Во второй половине XVIII века в Париже продавалось все, что производилось на планете. Так, по крайней мере, утверждали французы.
На законных основаниях и из-под поды на рынках, в магазинах и на многочисленных складах Парижа можно было приобрести экзотические коренья, травы и снадобья из Китая и Африки, пряности из Индии, оружие из Дамаска и Самарканда, ювелирные изделия народов Кавказа, самоцветы из Средней Азии, меха из России, кожаные изделия из Италии, слоновую кость с берегов Конго.
Однако не продавали еще в Париже товар, доставленный Кузьмичом: кислые щи!..
Когда Поль выяснил, что же находится в закупоренных бутылках, — еще больше удивился:
— Я вспомнил… В Москве мне доводилось есть щи. Это такой русский суп из капусты…
Кузьмич кивнул и охотно пояснил:
— Верно… Только привез я вовсе не капустный суп. Щи кислые у нас изготавливаются из смеси солодов, которые мы выдерживаем в хорошо закупоренных бутылках. И пенится нашенский напиток, — вроде вашего шампанского. Только в голову задорней шибает и запах не такой ласковый, как от нежных, французских, вин.
Поль пожал плечами и осторожно заметил:
— А заинтересуют ли эти кислые щи парижан?..
Кузьмич рассмеялся:
— Эх, голова рассудительная, кабы знал я, что мой товар разойдется в лёт, — не одну, а дюжину повозок доставил!..
Разрешение на торговлю в Париже экзотическим продуктом было получено без всяких проволочек.
Чиновников лишь удивило: почему русский проделал необычный маршрут из Петербурга — через Дёнкерк, когда в Париж из России давно налажен более короткий путь? Конечно, заинтересовал их и странный товар, о котором чиновники никогда не слышали.
Добрая душа, Кузьмич тут же преподнес им пол дюжины бутылок. Но те, взглянув опасливо на черные бутылки, от подарка отказались.
«Чтобы встрепенуть и раззадорить»
Получив нужные документы, Кузьмич заявил помощнику:
— Завтра торговлишкой займемся и с вашими винными купцами договоримся, а теперь желаю разглядеть душу Парижа.
— Что желаете посмотреть? — поинтересовался Поль.
— Вначале надобно помолиться, потом желаю, хоть издали, ваших короля и королеву увидеть, еще — поглядеть, как у вас, прямо на улице, малюют всякие художества, а уж тогда — по заведениям, где пляшут озорные девки, где вин — тыщу сортов, а вокруг — зеркала!.. — не раздумывая, выпалил Кузьмич.
— Выбор понятен, — кивнул Поль. — Но чем заинтересовали месье зеркала? Ведь в России они тоже есть.
Кузьмич хитро подмигнул:
— Конечно, и у нас они имеются, да не так много. Сказывали нашенские купцы, что в Европе зеркала в каждом солидном питейном заведении имеются. Колоти — не хочу!..
— Да зачем же их бить?!.. — удивился Поль.
От такой непонятливости Кузьмич даже развел руками:
— А душу-то как встрепенуть и раззадорить?!.. Самое в дугу — бутылками по зеркалам шарахнуть!..
— И никак нельзя без этого? — осторожно поинтересовался Поль.
Кузьмич упрямо покачал головой:
— Никак!.. Иначе не гульба выйдет, а постная каша…
«Весь, до единой бутылочки»
Поль слабо помнил, как завершился их вечер с лихим русским негоциантом. Главное, что Кузьмича, без особых происшествий, удалось доставить в отель «Жанетта», а самому — вернуться домой.
— Прости, Павлуха, что нынче — без куража и плясок со свистом… Видать, дальняя дорога меня чуток уморила. А вот завтра!.. Эх, разгуляйся, душа, вдрызг зеркала!..
Кузьмич так яростно потряс кулаками, что Полю стало не по себе: что же будет завтра?..
Выспаться ему не удалось.
Какой-то оборванец спозаранку принялся орать под окном:
— Месье!.. Месье!.. Вашего русского друга выставили из «Жанетты»!.. Он в ярости и выкрикивает непонятные, но очень недобрые слова!..
