Товарищ Алексеев будет выполняет страшную забугорную обязанность продюсера ансамбля. И на нем будет ответственность за финансовую связь с еще более страшным существом, спонсором - Детским Фондом. Ничего из репертуара не сдавать налево. Все выступления только через Фонд, таково было мое требование. Основным источником художественного материала, основой репертуара, решили взять бардовские песни. С авторами которых, так же заключать финансовые договора. Таким образом мы надеялись вовлечь творческую часть правозащитников в сферу деятельности Фонда. Более того, дать им всесоюзную аудиторию, а так же привлечь к поиску и консолидации молодых музыкальных талантов, по всему Союзу. Ведь барды, это клан, довольно замкнутый и людям со стороны к ним не подступиться. Поэтому Фонд организует молодежную передачу на "Маяке", а затем и на телевидение. Ведь ансамбль должен будет постоянно обновляться сам, обновлять свой репертуар и расти в творческом плане. Стать настоящим коллективом самодеятельности всесоюзного масштаба. А то, что перспектива у ансамбля была, следовало из массы писем "Фильмоскопу",приходящих в редакцию радиостанции "Маяк". Там было все и просьбы, и предложения, и благодарности, и... критика. Куда без нее. Конкретную информацию по ансамблю, мы решили не давать. По многим очевидным причинам.
Хотя я устранился от активной деятельности в "Фильмоскопе", однако не отказывался помогать в подборе художественного материала. Лена, знала многих в институте и ее знали многие. Поэтому она сумела представить нас бардам, вышедшим из стен МГПИ, с которыми была знакома. Они нередко собирались на свои междусобойчики в алма-матер: Юрий Визбор, Ада Якушева, Юлий Ким, Юрий Ряшенцев... Это были гиганты среди бардов, но кроме них было достаточное количество не столь известных исполнителей, но тем не менее написавших замечательные песни. Это было наше поле интересов, на котором "Фильмоскоп" и авторы песен могли собирать не один урожай.
На первую встречу Лена привела, вместе со мной, Валентина, Теточкина и Саню, который стал учиться играть на гитаре. Когда она представила Теточкина, как руководителя "Фильмоскопа", то Юлий Ким стал подсмеиваться над популярностью песни "Капитаны песка". Мотивируя это тем, что слезливая криминальная тематика не несет мощного гражданского импульса, хотя и нравиться толпе. Валериан пытался спорить, а я решил, из вредности, подоср... наказать Кима и исполнил написанную на его стихи песню Владимира Дашкевича:
"Как родная матушка все молила бога,
Все поклоны била, целовала крест.
А сыночку выпала дальняя дорога,
Хлопоты бубновые, пиковый интерес..."
И поинтересовался его мнением об этой песни. Интересно, что Юлий ее обозвал, чистой воды, цыганщиной и дворовым ширпотребом. Наверное был не в духе, сегодня. Только, теперь, у него будет в "Бумбараше" на одну песню меньше. Не буди лихо..., так сказать. Тем не менее Юлий, в конце встречи, подошел к нам и пытался аргументировать свое резкое поведение. Вроде, как извинился.
На это, мы предложили ему и всем присутствующим попробовать свои песни в нашем ансамбле. При этом активно участвовать, как в аранжировке песен, так и в постановке миниатюр. И гарантировали авторские отчисления. Справедливые. Только честно предупредили, что с протестной лирикой пусть идут в... другое место. Обещали подумать. Ну, что же и это было лучше, чем ничего.
А моя институтская одиссея заканчивалась... и уже нарисовался, на выходе, новоиспеченный преподаватель русского языка и литературы. Педпрактику я прошел в детдоме у Степ Степыча и окончательно осознал, что преподавание - это не мое. Экзамены все досдал и осталось сдать только те, что были по плану этого, последнего семестра и еще государственные экзамены. Это, не составляло для меня проблемы, я был готов.
К Ван Ванычу ходил на "семинары" для своего удовольствия, никакой подготовки к соревнованиям, так... дабы не отвыкнуть. И он уже смирился с моим выбором.
