- Про что вы говорите?
- А про солдат. Вы видели, как они проходили, доктор, а? Они забыли надеть чулки. Ни на одном из них не было чулок. - Он захрипел и долго смеялся своему открытию. - Такая вещь не могла бы случиться при герцоге, пробормотал он. - Нет, герцог задал бы им за это!
Доктор улыбнулся.
- Ну, вы совсем молодцом, - сказал он, прощаясь. - Я загляну к вам через недельку, чтобы справиться, как вы себя чувствуете.
Когда Нора пошла провожать его, он вызвал ее на крыльцо.
- Он очень слаб, - прошептал врач. - Если ему будет хуже, пошлите за мной.
- Чем он болен, доктор?
- Ему девяносто лет. Его артерии превратились в известковые трубки. Его сердце сужено и вяло. Организм износился.
Нора стояла на крыльце, смотря вслед удалявшемуся доктору и думая об этой новой ответственности, которая была возложена на нее. Когда она повернулась, чтобы войти в дом, она увидела возле себя высокого, смуглого артиллериста с тремя золотыми шевронами на рукаве мундира и с карабином в руке.
- Доброе утро, мисс! - сказал он, поднося руку к своей щегольской фуражке с желтым галуном. - Здесь, кажется, живет старый джентльмен, по имени Брюстер, участвовавший в битве при Ватерлоо?
- Это мой дядя, сэр, - сказала Нора, потупив глаза под проницательным, критическим взглядом молодого солдата. - Он в гостиной.
- Могу я поговорить с ним, мисс? Я зайду еще раз, если сейчас нельзя будет видеть его.
- Я уверена, что он будет очень рад видеть вас, сэр. Он здесь, войдите пожалуйста. Дядя, вот джентльмен, который хочет поговорить с вами.
- Горжусь, что имею честь видеть вас, горжусь и радуюсь, сэр! - сказал сержант, сделал по комнате три шага вперед и, опустив карабин на землю, в виде приветствия поднес руку ладонью вперед к фуражке.
Нора стояла у двери с раскрытым ртом и расширенными глазами, размышляя о том, был ли ее дядя в юности таким же великолепным мужчиной, как этот сержант, и в свою очередь будет ли этот молодой человек когда-нибудь такой же развалиной, как ее дядя.
- Садитесь, сержант, - сказал старик, указывая палкою на стул. - Вы еще так молоды, а уже носите три шеврона. Господи, теперь легче получить три шеврона, чем в мое время один! Артиллеристы тогда были старые солдаты, и седые волосы на голове появлялись у них раньше, чем третий шеврон.
- Я служу восемь лет, сэр, - сказал сержант. - Мое имя Макдональд, сержант Макдональд 4-й батареи южного артиллерийского дивизиона. Я послан к вам в качестве депутата от своих товарищей по артиллерийским казармам, чтобы сказать вам, что мы гордимся тем, что вы живете в нашем городе, сэр.
Старый Брюстер засмеялся и стал потирать свои костлявые руки.
- То же самое сказал и регент, - воскликнул он. - "Полк гордится вами", - сказал он. "А я горжусь полком", - ответил я. "Превосходный ответ", - сказал регент, и они оба с лордом Хиллем расхохотались.
- Нижние чины сочтут за честь видеть вас, сэр, - сказал сержант Макдональд. - И если вас не пугает расстояние, для вас всегда найдутся в наших казармах трубка табаку и стакан грога.
Старик расхохотался и затем раскашлялся.
- Рады видеть меня, говорите вы? Канальи! - сказал он. - Ладно, ладно, когда будет опять тепло на дворе, я, может быть, и загляну к вам. Весьма возможно, что загляну. Вы нынче стали слишком важны для казенного обеда, а? Завели себе столовые, как офицеры. До чего еще дойдет свет!
- Вы служили в линейном полку, сэр, не правда ли? - почтительно спросил сержант.
- В линейном полку?! - презрительно воскликнул старик. - Никогда в жизни не носил кивера. Я гвардеец, да. Я служил в третьем гвардейском полку, том самом, который теперь называют шотландской гвардией. Господи! Они все уже умерли, все до одного, начиная с полковника Бинга и кончая последним мальчиком-барабанщиком, и вот остался только я. Я здесь, тогда как должен бы быть там. Но это не моя вина!
- Всем нам придется быть там, - ответил сержант. - Не хотите ли попробовать моего табаку, сэр? - прибавил он, протягивая старику кисет из тюленьей кожи.
Старый Брюстер вытащил из своего кармана почерневшую глиняную трубку и начал набивать ее табаком сержанта. Как вдруг трубка выскользнула у него из рук и, упав на пол, разбилась вдребезги. Его губы задрожали, нос сморщился, и старик разразился продолжительными беспомощными рыданиями.
- Я разбил свою трубку, - жалобно воскликнул он.
