Это опасность не пустая. Это - РЕАЛИЗМ.
Картина происшедшего за эти дни, - история "блока", вот:
Умеренно-левые, те, кого сейчас вынесло на гребень политической войны, стали перед выбором: олибералить правых - или умерить левых.
Казалось бы, органическое влечение к.-д. вправо не должно играть роли в такой момент. Следовало выбирать по разуму путь наиболее практический, действенный.
Однако, думские политики к.-д. сделали первый выбор:
еще умерив себя самих - они подтянулись к правой середине, и правых к ней же подтянули, для блока.
Левые остались, как были, предоставленные себе. Только расстояние между ними и умеренными еще увеличилось.
А блок прекрасных "мечтаний", так естественно названных "бессмысленными", оказался просто бесплодным, и для данной минуты вредным: послужил роспуску Думы, а она была нужна, как зацепка, надежда гласности, сдержка левой стихийности.
Умеренные, еще умерившись под блоком, всему покорились. Выслушали указ о роспуске и разошлись.
Все это очень хорошо. Все это, само по себе взятое, прекрасно и может быть полезно... в свои времена. А когда немец у дверей (надо же помнить), все это неразумно, потому что не действительно.
Царь последовательнее всех. Он и возложил всю надежду на чудо.
Пожалуй, других надежд сейчас и нету.
Впрочем, это неинтересно повторять унылое "надо было..." Важнее знать, что сейчас надо, и хотя это очень трудная задача - попробуем анализировать положение далее.
Вспомним исходную точку: ОТСТОЯТЬ РОССИЮ ОТ НЕМЦЕВ. Уже выяснившееся, непременное условие для этого: немедленная и коренная перемена политического строя.
Умеренно-левые наши политики - только они! - имеют организационные способности. И если бы они понесли эти способности, и свое значение, и готовность к жертвам не вправо, а влево, - получилось бы движение к перелому. Ибо возможность перелома находится: влево от умеренных и вправо от левых, как раз между ними.
Правый блок свел возможность осуществления перелома к минимуму.
Наоборот, БЛОК ЛЕВЫЙ, т.е. соединение УМЕРЕННЫХ с ЛЕВЫМИ, и только он один, мог бы найти и действительные средства к осуществлению перелома.
В данном же состоянии, действенных, действительных, путей и средств нет ни у кого.
Левые знают свои средства: забастовки, личный террор... Они совершенно не годятся. Каждый час забастовки ослабляет армию; при данном положении этот час может растянуться неопределенно и превратиться в уличные бунты со всеми последствиями (самое страшное).
Между тем, если бы умеренные, приняв искренно и уже безоглядно лозунг "перелома", сблокировались бы с левыми в Думе, - они могли бы приложить к их кругам свои организационные способности и политические навыки.
Получилась бы внутренняя революционная сила, но сама себя сдерживающая от всех не своевременных выступлений.
Нам сейчас нужен, необходим, - только один рубль. Не надеясь на рубль умеренные мечтают о сорока пяти копейках. Но смиренно попросить "хоть сорок пять копеечек" - верное средство получить в ответ оплеуху или "дурака".
Потребуйте рубль двадцать. Но требуйте, - не просите. Тотчас полезут за кошельком и выложат заветный рубль. Надо, чтобы была опаска: не дашь рубля весь кошелек возьмут.
От просьб опаска не родится, а от недоброго - добром ничего получить нельзя. Ничего.
Продолжение "Современной Записи" в СПБ-ге.
4 Сентября.
Мы еще не вернулись совсем в город, приехали всего на несколько дней. Беру свою книгу для записывания хроники. Поразительно все идет "по писанному".
Но сначала общее.
Варшава давно сдана. И Либава, и Ковно. Немцы наступают по всему фронту, все крепости сданы, очищена Вильна, из Минска бегут. Вопрос об эвакуации Петрограда открыт. Тысячная толпа беженцев тянется к центру России.
Внутреннее положение не менее угрожающе. Главнокомандующий сменен, сам царь поехал на фронт.