Пришла пора задуматься над будущим, а выбора то, большого и не было. Блатовать, напрячь связи и устроиться в какой-нибудь печатный листок, типа рупор доярки. Или идти к Степ Степычу преподавать в детдоме обязательных три года, или... привет родные сапоги. Добровольцем. А еще Саня учудил, заявил, что сразу после школы не будет поступать в институт, а пойдет в армию. Как все. Нет, так же, как все. Взял да и завалил мне все рассчитанные под него планы. Теперь мне предстоял серьезный разговор с Леной и жесткое противостояние с мамой-тещей. Так как я выбрал армию.
Глава 7.
Очень трудный разговор состоялся на семейном совете. Когда я объявил свое решение, Анна Павловна встретила мои слова тяжелым взглядом в упор и не отрывая от меня глаз, сказала Лене:
- Я так и думала. Он, как и мой Анатолий, думает о семье в последнюю очередь. Не надолго тебя хватило, Иван.
- Анна Павловна, сложилась такая ситуация, что это для нас будет лучший выход.
Лена смотрела на меня удивленными глазами:
- Иван, два года с двумя малолетними детьми, это по твоему лучший выход?
Ну, что я ей мог сказать? Объяснить, что попал в ситуацию, когда очевидные поступки сыграют против меня и Дела.
Ох, права теща. А то, что на меня сейчас обращенно внимание сильных мира сего и все мои поступки рассматривают с точки зрения: стоит ли принимать во внимание этого человечка в делах государственной важности. И если он пойдет по очевидному, удобному жизненному пути, то и их вывод будет однозначен. Обычный нормальный советский человек. Предсказуемый и таких вокруг вершины власти многие и многие тысячи. Слабак. А вот неординарные поступки будут поддерживать интерес Суслова к моей личности, раз уж я попал в его поле зрения. Люди его калибра не дают обычным людям, тем кто не в обойме, второго шанса, а то и вообще - половину шанса. У решений властной элиты совсем другая цена ошибки.
Моя родня, скорее всего, воспримет мои объяснения за вялотекущую шизофрению, отягощенную комплексом Наполеона и манией преследования. Еще залечат. Но ведь и эти оправдания, моих поступков, будут ложью. Да мне по хрен тот же Суслов, по большому счету, лишь бы его действия не затрагивали мою семью. И работать я хочу, на высоком уровне для пользы моих друзей, Саниных друзей... Для конкретных людей.
И я начал говорить, буквально выдавливая из себя слова:
- Я попробую объяснить, почему я не хочу отрабатывать три года в школе. Это не мое. А кроме того вы лучше меня знаете, что Учитель это образ жизни, а не должность. Отбывать номер три года... и опять начать с нуля. Как итог, я потеряю и самоуважение, и ваше уважение . А я его завоевал у вас, не просто так. Лена, за три года ты свыкнешься, что я обыкновенный учитель и примерный семьянин. И я тебя потеряю.
Начать трудиться в многотиражке и годами пробиваться к сияющим вершинам будущего журналистского величия... Тебе, без пяти минут члену Союза писателей, кандидату наук, умнейшей женщине делающей сама себя, будет ли нужен рабочий мул, московской породы. В качестве близкого друга, мужа? И кончится это тем, что мне придется уехать делать карьеру на периферию, так как в Москве все перспективные места плотненько забиты пишущей братией. Квалифицированной и опытной, да еще и с волосатыми лапами наверху.
А возвращаться назад я буду долго, по крайней мере дольше двух лет. И примешь ли ты меня обратно? А нести тебе свой крест, в виде меня неудачника, я не позволю.
- Брат...
- Подожди Саня. Танюша, Толя и все вы, самые дорогие мне люди. Для меня дороже вас не бывает. Прошу вас не торопиться с оценкой моих действий и вашими решениями. Время еще есть. Подумайте и... еще раз подумайте. Лена я тебя люблю и уважаю, как незаурядную личность. Но решения, в необходимости которых я уверен, буду принимать только сам. Вы поговорите, а я пойду погуляю с ТТ (Танюшей и Толей).