- Перестаньте, дядя, перестаньте, - говорила Нора, наклоняясь над ним и гладя его по волосам точно маленького ребенка. - Это пустяки. Мы достанем другую трубку.
- Успокойтесь, сэр, - сказал сержант. - Не сделаете ли вы мне честь принять от меня вот эту деревянную трубку с янтарным мундштуком. Я буду очень рад, если вы возьмете ее.
- Черт возьми! - воскликнул старик, улыбаясь сквозь слезы. - Это превосходная трубка. Посмотрите на мою новую трубку, Нора. Бьюсь об заклад, что у Джорджа никогда не было такой трубки. Вы принесли сюда свою винтовку, сержант?
- Да, сэр, я зашел к вам, возвращаясь со стрельбы.
- Дайте мне подержать ее. Господи! Когда держишь в руках ружье, чувствуешь себя так, точно опять стал молодым. Ах, черт возьми, я сломал ваше ружье пополам.
- Это ничего, сэр, - воскликнул артиллерист со смехом. - Вы нажали на рычаг и открыли казенную часть ружья. Вы знаете, конечно, что мы заряжаем их оттуда.
- Заряжаете его не с того конца! Удивительно! И без шомпола! Я слышал об этом, но раньше не верил этому. Ах, им не сравниться со старыми ружьями! Когда дойдет до дела, - вспомните мои слова, - вернутся опять к старым ружьям.
- Клянусь вам, сэр, - горячо воскликнул сержант, - перемены не помешали бы в Южной Африке! В сегодняшней утренней газете я прочел, что правительство уступило этим бурам. Между солдатами идут горячие разговоры по этому поводу.
- Эх, эх, - ворчал старый Брюстер. - Черт побери! Этого не могло бы быть при герцоге. Герцог сказал бы свое мнение об этом.
- Да, он сделал бы это, сэр, - воскликнул сержант. - Пошли нам Бог побольше таких, как он. Но я засиделся у вас. Я зайду к вам опять и, если вы позволите, приведу с собой товарищей, так как каждый из них почтет для себя за честь поговорить с вами.
Итак, поклонившись еще раз ветерану и улыбнувшись Норе, толстый артиллерист ушел, оставив за собой воспоминание о своем голубом мундире и желтом галуне. Но едва прошло несколько дней, как он вернулся опять; мало-помалу он сделался постоянным посетителем Арсенального проспекта. Он приводил с собой других, и скоро на паломничество к дяде Брюстеру во всем гарнизоне установился взгляд как на своего рода долг каждого солдата. Артиллеристы и саперы, пехотинцы и драгуны входили, кланяясь, в маленькую гостиную, гремя саблями и звеня шпорами, тяжело ступая своими длинными ногами по грубому мохнатому ковру и вытаскивая из кармана сверток курительного или нюхательного табаку, который они приносили как знак своего уважения.
Была страшно холодная зима, и снег лежал на земле шесть недель подряд, так что Норе стоило большого труда поддерживать жизнь в этом изможденном теле. Были дни, когда старик впадал в слабоумие, и тогда он не говорил ни слова, и только в часы, когда он привык получать пищу, заявлял о своем голоде нечленораздельным криком. Но когда опять наступила теплая погода, и зеленые почки стали лопаться на деревьях, кровь оттаяла в его жилах, и он стал далее садиться на крылечке и греться под яркими солнечными лучами.
- Это укрепляет меня, - сказал он однажды утром, греясь на майском солнце. - Только трудно отгонять мух. Они становятся назойливыми в такую погоду и жестоко кусают меня.
- Я буду отгонять их от вас, дядя, - сказала Нора.
- Э, что за чудесная погода! Этот солнечный свет заставляет меня думать о небесном сиянии. Почитайте мне библию, моя милая. Я нахожу, что это удивительно успокаивает.
- Что вам прочесть из нее, дядя?
- Прочтите мне про войны.
- Про войны?
- Да, придерживайся войн. Дай-ка мне на минутку Ветхий Завет. Он мне больше по вкусу. Когда приходит пастор, он читает другое, а мне подавай Иисуса Навина или никого. Хорошие солдаты были эти израэлиты, чудесные солдаты.
- Но, дядя, - возразила Нора, - на том свете уже не будет войн.
- Нет, будут, милая.
- Но кет же, дядя.
Старый капрал сердито стукнул палкой об пол.
- Говорю вам, что будут, милая. Я спрашивал пастора.
- Что же он сказал?
- Он сказал, что там будет последняя битва. Он даже назвал ее. Битва при Арм... арм...
- При Армагеддоне.
- Да, так ее назвал пастор. Я думаю, что третий гвардейский полк будет там. И герцог... Герцог скажет свое слова.
В это время, поглядывая на номера домов, по улице проходил пожилой господин с седыми бакенбардами. Увидев старика, он направился прямо к нему.