Думский блок (ведь он от к.-д. до националистов включительно) получил только свое. На первый же пункт программы (к.-д. пожертвовали "ответственным" министерством, лишь попросили, скромно и неопределенно, "министерство, пользующееся доверием страны") - отказ, а затем Горемыкин привез от царя... роспуск Думы.
Приказ еще не был опубликован, когда мы говорили с Керенским о серьезном положении по телефону. Керенский и сказал, что в принципе дело решено. Уверяет, что волнения уже начались. Что получены, вечером, сведения о начавшихся забастовках на всех заводах. Что правительственный акт только и можно назвать безумием. (Не надо думать, что это мы столь свободно говорим по телефону в Петербурге. Нет, мы умеем не только писать, но и разговаривать эзоповским языком).
- Что же теперь будет? - спрашиваю я под конец.
- А будет... то, что начинается с а...
Керенский прав и я его понимаю: будет анархия. Во всяком случае, нельзя не учитывать яркой возможности неорганизованной революции, вызываемой безумными действиями. Правительства в ответе за ошибки политиков. "Умеренные" просьбы должны давать правит, реакцию. Лишь известная политическая неумеренность может добиться необходимого минимума.
А только он спасет Россию. Его нет - и каждый день стены сдвигаются: стена немцев и стена хаотического бунта внутреннего. Они сдвинутся и сольются. Какие возможности!
Я не стану повторять все то же, все то же: ответственность всецело лежит на кадетах, которые, не понимая момента, выбрали блок с правыми вместо блока с левыми. Борьба с Пр-вом посредством олибераленья правых кругов - обречена на крах. Ведь надо же знать, когда и где живешь, с кем имеешь дело. И это "политика"?
Да зачем, почему, для чего снизошло бы Пр-во к покорнейшим просьбам Милюкова с Шульгиным и с Борисом Сувориным? (он тоже за блок и "доверие"). Пр-во не боится никаких разумно-вежливых слов. Анархия не боится, ибо ничего не видит и не понимает. В предупреждение "злоумышленных эксцессов" (видали, мол, виды!) этот рамоли-Горемыкин созвал к себя на днях... всех градоначальников. У цензуры пока заметны признаки острого помешательства, но вскоре она просто все закроет, и когда на улицах будут расстрелы - газеты запишут усиленно о театре.
Правительство, в конце концов, не боится и немцев.
Но неужели наши главные "политики", наши думцы, кадеты, неужели они о ею пору еще не убедились бесповоротно, что:
БЕЗ ПЕРЕМЕНЫ П-ВА НЕВОЗМОЖНО ОСТАНОВИТЬ НАШЕСТВИЕ НЕМЦЕВ, КАК НЕВОЗМОЖНО ПРЕДОТВРАТИТЬ БЕССМЫСЛЕННОЕ ВОССТАНИЕ?
Я хочу знать; это нужно знать; ибо если они в этом еще не твердо убеждены и действуют, как действуют - то они только легкомысленные, ошибающиеся люди; а если убеждены, и все-таки по своему, бесплодному (вредному) действуют, - они преступники.
Так или иначе - ответственность лежит на них, ибо, по времени, им должно действовать.
В Петербурге нет дров, мало припасов. Дороги загромождены. Самые страшные и грубые слухи волнуют массы. Атмосфера зараженная, нервная и.. беспомощная. Кажется, вопли беженцев висят в воздухе... Всякий день пахнет катастрофой.
- Что же будет? Ведь невыноси-тель-но! - говорит старый извозчик.
А матрос Ваня Пугачев пожимает плечами:
- Уж где этот малодушный человек (царь), там обязательно несчастье.
"Только вся Рассея - от Алексея до Алексея".
Это, оказывается, Гришка Распутин убедил Николая взять самому командование.
Да, тяжелы, видно, грехи России, ибо горька чаша ее. И далеко не выпита.
Третьего дня было жарко, ярко, летне. Петербург, весь напряженно и бессильно взволнованный, сверкал на солнце. Черные от людей, облепленные людьми, трамваи порывисто визжали, едва брали мосты. Паперть Невского костела, как мухами, усыпана беженцами: сидят на паперти. Женщины, дети...
Указ о роспуске Думы "приял силу", несмотря на сильное давление союзников. Конечно, они не хотят. Но с достаточной ли ясностью видят они путь гибели наш?