Принять решение идти в армию и ждать повестки, это даже не для провинции, а сельской глубинки. В военкоматах любят таких... посылать. Я достаточно послужил в армии в той реальности и точно знал, что так делать нельзя. А вот, что можно и нужно предпринять в моей ситуации... и от этого был далек, что в той реальности, что в этой.
Поэтому решил обратиться за помощью к человеку, который это знал, по определению: к полковнику Генштаба, Степану Федоровичу Коробову одному из аксакалов-учредителей детдомовского профессионально технического учебного комбината. Пришлось позвонить ему по служебному телефону:
- Товарищ полковник, Иван Новиков беспокоит. Вы можете, сейчас, уделить мне пару минут разговора... Заняты... А когда будет удобно вам позвонить? Понял через двадцать минут позвоню.
Через двадцать минут мы договорились, что я подъеду к месту его службы на своей машине. Он будет меня ждать.
- Степан Федорович, у меня к вам серьезный разговор по моим армейским делам. Не хотелось бы вести серьезную беседу на ходу. Поэтому давайте поедем на нашу полянку в Медведково, перекусим и обстоятельно поговорим.
- Принято. Поехали.
И все, военный человек. Оценил ситуацию, прокачал ее развитие и принял решение без лишнего сотрясения воздуха. Жаль, что генералы мирного времени становятся больше политиками и председателями колхозов, чем воинами. Но это не моего ума дело.
В дороге обсудили недавнее выступление "Фильмоскопа", посвященное Дню Победы. Ребята выступали по телевидению вместе с другими коллективами художественной самодеятельности. И их триптих- композиция по военным песням Окуджавы: До свидание мальчики, Простите пехоте, Вы слышите грохочут сапоги. Имела большой успех. До о чем говорить - огромный успех. А начиналось все с того, что Булату Шалвовичу позвонил Степ Степыч и попросил разрешение коллективу самодеятельности детского дома спеть его песни на праздничном концерте.
Тот дал согласие, но поэт и подумать не мог, что это будет выступление на телевидении для всесоюзной аудитории. И ведь ему не было сказано ни слова неправды. За час до эфира нашлись люди, которые его просветили, какой это будет концерт самодеятельности. Он примчался в студию, но... поезд ушел.
Поэт обреченно настроился на самое худшее, кляня свою излишнюю доверчивость и остался смотреть передачу, в студии, на Шаболовке.
Однако уже после первой миниатюры он успокоился. На сцене девушки и юноши в белых одеждах танцевали медленный вальс под песню "До свиданья мальчики", исполняемую женским хором. А на заднике сцены висел киноэкран, на котором транслировали военную хронику, где десятки, сотни Юнкерсов бомбили города. Его удивил и впечатлил накал бушевавших в просмотровом зале студии эмоций. Вторая композиция "Простите пехоте", где на сцене солдаты в походном строю идут, казалось, прямо в зал. И фронтовая дорога с разбитыми домами и покалеченными деревьями, воронками от снарядов и бомб выбегает с экрана на сцену, как-будто из под ног бойцов. Сама песня шла в личном исполнении поэта, только на запись был наложен звуковой ряд с оркестровой аранжировкой Теточкина.
В третьей миниатюре, "Вы слышите грохочут сапоги", строй солдат спиной к залу уходил со сцены на бегущую вдаль фронтовую дорогу находящуюся под артиллерийским обстрелом. Из музыки, только барабаны и мужской хор.
После трансляции, как истинный грузин, Булат Шалвович побежал за цветами.
- А як жеж, - ухмыльнулся полковник, - пятнадцать минут пролетели как одна. Даже мое начальство и то сподобилось меня поздравить мол чувствуется воинский дух: "Не зря ты в Совете этого Фонда заседаешь. Есть польза".
- Молодцы ребята, просто здорово. А каков Теточкин? Красавец. - заметил я.
- А каков Валентин. Все это он пробивал. Он уже, договор с всесоюзной фирмой грампластинок "Мелодия" заключил и в Фонд уже перечислен аванс, за пластинку "Капитаны песка". - Добавил полковник.