«Господи!.. Что же этот неугомонный Кузьмич мог натворить в такую рань?.. И чего ему не спится?.. — лихорадочно размышлял Поль. — Вот уж подарила судьба знакомство!..»
Через полчаса он уже был у входа в отель. И открылось ему странное зрелище.
Кузьмич сидел на своем сундуке у входа. Лицо — благодушное, веселое, и никаких следов ярости. Рядом с ним сидел полицейский. Между ними шла оживленная беседа — будто встретились давние приятели. Каждый говорил на своем языке, но это не мешало дружескому разговору.
Рядом стоял хозяин «Жанетты» и блаженно улыбался. Несколько человек, — видимо, постояльцы, — выносили вещи на улицу. Им помогали служители отеля. Несмотря на ранний час, у всех почему-то было радостное настроение.
Поль даже энергично потряс головой: не снится ли?.. Он ожидал увидеть совсем другую картину. Какая странная веселая суета… Словно вот-вот начнется грандиозный праздник.
— А-а-а!.. Павлуха пришел!.. Давай к нам! Чего оторопел?.. — заорал Кузьмич. — Иди, познакомлю с моим другом-капралом!
— Да скажите, на милость, что здесь происходит? — взмолился Поль и обвел взглядом, по очереди, Кузьмича, хозяина отеля, капрала.
— Эх, проспал ты, Павлуха!.. Такое тут учинилось, аж слова жаль расходовать — все равно не опишешь!.. — У Кузьмича от восторга перехватило дыхание.
Но он тут же справился:
— В общем, гикнулся мой товар!.. Не знаю, уж отчего, — все, до единой, бутылки с щами кислыми взорвались!.. Такого у меня еще не случалось. Видать, мои помощнички непутевые наколобродили, когда закупоривали бутылочки. Ох, и шумнуло, так, что стекла в доме задрожали. Весь подвал отельный щами залит!.. Слава Богу, все живы-здоровы!..
— Но вам же придется вносить непомерную сумму за ремонт, причиненные неудобства… — растерянно пролепетал Поль.
Кузьмич презрительно сплюнул, взглянул на него, как на бестолкового мальчишку, и даже не удостоил ответом.
— За все уже уплачено… — по-прежнему улыбаясь, пояснил хозяин отеля. — И наш доблестный капрал не обижен… С месье Кузьмичом не бывает проблем!.. И постояльцы получили свое за вынужденное переселение. Видите, все довольны. Так что сегодня же начну ремонт.
— О!.. Где-то на соседней улице уже цокают лошадки! — радостно возвестил Кузьмич. — Сейчас, Павлуха, в другой отель махнем.
Из-за сундука он достал початую бутылку шампанского и протянул полицейскому:
— Ну-ка, пригуби, служивый!.. Эх, жаль, не смог я вас щами кислыми угостить. Ну, ничего, спозаранку и ваше винцо впрок.
— Как можно, месье?!.. — Полицейский поспешно выставил вперед обе ладони. — В такую рань!.. К тому же я на службе!..
— Ох, и непонятливый народ мне с утра попался, — укоризненно покачал головой Кузьмич и протянул бутылку Полю.
Помощник также отклонил искреннее предложение:
— Сегодня столько дел… — произнес он и осекся.
Кузьмич расхохотался:
— Какие дела, забывчивый?!.. Я же сказал: гикнулся мой товар!.. Весь, до единой бутылочки…
Бурные дни и ночи
В годы пребывания в России Поль повидал купеческие «загулы». Но тогда он был лишь сторонним наблюдателем. С Кузьмичом остаться лишь наблюдателем не удалось.
Казалось, вихрь, состоящий из льющихся напитков, музыки, звона разбитой посуды, женского визга, удалой брани русского купца, бессонных ночей, провалов в памяти, головной боли, безудержного веселья, братаний с незнакомыми людьми и занудных нравоучений полицейских, навсегда втянул в себя Поля, и не было никаких шансов освободиться от его власти.
Но в какой-то день вдруг наступили тишина и покой.
