Бандиты могли не принимать в расчет меня, но сознание собственной вины их беспокоило.
Позади дома находилась кладовая. Я согнал пленников в нее и запер дверь.
В коррале нашлись все мои лошади, седла и уздечки. Оседлав коней, я отыскал свои вещи, большинство из которых никому не понадобилось. В доме я обнаружил свой винчестер, лежавший вместе с чьими-то вещами, проверил заряды и приготовился ждать.
Больше всего я хотел отыскать золото, потому что не все оно принадлежало мне. Почти час я копался в доме, перевернув все вверх дном, но золота не нашел.
А затем я услышал стук копыт и понял, что меня ожидают крупные неприятности.
Из окна я видел, как они приближались, потом выскользнул во двор и спрятался в ивах у ручья. Мексиканка была с ними, а всего я насчитал шесть вооруженных людей.
Они подъехали быстрой рысью, поднимая клубы пыли, но, когда растянулись, чтобы окружить дом, пыль постепенно осела. Прибывшие окружали дом, пустив лошадей шагом.
Спрятавшись в ивняке, я наблюдал и ждал. Мне не хотелось стрелять без нужды, мне нужна была встреча с Ноланом Сэкеттом, но его среди всадников не оказалось.
Все это время я думал, где может быть спрятано золото. Олифант сказал, что оно здесь, в этом месте, но он мог и соврать.
Когда всадники спешились и вошли в дом, я подошел к своим лошадям, сел на жеребца и шагом повел лошадей прочь. Я услышал, как они спорят и переговариваются, но я быстро ретировался за сарай и направился к входу в ближайший каньон.
Родриго вернется, но до той поры я не собирался стрелять, потому что мог убить кого не надо: человека, который знает, где мое золото.
Через минуту-другую они выбежали из дома и начали обыскивать местность.
Сидя верхом в зарослях высоких кактусов, я наблюдал за ними, держа винчестер наперевес. В долине, в стороне ранчо «Лас-Аидас», я заметил облако пыли — сюда быстро скакала группа всадников.
Бандиты стали искать следы, но здесь побывало слишком много лошадей и слишком много людей, поэтому я не беспокоился.
Беспокоился я о том, как получить назад золото, потому что ребята в Аризоне положились на меня. Я был уверен, что, где бы оно ни было, Доринда об этом знает.
Далекое облако пыли приближалось, кажется, бандиты увидели его, потому что вдруг все разом вспрыгнули на коней и поскакали врассыпную прочь.
Двое проехали рядом со мной в сторону каньона, где находились другие воровские убежища.
Когда они скрылись, я шагом вывел лошадей из зарослей и опять подъехал к дому. Там осталась только мексиканка, у которой при виде меня загорелись глаза.
— Вы знаете, где золото? — мягко спросил я. — Вы могли бы здорово помочь мне.
— Я не собираюсь тебе помогать! — Она вскинула голову. — Когда приедет сеньор Сэкетт, он все равно оставит тебя в дураках.
— Ему стоит поторопиться. Вот едут мои друзья.
Она ничего на это не ответила, но мы уже слышали топот лошадей.
— Если передумаете, найдите меня, — сказал я. — Стыдно такой красивой девушке, как вы, связываться с бандитами.
Она хотела что-то сказать, но поджала губы.
Вместе с Родриго подъехали двадцать крепких, сухих вакеро, и все они, казалось, расстроились, когда выяснилось, что драки не будет.
— Вам надо поехать с нами, — сказал Родриго. — Старик Бен хочет видеть вас.
— Бен Мандрин?
— Да. — Он улыбнулся. — И сеньорита Робизо.
Дом на ранчо был длинным глиняным зданием с несколькими дверьми, выходившими на длинную веранду. Ранчо было старым и обжитым. Здесь росли огромные древние дубы и сикоморы. Тень от них показалась очень приятной после поездки под жарким открытым солнцем, и я натянул поводья и минуту-две сидел в седле, осматриваясь.
Если у Старого Бена не отнимут ранчо, оно перейдет к Родриго, и я понимал, почему он так его любит. Здесь везде царила атмосфера доброго спокойствия: она была и в запахе трав и жасмина, окружающего дом, и в тени под огромными старыми деревьями.
Дом был построен в виде буквы «Г», из него открывался вид на уходящее вдаль море за круглым склоном холма. Между морем и домом росла пожухлая от засухи трава с несколькими рядами маиса, бобов и других растений.
Дверь открылась, и я увидел стоящую в проеме Доринду в легком красивом платье и выглядевшую от этого еще прекрасней.
— Проходите, пожалуйста, в дом. Мистер Мандрин ждет вас.
Она повернулась.
— Хуан, позаботься, пожалуйста, о коне джентльмена.
Спешившись, я смахнул шляпой пыль с одежды и прошел через двор, чувствуя затылком, что за мной пристально наблюдают, но не Доринда и не Хуан.
Девушка с улыбкой протянула мне руку. То была широкая, приятная улыбка, приоткрывшая белоснежные безупречные зубы, но глаза ее не улыбались. Они излучали настороженность и беспокойство.
— Благодарю вас, мистер Сэкетт. От всей души благодарю за все, что вы сделали. Когда те люди приехали за мной, мы подумали, что вы мертвы.
— Годится.
— Что вы имеете в виду?
— Иначе они могли бы поехать и проверить.
