. Перед праздниками она кишит покупателями, и ввиду большого спроса цены на живность непомерно высоки. Кабаки с утра полны народа. Полицейским комиссарам нечего выходить в эти дни из дому, так как караульные и без того приводят к ним множество буянов, большинство которых выходит из загородного кабака только для того, чтобы отправиться ночевать в тюрьму.
За последние тридцать лет во время масленичного карнавала стало появляться гораздо меньше масок. То ли это удовольствие уже приелось народу, который жаждет полной свободы, то ли (и это более вероятно) он слишком обеднел, чтобы тратиться на дорогостоящее домино, но в последние три дня Масленицы полиция, заботящаяся о создании возможно более полной картины общественного благоденствия (картины тем более яркой, чем сильнее господствующая нищета), устраивает на свой счет многочисленные маскарады. Все полицейские шпионы и тому подобные негодяи отправляются на склад, где можно получить достаточное количество вещей, чтобы одеть целых две-три тысячи ряженых. Оттуда они расходятся по городу, а затем идут партиями в предместье Сент-Антуан и изображают там подтасованную и лживую картину общественного веселья.
Чем тяжелее год, тем более рьяно прибегают к подобного рода обманам. Но обмана не скрыть под грязными лохмотьями народных масс! Тщетно стараются представить веселые сценки, полные оживления и всяческих дурачеств, — этого нельзя достигнуть, когда сердце грызет недовольство. Шутовской колпак и бубенцы звучат невесело среди этих холодных оргий; для ушей, умеющих слушать, слышны лишь нестройные жалобы. Нет ничего грустнее, чем зрелище народа, которому приказано смеяться в определенный день и который трусливо подчиняется этому унизительному распоряжению.
В то время как полиция подкупает маскированных, священники выносят во всех церквах святые дары, так как считают богохульством то, что дозволено правительством. Но это только одно из наименьших противоречий, существующих между нашими законами, нравами и обычаями.
На Масленице, в дни карнавала парижанки забывают свою лень, их внезапно пробуждает голос наслаждений. Представляется случай блеснуть на собраниях. Эти существа, в иные минуты кажущиеся полуживыми, неожиданно приобретают изумительную подвижность, позволяющую им легко переносить усталость от балов; вот где они проявляют полнейшую неутомимость! Бессонные ночи им нипочем: они проводят их напролет в неистовых танцах. На следующий день мужчины встают усталые, женщины же кажутся освеженными и похорошевшими…
В театрах самые непристойные пьесы ставят в последние дни карнавала, но, разучив их, продолжают давать их и в пост — дни святости и скорби; таким образом, наименее приличные спектакли бывают именно тогда, когда им следовало бы быть наиболее благопристойными…».
«Встретимся под балконом»
Те из русских, кто уже бывал в Париже, советовали выезжающим во Францию друзьям и знакомым:
— Прежде чем знакомиться с Парижем, не торопясь, полюбуйся на него с какого-нибудь балкона…
Может, оттого, что в XVIII веке в российских домах они были еще редкостью, наши соотечественники полюбили эти архитектурные дополнения к зданиям.
Под ними русские в Париже назначали свидания и деловые встречи, старались снимать квартиры или номера с балконами, чтобы понаблюдать за жизнью города.
Мерсье в своей книге писал об увиденном со второго или третьего этажа: «Любопытное зрелище открывается, когда с высоты какого-нибудь балкона смотришь вниз на мчащиеся бесчисленные разнообразные экипажи, то и дело пересекающие друг другу дорогу, и на пешеходов, которые, подобно птицам, испуганным приближением охотника, стараются проскользнуть между колесами, готовыми их раздавить!..
Впереди раззолоченной кареты, запряженной парой превосходных рысаков, обитой внутри бархатом, с виднеющейся в ней сквозь стекла фигурой герцогини в блестящем, великолепном наряде, тащится полуразвалившаяся извозчичья карета, крытая выгоревшей кожей, с досками вместо стекол…
Все сословия проходят длинной вереницей, кучера объясняются друг с другом на своем безобразно-внушительном языке, не стесняясь ни судейских, ни духовенства, ни герцогинь, а стоящие на перекрестках носильщики отвечают им в том же духе. Какая смесь величия, бедности, богатства, грубости и нищеты!..».
Хоть и непригляден был вид Парижа с высоты в описании Мерсье, но все же он не отбивал охоту у приезжих обозревать город с балконов.
Праздник завершился печалью
В 80-х годах XVIII столетия один русский студент приехал во французскую столицу продолжить образование.
Он мечтал снять здесь квартиру, обязательно с балконом, и, как Мерсье, наблюдать за жизнью города с высоты. Но денег на подобную роскошь у русского студента не хватило. Так что оставалось ему взирать на вожделенные парижские «площадки с перилами» снизу.
В конце обучения студент неожиданно получил от родителей дополнительные деньги. Перед самым отъездом из Парижа он решил исполнить мечту: снял дорогую квартиру с балконом. Правда, — всего лишь на три дня. На больший срок не хватило средств.
В первый день «балконного праздника» русский студент разослал приятелям и знакомым приглашение на вечеринку. Видимо, хотел с размахом отметить завершение учебы в Париже. На оставшиеся деньги он заказал вино и продукты для вечеринки. Все это завезли ему на квартиру, где должно было состояться дружеское прощание с Парижем.