Поль открыл глаза и увидел над собой лишь серый потолок в трещинах и в отвратительных пятнах:
— Так, наверное, выглядит земля, по которой смерть ведет грешника на тот свет. Неужели в эти скорбные минуты не наступит облегчение, и последний путь суждено преодолевать с головной болью и нестерпимой жаждой?..
Нет, это еще не конец…
На фоне серого потолка появилось веселое лицо Кузьмича.
— Пьяный — не мертвый: когда-нибудь, да проспится, — важно изрек он. — Пора, Павлуха, подниматься. Как говорят грамотеи, на жизни точку ставить рано, а запятую — в самый раз!
— Где я? — едва выговорил Поль.
— Кажись, еще в Париже. То ли в «Сиреневом приюте», то ли в «Золотой акации». Но во Франции — это точно! — Кузьмич задорно подмигнул: — Очумел я маленько от Парижа… А может, и он — от меня… Сегодня завершаю труды свои торговые, и завтра — в путь, на родимую сторонушку.
— Труды торговые?.. — изумился Поль. — Вы ж еще не приступали к ним…
— Шалишь, Павлуха… Бочонки с французской водкой, то бишь с коньяком по-вашему, уже готовы. А в них — «паттандр» упрятан. Каждая фарфоровая финтифлюшечка в тряпицу обернута, чтобы не гремела и не звенела, в пути не разбилась.
Поль напряженно поморщился:
— Погодите, какой коньяк, какой фарфор?!
Кузьмич покачал головой и назидательно пояснил:
— Глубоко в хмель врезался, коль ничего не помнишь. Закупил я, значит, в городе Севре вазы, фигурки, сервизы всякие, по моделям самого месье Фальконе изготовленные.
— Так мы и в Севре побывали?.. — еще больше удивился Поль.
— Кто бывал, а кто и в облаках витал. Зачем пастушку голову отбил? — Кузьмич погрозил пальцем.
— К-какому пастушку?..
— Фарфоровому. Мне ведь за него пришлось платить… Ладно, не робей, ухарь беспутный! Приладят московские умельцы голову, и продам я порченного пастушка какой-нибудь слепенькой барыне.
Поль подпер щеку ладонью, уставился в одну точку и тихо заговорил:
— Наследник русского престола, принц Павел, получил недавно от нашего монарха в подарок великолепный туалетный набор из шестидесяти четырех предметов, изготовленный севрскими умельцами…
Кузьмич хитро подмигнул собеседнику:
— А мы про тот подарок наслышаны…
Поль вдруг встрепенулся:
— Господи, и когда же вы, месье Кузьмич, успели столько сделать? Мы ведь почти не расставались все эти жуткие дни и ночи… Но объясните, зачем прекрасный севрский фарфор прятать в бочки с коньяком?
— Так выгодней… Хоть на границе и располовинят мой коньяк всякие служивые охальники и бесчинщики, зато фарфор сохраню.
— А если и до него доберутся?
— И это не велика беда!
— Так в чем же выгода?
— А выгода — в слухе! — Кузьмич хитро сощурил глаза: — Ну, доберутся служивые до фарфора, ну, отнимут необъявленный товар, зато слух о том обойдет все города и веси.
— Ну и какая вам польза от этого?
— Вот голова непонятливая! — Кузьмич расхохотался, но все же снизошел до пояснения: — А дело в том, что у нас, в России, свои фарфоровые фабрики имеются. Первую открыл господин Дмитрий Виноградов еще при матушке-государыне Елизавете Петровне. И фарфор у нас, Павлуха, производится не хуже севрского.
— Так зачем же его завозить из-за границы?
— Затем, что нашенские модники слишком падкие на все французское. За сервиз, в отечестве изготовленный, больше рубля не дадут, а за такой же, но севрский, три с половиной, не моргнув, отдадут.
— Значит, вы будете свой фарфор выдавать за севрский!.. — сообразил Поль. — И покупатели, наслышанные об изъятии на границе французского товара, не заподозрят подвоха…
— Во, начал помаленьку соображать!.. — похвалил Кузьмич. — А клейма и всякие обозначения на товаре мы только так сварганим — хоть мейсенские, хоть фюрстенбергские, хоть севрские!
— Но это же преступление!.. — возмутился Поль.