-Согласен. Одни статьи его чего стоят, а телеинтервью? Умница.
Так за разговорами, мы свернули на проселок и миновали поднятый шлагбаум. А на место пришли по тропинке, прямо на запах шашлыка. Я заранее позаботился об ужине и Семен Евтихович, работник лесничества, нас уже ожидал. Поэтому сразу присели за стол и разлили на троих... мне томатный сок. После третьей, Евтихович встал и сказал, что пойдет доглянет мотор. С понятием, человек. Старый партизан.
Полковник с ожиданием посмотрел на меня.
- Степан Федорович. Я решил идти в армию. Педагогика не для меня. Журналистов в Москве столько, что не пробьешься без подталкивания и постоянной оглядки. В армии я смогу разогнаться... По крайней мере, я так думаю.
- Я тебя понимаю Иван. Тем более, что люди... - он многозначительно поднял голову вверх, - присматриваются, ко всем нам и очевидными ходами будут разочарованы.
- Вообще то, это не самое главное, хотя и немаловажное. В моем решении больше личного.
- Понял, не дурак и далее вопросов не последует.
- Спасибо, Степан Федорович. А по существу вопроса... я хочу взять максимальный старт в самом начале воинского пути. Я готов к любым трудностям и от службы не побегу.
- Для тебя самый простой и эффективный путь, идти в спортивную роту ЦСКА. Ты, как самбист высокого класса, будешь тренироваться, участвовать в соревнованиях и работать инструктором. Пройдешь спецподготовку и вперед с песнями. Так как у тебя есть высшее образование, через год, другой присвоят офицерское звание. Остаешься в Москве, при семье и штурмуешь, как офицерские звания, так и вершины спорта. Ты сможешь.
- Это я могу сделать и в "Динамо", только буду нет инструктором в воинской части, а ППСником или в ГАИ рубли сшибать и главное при Ван Ваныче останусь. Нет, быть профессиональным спортсменом любителем... это не мой путь.
- Хорошо, далее. Технический специалист высокого класса. Как у тебя с лазерной техникой? Сейчас это важная тема. И работа с военпредом актуальна, а дальше расти.
- С лазерами я не профан, но и не профи, я ведь технолог, а не техник. Да и работа военпреда - все-таки военная. Здесь своя сложная специфика. Не так ли?
- Так. Но ведь дорогу осилит идущий. Ладно, отмели и это. Части специального назначения, но для них тебе нужна воинская подготовка. А у тебя ее никакой, значит служба в рядах с самого начала и боевой опыт. А это года на два, как минимум.
- Что еще?
- Есть и еще, как ни быть. Водитель высокого класса, да еще Мастер Спорта по самбо, всегда нужен для больших начальников. Но это не для тебя. Там другой характер нужен, а ты с членом Президиума ЦК КПСС бодаешься. Влетишь под трибунал.
- ........
- Есть еще один вариант. Серьезный. Ты как стреляешь? Степаныч говорил, что отлично.
- Смотря из чего.
- Нет, так не пойдет. Если человек стрелок, то он стреляет из всего. Значит так, послезавтра в 8.15 встретимся перед развязкой МКАД на Домодедово. Поедем на наше стрельбище, будешь участвовать в стрелковых соревнованиях Генштаба от нашего отдела. Саперы хреново стреляют, поможешь нашему отделу. Пропуск на тебя и твою машину я закажу. Так... понял. Саню хочешь взять? Закажу на обоих. Паспорта берите.
"На самотек это дело пускать не буду", - решил я. Предупрежден, значит вооружен и, с утра, я поехал к Ван Ванычу. А потом, с его запиской , в тир "Динамо", через магазины "Арарат" и Елисеевский.
- Так, какие проблемы? - прочитав записку Ваныча и покосившись на фирменные пакеты, скромно поставленные в мною в уголок, спросил вызванный дежурным капитан.
- Завтра участвую в соревнованиях по стрельбе из боевого оружия. А практики не было давно.
- И где же это будут, такие, соревнования?
- Понятия не имею. Обещали привести прямо на стрельбище, соревноваться будут генштабисты.