- Послушайте, - сказал он, - не вы Грегори Брюстер?
- Да, это я, - ответил ветеран.
- Вы, как я думаю, тот самый Брюстер, который значится в списках шотландского гвардейского полка, как участник в битве при Ватерлоо.
- Тот самый, сэр; хотя мы называли его тогда третьим гвардейским. Это был прекрасный полк, и ему не хватает только меня, чтобы быть в полном составе.
- Полноте, полноте, им еще долго придется ждать вас, - сказал джентльмен, - но я полковник шотландского гвардейского полка и хотел бы поговорить с вами.
Старый Грегори моментально поднялся на ноги и приложил руку к своей шапочке из кроличьей шкурки.
- Господи помилуй! - воскликнул он. - Это удивительно! Это удивительно!
- Не войти ли лучше джентльмену к нам в дом? - предложила из-за двери практичная Нора.
- Конечно, сэр, конечно, входите, если смею просить вас об этом.
В своем волнении он забыл взять палку и потому, сделав несколько шагов, зашатался и упал бы, если бы полковник и Нора моментально не подхватили его под руки с обеих сторон.
- Успокойтесь и будьте хладнокровны, - говорил полковник, подводя его к его креслу.
- Благодарю вас, сэр; я чуть не отправился на тот свет. Но, Господи, ведь я едва верю своим глазам! Подумать только о том, что вы, батальонный командир, сидите у меня, капрала фланговой роты. Черт возьми, как все меняется на свете.
- Но мы все в Лондоне гордимся вами, - сказал полковник. - Итак, вы действительно один из храбрецов, удержавших Гугумон?
Полковник посмотрел на его костлявые, дрожащие руки с огромными опухшими суставами, на его исхудалую шею и сгорбленную спину. Неужели это действительно был последний из той кучки героев? Затем он посмотрел на пузырьки, наполовину наполненные лекарствами, на голубые бутылки с мазью, на все отталкивающие подробности комнаты больного. "Наверное было бы лучше, если бы он погиб под горящими балками бельгийской фермы", - подумал полковник.
- Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо и ни в чем не нуждаетесь, заметил он после паузы.
- Благодарю вас, сэр. Меня ужасно беспокоит мой кашель... ужасно беспокоит. Вы не можете себе представить, как трудно мне отхаркивать мокроту. И мне постоянно хочется есть. Я зябну, когда мне долго не дают есть. А мухи! Я слишком слаб, чтобы справляться с ними.
- А как ваша память? - спросил полковник.
- О, память у меня в порядке. Верите ли, сэр, я могу вам назвать по имени каждого из солдат фланговой роты капитана Хольдена.
- А битва? Вы помните ее.
- Еще бы! Каждый раз, как я закрываю глаза, я как бы снова переживаю ее со всеми подробностями. Вы не поверите, сэр, до чего ясно она представляется мне. Вот линия наших войск - от бутылки с перигориком до табакерки. Вы смотрите? Ну, затем пусть коробочка с пилюлями направо будет Гугумон, где находились мы, а наперсток - Нора-Хей Сэнт. Здесь были все наши пушки, а вон там, позади, резервы и бельгийцы. Ах, эти бельгийцы! - Он яростно плюнул в огонь. - Затем, там, где лежит моя трубка, находились французы, а выше, куда я положил свой кисет с табаком, - прусаки, подходившие к нам с левого фланга. Черт возьми! Это было красивое зрелище, когда они начали палить из пушек.
- Что же вас больше всего поразило в этом сражении? - спросил полковник.
- Я лишился во время него трех пол-крон, - жалобно сказал старый Брюстер. - Ничего удивительного не будет, если мне не удастся получить эти деньги обратно. Я дал их Джебезу Смиту, своему соседу по строю, в Брюсселе. "В ближайшую получку я верну вам эти деньги, Грег", - сказал он. Но ему не пришлось сдержать свое слово. Его заколол улан в Куортер Брассе, и я остался с распиской в руках вместо денег. Так я все равно что потерял эти деньги.
Полковник, смеясь, встал со стула.
- Офицеры полка хотели бы, чтобы вы купили себе какую-нибудь безделицу, которая послужила бы к вашему удобству, - сказал он. - Это не от меня, так что вы, пожалуйста, не благодарите.
Он взял кисет старика и сунул в него новенький банковый билет.
- Благодарю вас, сэр. Но я хотел бы попросить вас об одной милости, полковник. Когда я умру, вы не откажете мне в воинских почестях при погребении?
- Хорошо, мой друг, я позабочусь об этом, - сказал полковник. - До свидания; надеюсь, что буду иметь от вас только хорошие известия.
- Хороший джентльмен, Нора, - проворчал старый Брюстер, глядя вслед удалившемуся полковнику, - но все-таки далеко ему до моего полковника Бинга.