— Какое там преступление! — небрежно махнул рукой Кузьмич. — Так… Озорство торговое… Рад бы не лукавить… Но, как говорят у нас, в Париже: «Je ne voudrais pas refuser, mais je ne peux pas…». Мне жаль, но не могу.
Поль открыл рот, но так и застыл.
Наконец, подавил изумление:
— Вы что в эти бурные дни и ночи еще и французский изучали?!..
Кузьмич беспечно махнул рукой:
— Какое там!.. Все само к языку пристало.
Пока бренчит серебро
Вновь открывшиеся способности русского купца так подействовали на Поля, что он больше не упоминал о противозаконных замыслах с севрским фарфором.
После хлопотного дня, выполнения различных формальностей, связанных с отъездом, Кузьмич приказал:
— А теперь — на Гревскую площадь!..
— Зачем? Что вы хотите увидеть? — Поль вздохнул.
Он надеялся, что этот русский уже ничем не удивит его.
— Каждый должен понаблюдать за казнями на Гревской площади, — ответил Кузьмич. — А для того, что неповадно забывать: перед судом Божьим, любой может быть наказан — земным.
Поль молча согласился, и они отправились на знаменитую Гревскую площадь. В этот день здесь никого не казнили.
— Может, оно и к лучшему, — в раздумье заметил Кузьмич. — Насмотришься на страдания — и любой путь не в радость. Вот только не пойму, Павлуха, почему на этой самой Гревской торгового человека не привечают? Дворянам здесь отрубают головы, простолюдинов вешают, ворожей и всяких еретиков сжигают. А про нашего брата ничего не говорится.
— Если бы наши власти узнали, что вы, месье Кузьмич, собираетесь надругаться над славой Франции — севрским фарфором, то — прямо на площади — сварили бы вас в кипятке, — успокоил Поль. — Так что и ваших коллег-негоциантов Гревская площадь не забывает.
Кузьмичу не понравилась мысль о возможном наказании. Несколько минут он хранил угрюмое молчание.
Но словоохотливый купец вскоре сообразил, что насчет казни кипятком помощник пошутил. К тому же не мог он долго терпеть тишину, не озвучивать свои мысли и желания:
— Айда, Павлуха, в заведения, где нас еще не видели. Пока в моей кисе бренчит серебро, вызывай мамзелей, комедиантов в личинах, с дудками, барабанами… И — зеркалов!.. Зеркалов побольше!.. Чтоб со всех сторон я на себя пялился. Как говорят нашенские старики, с разбитых зеркал отражение не исчезает, а бродит по свету. Вот уеду я, а по твоему Парижу останутся бродить сотни Кузьмичей — отражений из осколков…
— Не дай Бог… — пробормотал Поль. — Парижу достаточно знакомства и с одним Кузьмичом…
Коньяк под моченые яблоки
На следующее утро купец покинул французскую столицу. Его настроение соответствовало грустному событию. На выезде из города Кузьмич приказал остановить свой обоз.
Торжественно сошел он на землю, снял шапку и окинул взором панораму:
— Прости, Париж-батюшка!.. Малость набедокурил, напроказничал я, грешный, и оставил недобрую память…
Кузьмич снова напялил шапку и обернулся к Полю:
— И ты меня прости, коли что не так. Может, мало серебра тебе оставил, зато дарю изобретение, которое совершил в Париже. Пользуйся, Павлуха, и меня не забывай.
— Изобретение?.. В Париже? — удивился Поль. — Когда же вы его успели сделать? В чем же оно состоит?
Кузьмич поднял вверх указательный палец и важно ответил:
— А состоит оно в том, что самая лучшая закуска под французский коньяк — русские моченые яблоки. Кладешь на половину яблока листок щавеля, два листочка мяты, и — наслаждайся!..
Поль разочарованно пожал плечами:
— Я-то думал, вы нечто серьезное изобрели, месье Кузьмич… Кстати, в Париже ведь нет моченых яблок. Где же вы их раздобыли?
— А я и не искал, — только мысленно представлял, под что хорошо пойдет коньяк… — охотно пояснил Кузьмич.
«Париж уже видел это!»