Серьезное отношение к себе начинается с радикального принятия некоторых истин. Вполне очевидные тем, кто видит нас со стороны, они пугают нерешительное Эго, посредством которого мы с переменным успехом пытаемся выстроить свою повседневность. На память приходит один недавний пример. Один мой знакомый пошел на встречу выпускников, отмечавших тридцатилетие окончания школы. Вернувшись домой, он сообщил жене, что встретил свою школьную любовь и теперь они намерены жить вместе. Стремясь вернуть молодость, надежды и энергичность прошлого, поддавшись фантазии эмоционального обновления, он угодил в ловушку мощной проекции на этого, по сути, незнакомого человека. В порыве эмоций как таковом нет ничего плохого, но фантазия, что можно вернуть прошлое, раздув угасший было пламень любви – глубочайшее заблуждение. Со стороны такие вещи, конечно, видней, но человеку, оказавшемуся в плену этой бессознательной программы, тяжело понять, что интерес к женщине из внешнего мира – не более чем замена многолетнего отсутствия интереса к собственной внутренней жизни[9]. Проблема с бессознательным в том, что оно бессознательно. Но многие ли из нас знают достаточно, чтобы отдавать себе отчет, что мы недостаточно знаем?
Вторая половина жизни – это непрерывная диалектическая встреча со множеством истин, столь несхожих между собой, которые воспринимаются сознанием так трудно, порой тогда, когда уже ничего другого не остается делать. В этих истинах – признание того, что это
Мне нередко доводилось видеть, как люди становятся невротиками, довольствуясь неполными или неверными ответами на вопросы, которые поставила жизнь. Они стремятся к положению, к выгодному браку, к репутации, внешнему успеху или деньгам и остаются, как и были, несчастными и невротичными, даже когда достигают того, к чему стремились. Такие люди обычно находятся в рамках слишком узкого духовного горизонта. Их жизни недостает содержания и смысла. И, если им помочь развиться в более разностороннюю личность, невроз, как правило, проходит[10].
Несомненно, эти слова указывают на самую распространенную и при этом такую соблазнительную иллюзию современности – что «там, где нас нет», можно найти нечто хорошее. Это может быть близость с другим человеком, престижное общественное положение, некий идеологический мотив, поиск внешнего признания – все, что угодно, лишь бы это заставило жизнь работать на нас. Если бы все обстояло так, тогда доказательства этому встречались бы на каждом шагу. Но до всеобщей удовлетворенности жизнью еще очень далеко – вокруг мы видим неистовство масскульта, развлечения праздных богатеев, ярость обездоленных и лишь изредка – личность, которая идет по жизни с чувством трансцендентной задачи и которая обладает глубокой психологической опорой и многогранной духовной жизнью. Развитие более разносторонней личности, как удачно выразился Юнг, – дело хорошее, однако редко когда этого удается добиться, не усомнившись в прежнем порядке вещей. Только в мучительном поиске ответов мы можем расти, открывать для себя новые горизонты, а вовсе не потому, что некритичный взгляд на жизнь способен сделать ее проще.
Чтобы способствовать этому переходу к более аутентичному существованию, не помешает узнать больше о том, как работает психе. Пришло время взглянуть под разными углами на свои симптомы. Подавить их – таково самое первое, естественное желание, однако нужно учиться прочитывать их, находя в них подсказки к израненным желаниям души, или видеть в них автономный протест души против неумелого с ней обхождения. Постепенно мы приучаем себя к упражнению, которое включает и ежедневный анализ жизни: «Что было мной сделано и почему, в каких глубинах это скрывалось прежде?» Мы становимся сотрудниками в решении задачи души, требующей смиренности и неусыпной бдительности. Необходимо, чтобы мы понимали, что наша жизнь, пусть даже переполненная внешними затруднениями, всегда проистекает изнутри. (Все то, что мы проигнорировали или отвергли во внутреннем мире, как с обеспокоенностью отмечал Юнг, с большой долей вероятности вернется к нам внешней судьбой.) «Таким образом, откуда эта развязка, это событие, из каких глубин моей жизни это появилось?» – исключительно важный вопрос, возможно несущий в себе и освобождение. Задавать его постоянно – значит требовать ежедневного анализа, повышенной личной ответственности, а также немалой смелости. Это значит, что мы, какими бы нервными ни были, должны выйти на авансцену в той пьесе, которую мы зовем нашей жизнью, тем более, что эта жизнь у нас одна.