Неужели - поздно?
...И вот Господь неумолимо
Мою Россию отстранит..."
12 Сентября.
Уж и Дурново умер и, мертвый, торжествует больше, чем когда-либо. Вводится предварительная цензура. "Не уявися, что будем!" восклицает... Б. Суворин.
Родзянко отказано в аудиенции. Депутация московских съездов, думаю, не будет принята. А если и будет...
Умеренные возглашают: "спокойствие, спокойствие, спокойствие!" как, бывало, Куропаткин в Японской войне: "терпение, терпение и терпение".
Что же, можно молчать.
Зато громко говорят немецкие орудия.
23 Ноября.
Почти три месяца прошло. Трагизм превзошел ожидания: вылился в трагическую, каменную успокоенность, полную победу полной реакции.
Когда распустили Думу (за блок и московский съезд), она громко покричала "ура" и тихо разошлась. Лозунг депутатов был: "сохраняйте спокойствие". И сами сохранили его, и помогли, при содействии Правительства, другим в этом занятии. Пока что - хлыщ и провокатор Хвостов (новый министр) задействовал, черносотенцы съехались с уволенными (в Г. Совете сидящими) министрами, "объединенное дворянство" со своей стороны "припало к самодержцу".
На съезде митрополит объявил: не только царь - помазанник, но "соизволением Божиим поставленные министры тоже имеют на себе от Духа Свята" (Хвостов, например, ну и прочие). Таково, мол, "учение Церкви". Своего рода декларация.
В указе о разгоне Думы было определено, что ее вновь
соберут "не позже ноября". Однако, вот, не желают. Хвостов смеется: это "каприз"! Отложим лучше.
Блокисты не знают, куда девать глаза. Хранят свое спокойствие, хотя на сердце-то скребет...
...Без утра пробил час вечерний
И гаснет серая заря...
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею Царя...
Воистину на посмех. И то ли еще будет! Войне конца краю не видать. Германия уже съела, при помощи "коварной" Болгарии, - новой союзницы, Сербию; совсем. Ездят прямо из Берлина в Константинополь. Вот, нео-славянофилы, ваш Царь-Град, получайте. Закидали шапками?
У нас, и у союзников, на всех фронтах - окостенение. Во всяком случае мы ничего не знаем. Газет почти нельзя читать. Пустота и вялое вранье.
Царь катается по фронту со своим мальчиком и принимает знаки верноподданства. Туда, сюда - и опять в Царское, к престарелому своему Горемыкину.
Смутно помню этого Горемыкина в давние времена у баронессы Икскуль. Он там неизбежно и безлично присутствовал, на всех вечерах, и назывался "серым другом". Теперь уж он "белый", а не серый.
Впрочем, Николай вовсе не к этому белому дяде рвется в Царское. Там, ведь, Гришенька, кой, в свободные от блуды и пьянства часы, управляет Россией, сменяет министров и указует линию.
В прочее время, Россия ждет... пребывая в покое. Сто раз мы имели случай лицезреть этого прохвоста; быть может, это упущение с исторической, с литературной, с какой еще угодно точки зрения, однако, доводы разума были слабее моей брезгливости. А любопытство... тоже действовало вяло, так как этого сорта "старцев" не мало мы перевидали. Этот - что называется "в случае", попал во дворец, а Щетинин, например, только тем от Гришки и отличается, что "неудачник", к царям не попал. Остальное - детально того же стиля, разве, вот, Щетинин "с теориями" поверх практики (ахинею несет и безграмотно ее записывает, а Гришка ни бе, ни ме окончательно).
Гришка начался в те же времена, как и Щетинин, но последний пошел "по демократии" и не успел, до провала, зацепиться, (хоть и закидывал удочки в высшие слои); Гришка же, смышленная шельма, никого вокруг не собирал, в одиночку "там и сям" нюхал. То - пропадал, то - опять всплывал. Наконец, наступив на одного лаврского архимандрита (настоящего монаха, имевшего некое, малое, царское благоволение) как на ступеньку, ступеньку продавил, а к "царям" подтянулся. После летнего, перед войной, покушения на него безносой бабы, особенно утвердился.