Студент не был пьяницей, чтобы пить в одиночку. Но как же не попробовать заказанные продукты до прихода гостей? Ведь подобные яства молодой человек не мог себе позволить за годы учебы. И он отведал всего понемножку, в том числе коньяк и вино.
И запела, заволновалась душа!.. Вышел студент с початой бутылкой на балкон: пусть все проходящие внизу видят его праздник!..
Панорама города и парижанки, на которых можно было беззастенчиво пялить глаза, не рискуя заработать пощечину, так взбудоражили молодого человека, что он откупорил очередную бутылку. А пустую швырнул, вовсе не собираясь попасть в прохожих.
Звон разбитого стекла, крики людей еще больше вскружили голову студенту. Он запел и пустился в пляс.
Танец вскоре прервался. Праздник завершился печалью. Халтурщики среди строителей существовали всегда. Париж XVIII века — не исключение. Балкон обрушился.
К счастью, никто из прохожих не пострадал. Виновнику переполоха тоже повезло: отделался несерьезными ушибами.
В честь знаменательного события
Когда его забрали в полицию, он даже поучал стражей порядка и делился печальным опытом:
— Парижские балконы так же восхитительны и коварны, как и парижанки… Увлечешься, засмотришься — и можешь потерять голову… Не пляшите, господа, на балконах!..
Говорят, сам Луи-Себастьян Мерсье и его приятель-адвокат пришли на помощь молодому человеку. Ведь бедолага остался без денег, и ему грозили длительные штрафные работы. За рухнувший балкон здания, построенного много лет назад, больше не с кого было спросить.
От тюрьмы студента спасла находчивость Мерсье и адвоката.
Стражам порядка они объяснили:
— Виновник происшествия был настолько обрадован выздоровлению после простуды нашего короля, что исполнил в честь этого знаменательного события старинную русскую ритуальную пляску!..
Трогательное отношение к французскому монарху возымело действие. Студент оказался на свободе и беспрепятственно вернулся на родину.
Неосуществленные замыслы
Осенью 1760 года в Париж прибыл молодой русский архитектор Василий Баженов. Он был направлен сюда Петербургской академией художеств для продолжения учебы и для ознакомления с работами известных европейских мастеров.
Баженова определили стажироваться к известному французскому живописцу и королевскому архитектору Шарлю де Вальи.
Занятия Василия чередовались с ознакомительными прогулками по городу. Нотр-Дам де Пари, площадь Дофина, дворец Турнель, Триумфальная арка, мосты, парки, Лувр, отели Субиз, Матиньон, Ласе…
Каждый парижский памятник архитектуры Баженов подолгу, обстоятельно осматривал и рисовал. Обращал он внимание и на балконы роскошных и обычных городских зданий.
— Кажется, наш русский коллега вознамерился изобразить все балконы Парижа, чтобы потом воссоздать их на родине, — поговаривали французские архитекторы.
Неизвестно, собирался ли так поступать Василий Иванович, но сам он жаловался на парижских коллег, утверждая, что они «…крадывали мои проекты и жадностию их копировали».
Баженов намеревался в России украшать светские строения балконами. Но многие планы и замыслы замечательного архитектора остались неосуществленными. Причины тому оставались загадкой и для самого Василия Ивановича, и для его окружения, и для тех, кто спустя много лет изучал жизнь и творчество архитектора.
Как отмечал уже в XX веке известный русский живописец и искусствовед Игорь Грабарь: «Вокруг имени Баженова скопилось столько былей и небылиц, что уже одно распознание правды от неправды требует значительных усилий».
Еще одно странное увлечение
Во второй половине XVIII века многие русские, прибывшие в Париж, почему-то полюбили посещать тюрьмы.
Сострадание к несчастным заключенным?.. Надежда увидеть нечто необычное? Тайные замыслы?..
Нет однозначного ответа.
О французских темницах того времени Мерсье писал: «Тюрьмы тесны, воздух в них нездоровый, зловонный; их совершенно правильно сравнивают с глубокими и широкими колодцами, к стенкам которых пристроены отвратительные, узкие каморки. Если заключенный желает помещаться отдельно от других, он должен платить шестьдесят франков в месяц за маленькую каморку в десять квадратных футов! В тюрьмах все продается по двойной цене, словно нарочно, чтобы увеличить нищету заключенных.
Громадные собаки делят с тюремщиками обязанности сторожей, и даже надзирателей. Аналогия в их характерах поразительна! Эти ученики так выдрессированы, что по первому знаку хватают заключенного за шиворот и тащат его в камеру; они слушаются малейшего знака.
Маленькая плотная дверь открывается в течение четверти часа раз тридцать. Вся пища и вообще все необходимое для жизни вносится через эту дверь; другого выхода нет.
Камеры являются средоточием всех несчастий и ужасов. Там укоренились самые чудовищные пороки, и праздный преступник только глубже погружается в новые мерзости…».
Таинственная и знаменитая
Самая известная тюрьма Франции, Бастилия, была сооружена в XIV веке. Во время войн она являлась важным укрепленным пунктом на северных подступах к Парижу.