Благоуханность. Воспоминания парфюмера. - Веригин Константин Михайлович 7 стр.


Да, летом не только цветы — вся природа благоухает. Самые камни пахнут, и горячий песок у моря, и самое море, и лес, и реки, и горы...

В одном из своих рассказов Куприн говорит о море: 

Вероятно, это перечисление неполно и есть еще духи, целиком отвечающие летней поре, но таковых немного. Другие же, отвечая лету некоторыми компонентами своей душистости, в целом кажутся мне относящимися к иной поре года, отчего и речь о них пойдет в других главах.

К. М. Веригин. Благоуханность. Воспоминания парфюмера.

Спорт.

Ведь там, за обрывом отвесным,

Желтели родные поля,

И чем-то до боли чудесным

Родимая пахла земля.

Г. Лахман.

Энциклопедия "Ларусс" определяет спорт как систематическое упражнение, необходимое для укрепления не только тела человека, но и духа его, так как в спорте развивается энергия и настойчивость, решимость и лояльность. И это определение кажется мне очень верным.

Как и все молодые зверьки, ребенок в игре выражает свою радость. Затем от него, еще совсем маленького, начинают требоваться усилия, ловкость и выносливость в забавах. Радость его увеличивается, когда маленькие приятели разделяют его молодечество. Он приучается ценить и свои успехи, и успехи товарищей. В нем заложена уже та спортивность, которая вполне расцветает в школьном, юношеском возрасте. И если история показывает нам примеры великой силы духа у больных и умирающих людей, тем не менее в мудрости Древней Греции звучит трезвый и разумный голос, утверждающий: "В здоровом теле — здоровый дух". И часто это здоровье дают телу хорошие спортивные упражнения. Даже усталость, вызванная ими, благотворна: с ней появляются аппетит и крепкий сон, внутреннее равновесие и уверенность в себе. Но еще лучше то, что спорт требует от юноши умения отказаться от себя в пользу команды, отдать все свои силы и, если нужно, стушеваться, уйти на задний план.

Теперь и школа и семья понимают пользу спорта, но в дни моей юности еще многие родители препятствовали детям принимать участие в спортивных состязаниях и даже интересоваться ими.

В моей же жизни целый ряд благовонных воспоминаний связан с разными видами спорта. В гимназические годы я особенно увлекался футболом. В Крыму мы играли в футбол круглый год, но самым горячим временем состязаний были весна, конец лета и начало осени.

Наша игровая площадка находилась в ближайших окрестностях Ялты, в царском имении Ливадия, перед самым домом милейшего нашего губернатора генерала Думбадзе. Двое сыновей его, Алеша и Володя, были игроками нашей команды, в которой я состоял. Помню, бывало, идешь в клуб и жалеешь, что нет крыльев, чтобы поскорее попасть туда. Сладкое волнение зажигалось в крови, когда из-за кустов начинал доноситься глухой звук удара бутсы по мячу. Но вот и поле, по которому летает мяч. Быстро бежишь переодеться. Толстые чулки, бутсы, фуфайка, трусики, затянутые ремешком, — и я уже на поле среди моих милых друзей. Новый мяч туго надут. Каждый удар по нему радует слух. Пахнет кожей и от него, и от бутс, и от ремешка. Не это ли дает нам такой экзальтирующий и мужественный подъем настроения?!

Футбол — типично мужская игра, и женщине даже неуместно принимать в ней участие. Нам же так радостно чувствовать под ногами упругость земли, бежать и дышать полной грудью...

Вспоминается наша первая игра против команды другого города. Кончалось лето. Было воскресенье. Много молодежи сошлось посмотреть на нас. Толпились солдаты ближайшей казармы, и среди них — мохнатый медвежонок, любивший и сам поиграть в мяч. Мы же все собрались уже давно: нам так хотелось поскорее выйти на поле, побороть свое волнение, начать игру.

И назначенный час наступает. Команда выходит на поле, приветствует противников. Бросается жребий, кому выпадает первый удар, и выпадает он на нас. Свисток — и пять наших форвардов сразу же несутся навстречу противнику. Мяч точными пассами переходит от одного к другому. Вот он на левом крае, потом у центрфорварда, который, обведя полузащитника, передает его мне. (Я играю, как обычно, правого инсайта.) Получив мяч, я не задерживаю его, а пасую правому нападающему, который уже может бить по воротам. Однако левый защитник противника успевает помешать удару, и оба они падают. Левый полузащитник бежит на помощь, но я ближе, и, когда, поднявшись с земли, защитник старается выбить мяч, я в свою очередь мешаю ему, и мы оба, теряя равновесие, падаем... Этим немедленно пользуется наш освобожденный правый нападающий, который точно бьет. Первый гол забит, забит после двух минут игры, и это благодаря нашей сплоченности, быстроте, дисциплине.

Тот же темп продолжается до конца первого тайма, мы забиваем еще. Пятнадцать минут перерыва — и снова игра, но теперь уже нашей защите приходится серьезно поработать. Однако она доблестно парирует атаки и пропускает только один гол. Победа за нами, и мы выигрываем со счетом пять-один. Радость наша велика. Несмотря на усталость, от нас веет молодостью, силой, здоровьем... Мы пьем холодный хлебный квас и наперебой обсуждаем все подробности состязания. С соседнего скошенного поля пахнет сеном. Свежее и душистое тепло доносится до нас от длинных рядов полегшей травы, и что-то законченное, завершенное, чудесное кроется в этом аромате и как нельзя лучше отвечает нашему настроению. Долго не можем мы расстаться. Весь обратный путь говорим о матче. Брат Михаил, игрок второй команды, снова обсуждает игру за обедом. Сестра слушает нас с блестящими глазами и, не понимая подробностей игры, переживает за нас. Весело видеть их праздничное настроение, чувствовать близость и дружбу. А после обеда меня зовут к телефону. По хитрой улыбке брата знаю, кто будет со мной говорить, чей ласковый голос станет задавать вопросы. Я отвечаю, рассказываю подробности и снова благодарю за подаренную мне на счастье ленту. Милый наш разговор — последняя радость этого светлого дня...