Да, вот годы, как безграмотный буквально, пьяный и болезненно-развратный мужик, по своему произволу распоряжается делами государства Российского. И теперь, в это особенное время - особенно. Хвостов ненавидит его, а потому думаю, что Хвостов недолговечен. Ненавидит же просто из зависти. Но тот его перетянет. Остальные министры все побывали у Гришки на поклоне, и клялись, целуя край его хламиды. (Это не "художественный образ", а факт: иногда Гришка выходит к посетителю в белом балахоне, значит - надо к балахону прикладываться).
Экая, прости Господи, сумасшедшая страна. И бедный Милюков тут думает "действовать" - в своих европейских манжетах.
Что это, идеализм, слепота, упрямство?
О, наши "реальные" политики!
24 Ноября.
Вот именной указ опять отложил Думу. И срок созыва уже не указан, а "пока не будет готов в комиссиях бюджет".
Все передовицы сегодня белы, как снег. В "Речи", впрочем, остались кусочки, то там, то сям, отрывочные, что если, дескать, так, то мы (милюковцы и блокисты), готовы, за нами дело не станет, мы поторопимся с бюджетом, вот и все.
Теперь уже очевидно: любые шаги общества, интеллигенции, депутатов, умеренных партий и т.д. по избранному ими пути "спокойной оппозиции" - должны покрывать их гораздо большим позором, чем отсутствие всяких шагов. Смирение, так смирение.
Сложить руки и не мешать событиям. А события будут. Неумолимо будут, если Россия не пересидела свое время, не перегноилась, не перепрела в крепостничестве. Возможно, ведь, и это.
Только вот: если поле все-таки будет вспахано, и хорошо, - нашим "политикам" нельзя будет сказать: "и мы пахали". Если же такая борозда пройдет, что все поле вверх тормашками перевернется, тогда... тогда, увы, не сможет сказать наша "парламентарская умеренность": "а мы не виноваты". Потому что виноваты. Отнюдь не в плохом делании, а в никаком. Ведь только они сейчас могут что-то делать. И делают - "Ничего".
Разве не вина?
Плеханов и другие заграничники вредны становятся (мало, ибо значения не имеют). Но они вполне невинны: оттуда не видать. Ничего. Ровно ничего.
Кажется, там разделение по линии войны. Борису я перестала отвечать, бесполезно сквозь такую цензуру. По-видимому, он увлечен войной (еще бы, во Франции!), хотя в "Призыве" не участвует. "Призыв" - это тамошний журнал стоящих за войну русских социалистов. Я его не знаю, но верю тут Керенскому, который им возмущен. Керенский приблизительно на моей позиции стоит не только по отношению к войне, но, главное, по отношению к данному внутреннему положению военной России. Он не умнее тамошних эмигрантов, но он здесь, а потому он видит, что здесь такое. А эмигранты слепы. Я даже боюсь, что все эмигранты слепы, всех толков, и, "призывисты" и не призывисты. По разному, но в равной степени. Ибо и противо-призывисты, отрицающие войну, тоже путного ничего не говорят, отрицают просто и глупо, вне времени и пространства. А такого узкого и близкого положения, что
ПРИ ЭТОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ РОССИЯ ПРИЛИЧНО С ВОЙНОЙ НЕ РАЗВЯЖЕТСЯ, - не понимают вовсе, и, конечно, ничего дальнейшего, что из этой аксиомы вытекает.
Депутат - грузин Чхенкели, уж на что немудрящий, а и тот великолепно понимает, и на этом именно стоит. Интересно, что он, грузин, утверждает это положение, как самый горячий русский патриот (подлинный); стоит, прежде всего, на любви к России. "Если б, говорит, я мог верить, что Россия не погибнет в войне, оставаясь при Царе, теперь... Но я не верю; ведь я вижу. Ведь все равно..."
Да, вот тут важно: а вдруг - все равно будет... что? Керенский уверяет, что болен. Он часто к нам забегает. Мои юные поэты, студенты и другие постепенно преображаются, являясь в защитках. Кого взяли в солдаты, кого в юнкера, кто приспособился к лазарету. Все там будем. Живы еще гимназисты и барышни.