Эта книга покажет на примерах кое-что из того нового, что мы можем узнать о себе: как работает психе, как можно сотрудничать с ней и как можем расширить свое путешествие, отыскивая его разнообразные смыслы, и, в конечном счете, жить на благо окружающего мира. Эта работа, к которой вы вот-вот приступите, меньше всего похожа на самолюбование или попустительство своим прихотям. (И не верьте тому, кто скажет, что это так!) То, чем станут наши межличностные взаимоотношения, какими мы будем родителями или членами общества, да и то, каким станет наше путешествие – все это не может быть выше, чем уровень личностного развития, достигнутый нами. Все, что мы выложим на стол жизни, будет показателем того, насколько многое в нашем путешествии было сделано сознательно и удалось ли набраться мужества, чтобы жить этим в реальном мире. Это более сознательное путешествие, которое требует духовной и психологической цельности – единственное, в которое стоит отправляться. В конце концов, развлечения, аддиктивные альтернативы никуда от нас не денутся, а их печальные свидетельства показывают, что более результативный путь обязательно сопряжен с риском стремления к переменам внутри себя.
Эта книга предлагает читателям своеобразный переход – отказаться от прежних убеждений, рискнуть хоть на время испытать подлинные неоднозначности мира и получить более значительную роль в своей жизни, чем когда-либо прежде. Это путешествие по наиболее архаическому, самому пугающему и манящему из морей – по морю нашей души.
Глава вторая
Как мы стали теми, кем стали
Я буду стараться теперь смотреть на себя спокойнее и начну действовать внутренне, ибо таким только образом смогу я, подобно ребенку в его первых сознательно совершенных поступках, воспринимать себя как Я, называть себя Я в более глубоком смысле.
Сёрен Кьеркегор. Заметки и дневники
Но как мы вообще стали теми, кто мы есть сейчас, в том мире, в котором живем, такими, какими видят нас окружающие, по крайней мере, какими они нас считают? И вполне уместно будет спросить: кем же
И все же наше существование со всей неизбежностью зависит от вечно повторяющегося разделения, ухода от знакомого, без чего невозможно никакое развитие, все дальше и дальше от архаического, безопасного места. Увлеченные призрачным танцем жизни, мы однажды упадем в объятия
Дух зла – это страх, отрицание… дух движения вспять, который грозит нам привязанностью к матери, растворением и исчезновением в бессознательном… Страх – это борьба и вызов, ибо одна только смелость и может вызволить нас от страха. И если риск кажется непомерным, этим попирается самый смысл жизни[12].
«Мать», которую он здесь имеет в виду, некогда в прямом смысле дала ребенку жизнь, для взрослого же является символом безопасной и уютной гавани: знакомая работа, знакомые теплые объятия, нетребовательная и отупляющая система ценностей. Доминирование «материнского комплекса», который имеет мало общего с нашей настоящей матерью, означает, что мы продолжаем служить сну, а не задачам жизни, безопасности, а не развитию. Эта архетипическая драма разворачивается в каждый момент существования независимо от того, известно ли это нам или нет. Каждый выбор создает наши паттерны, повседневные ценности и такие несхожие между собой варианты будущего при всем том, что мы не всегда понимаем, что делаем выбор, и не отдаем себе отчета, происходит ли этот выбор из глубоких источников души или от обусловленного внешними обстоятельствами и многократно воспроизведенного психологического наследия. Мы боремся, чтобы расти, и не только ради себя; в росте нет ничего от эгоизма. Это наша обязанность, а еще служение тем, кто нас окружает. Ведь, расставаясь с привычным и уютным, мы отправляемся в путь, чтобы принести окружающим свой дар. А изменяя себе, изменяем и им тоже. Поэт-пражанин Р.М. Рильке выразил этот парадокс так:
Действительно, становится страшно от мысли, что нашим детям придется доделывать все то, что мы не смогли сделать в этом странствии, удивительном и полном приключений. Вдобавок наш печальный пример может обескуражить или оказаться неподъемной ношей, к тому же кому приятно доделывать чужую работу? Общаясь в последний раз со своим умирающим отцом, добрейшим и нежнейшим из людей, с которыми меня когда-либо сводила жизнь, я сказал ему совершенно неожиданно, сам того не ожидая: «Пап, знаешь, а я таки задал им жару, за себя и за тебя». Мне хотелось, чтобы эти слова прозвучали как благодарность и как ободрение. Он ответил мне озадаченным взглядом. И прежде, чем я успел что-то добавить, он понял, что я хотел сказать. Мне показалось, что в это мгновение он был по-настоящему горд за меня. Но теперь, когда я размышляю над этим спонтанным моментом, меня начинают мучить сомнения. Не вышло ли так, что значительная часть всего, что я успел сделать за эти годы, посещая дальние страны, пытаясь раздвинуть свой горизонт, по большому счету совершалось под влиянием его жизни или, точнее, оказалось сверхкомпенсацией, искуплением гнетущего давления непрожитой отцовской жизни?