Велосипедным спортом занимались мы тоже круглый год в этом благословенном краю, где не было снежных зим; моментами увлекались мы им чрезвычайно, потом остывали, чтобы снова, через месяц-другой, начать носиться как безумные по отличным крымским шоссе. И признавали мы велосипеды только в горах, так как плоские дороги казались нам слишком легкими и лишенными интереса. Ценили мы трудность подъема, настойчивость, выдержку, силу; не позволяли себе вести велосипеды за руль; "давили" всегда и везде. А на спусках ценились лихость и быстрота, повороты, взятые без снижения скорости, пренебрежение опасностью. И ездили мы все по-гоночному, с низко опущенным рулем. Думается, что любили мы велосипед за чувство легкости, окрыленности, зависевшее от нас самих. Мотор уничтожает это чувство — чувство собственной силы. Впрочем, велосипед давал нам тоже немало эстетических наслаждений. Все, что связано с быстротой езды, контрастами запахов, сменяющихся за каждым поворотом, переменой ландшафта, близостью к земле, относится и к поездкам на нем...

Летом выезжали мы к концу дня, когда солнце палило меньше. Сбор происходил у нашего дома, на боковой Чукурларской улице, в тени деревьев, посаженных нашим отцом. В Крыму называли их мимозами, и точно — листья их сворачивались к вечеру, как у некоторых пород мимоз, только цветы были иными, розовыми пушками в форме маленьких помельев, смотрящих в небо. Глядя из нашего дома на аллею этих мимоз, видели мы лишь сплошной розовый ковер различных оттенков. Душистость же этих цветов была прелестна: нежная, тонкая, невесомая, словно девственная мечта.

И вот в тени мимоз обсуждали и вырабатывали мы планы наших поездок, и, быть может, дыхание пушистых цветов влияло на наши решения, учило нас благоразумию, которого так не хватало нам в эти годы.

Одной из любимейших наших экскурсий была поездка в горы, к водопаду Учан-Су. Ехать надо было всего километров восемь, но подъем был крутой и почти постоянный. Зато дорога шла лесом. Пахло сосной и дышалось легко, несмотря на нагрузку и усталость. Временами сосны сменялись грабом и дубками; появлялись заросли кизила, запах смолы казался разреженным, в нем звучали новые нотки. Но это длилось недолго: снова преобладали сосны; на склонах дороги шины скользили по ковру опавших игл... Мы замедляли ход, но не останавливались, не сходили с велосипедов.

Есть что-то дружественное, бодрящее в летнем лесу. Кто не любит уйти в его чащу, лечь на спину, смотреть на кроны деревьев? Кто не чувствует себя счастливее и сильнее, надышавшись его ароматом?...

Несмотря на крутой подъем, мы ехали быстро; кое-кто даже вырывался вперед и исчезал из виду, желая показать нам свое превосходство; остальные же держались вместе и молча, сохраняя силы, жали на педали. Я особенно уставал в начале поездки; первые два километра казалось, не выдержу, остановлюсь, поверну назад. Потом дыхание налаживалось, мускулы привыкали, и я ехал спокойнее, увереннее. Воздух становился легче, прозрачнее; мы поднимались все выше и выше. Но вот и водопад. Теперь велосипеды оставлены, и мы идем по тропинке к самой воде. Там можно посидеть, закусить, отдохнуть и, главное, напиться. (Ничего нет лучше стакана холодной воды после большого физического утомления; потом уже можно перейти и на другиe напитки, но в первый миг ничто не заменит воды.) Мы сидим, говорим о поездке, любуемся белоснежной волной, падающей с гор. Учан-Су не поражает воображение своей грандиозностью, но какая свежесть вокруг него! Как сверкают брызги на солнце! Мы сидим на простых, грубо обтесанных скамьях за такими же столами. Шумит водопад, шелестят листья, и вместе с тем как-то тихо вокруг; или это в нас самих такая тишина? Мы едим сандвичи, захваченные из дома, потом малину, собранную здесь татарчатами, которая стоит так дешево. Нам приносят тарелки душистых ягод, поливают их густыми сливками, посыпают сахаром. Мы едим молча; на лицах написано полное наслаждение; внизу, в городе, малина — лакомство редкое и дорогое. "И вкусно и ароматно", — говорит кто-то. И точно, аромат малины, только что сорванной и зрелой, ни с чем не может сравниться. Эта душистость звонкая, певучая, целая симфония душистости. Есть русское выражение "малиновый звон колоколов". Пусть люди культурные знают, что идет оно от чудесного колокольного звона бельгийского города Малин, но народ, говоря о малиновом звоне, думает о ягоде малине и о ее радостном запахе, о волне ее благоухания. Да и в парфюмерии также высоко ценится малиновая душистость. Она всегда является показателем великолепного качества эссенции или прекрасного уровня духов. Так, много лет спустя, в Париже, мы покупали масло болгарской розы. На столе было немалое количество различных образцов, и вдруг раздались памятные слова Эрнеста Эдуардовича Бо: "Смотрите, нюхайте — ведь этот пассаж розы малиной пахнет". Действительно, в начальном развитии аромата розы звенела малиновая душистость во всей ее характерной прелести. Среди семи образцов лишь один имел этот запах, и душистость его во всех стадиях благоуханного развития намного превосходила все остальные своим качеством.

Назад Дальше