Она на секунду задержала на мне взгляд, как бы стараясь угадать, сколь я умен или насколько опасен.
— Все это ошибка.
— Людям, погибшим в Мохаве, интересно было бы услышать ваши слова, — откровенно сказал я.
Когда она попыталась ответить, я ее оборвал:
— Мэм, я приехал не к вам. Я приехал к Бену Мандрину.
Раздался глубокий и сильный голос:
— Так оно и есть! Входите, мистер Сэкетт! Прошу, входите!
Он сидел в большом старом кресле-качалке и совсем не походил на пирата. Он никогда не был высоким — во всяком случае таким, как я, — но в свое время был широкоплечим и, кажется, очень сильным человеком. Запястья у него были такими же широкими, как у меня, дюймов десяти в окружности, а руки — сильные, с плоскими костяшками… руки драчуна.
Лицо было широкое, скуластое, глаза глубоко посажены, в густых черных волосах виднелась седина. Ему было уже за семьдесят, но выглядел он намного моложе. Однако бросались в глаза разбитые параличом больные ноги. Они были закрыты одеялом и были так тонки, что их было почти не видно.
Над глазом белел старый шрам, а другой рассекал щеку, но шрамы не портили его. Бен Мандрин выглядел сильным, волевым стариком, прожившим богатую событиями жизнь.
— Так ты Сэкетт? — сказал он. — Дорри рассказывала мне про тебя. Похоже, ты боец.
Я остановил взгляд на шраме над глазом, и он заметил это.
— Сабля, — сказал он. — Это случилось давно. Почти целую жизнь назад.
— У Гаттераса, — сказал я. — И они приняли вас за мертвого.
Оба сильно удивились. Доринда резко повернулась и посмотрела на меня, а Бен схватился за ручки кресла и выпрямился.
— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Об этом знали очень немногие.
— Вы слишком часто нападали на побережье Каролины, — ответил я. — Человек, который ударил вас саблей, — мой дед.
Несколько мгновений он не сводил с меня яростного взгляда, затем рассмеялся.
— Он тоже был бойцом, — заметил Бен. — Владел саблей лучше всех… лучше всех, кроме одного.
Он внимательно оглядел меня.
— Здесь у нас есть еще один Сэкетт. Это твой родственник?
— Наверное. Он Сэкетт с гор Клинч-Маунтинс, мы с ними не в ладах, но мы не пираты.
В глазах его появилось жесткое выражение… ему было над чем подумать. Если бы Бен Мандрин был чуть помоложе или чуть поздоровее, тогда я бы дважды подумал, прежде чем выдать такое. Но мне показалось, что ему нравится наш разговор, и я вдруг понял, что давно уже никто не осмеливался разговаривать с ним по-мужски. Из-за того, что он богат и калека, перед ним, скорее всего, преклонялись.
— Это было давно, — сказал старик. — Я стал владельцем ранчо и добропорядочным гражданином.
Его глаза сверкнули недобрым смешком.
— Или ты не слышал?
— Слышал и поверил… но не совсем.
Он снова рассмеялся и, глянув на Доринду, сказал:
— Он мне нравится.
Затем повернулся ко мне.
— Как ты относишься к тому, чтобы поработать на меня?
— Я не ищу работу. Я ищу тридцать фунтов украденного у меня золота, а когда найду, возвращусь в Аризону. Более того, — я смотрел прямо на Доринду, — у меня есть идея, кого надо спросить.
О, он сразу все понял. От Старика Бена мало что укрывалось. Он поглядел на нее, потом на меня.
— Ты не прав, мой друг, она все время была со мной.
Он указал на кресло.
— Садись, немного поговорим о кораблях, саблях, береге Каролины пятьдесят лет назад, а может, и больше. Ч о говорил тебе дед?
Он повернулся к женщине.
— Доринда, принеси нам бутылку вина — очень хорошего вина, которое навевает воспоминания.
Потом мы сидели молча, слушая, как удаляются ее шаги. Судя по звукам ее шагов, вино хранилось в другом конце дома.
— Ты помог ей в пустыне, Сэкетт, за это я благодарю тебя.
Тут уж я удивился, потому что думал, что он ничего не знал о том, что она уезжала из города.
— Я пошел за водой, и, пока возвращался, бандиты схватили ее. Когда один из них стрелял в меня, я споткнулся и меня сочли убитым,
— А ты лежал не шевелясь? Она не догадывается, что я знаю.
Он закурил длинную черную сигарету, затем проницательно взглянул на меня.
— Она украла у тебя золото?
— Этого я не могу сказать, но думаю, она знает, где оно. По-моему, — я постарался сформулировать так, чтобы он не обиделся, — у нее нюх на золото, если можно так выразиться.
В этот момент Доринда появилась на веранде, направляясь к нам. Она несла бутылку мадеры того сорта, который называют «дождевой водой», хотя я ни разу не попадал под такой дождик.
— Я бы предпочел ямайский ром, — сказал Бен, — но в Калифорнии его трудно найти.
Мы попробовали вино. Оно было очень хорошим. Бен Мандрин показался мне неплохим стариком, но вину я доверял больше, чем Старику Бену, а ему — чуть больше, чем черноглазой колдунье. Мне становилось его жалко при мысли, что он скоро все потеряет.
Пока мы ехали из города на ранчо Грека Джорджа, Родриго рассказал мне еще кое-что. Тэрнер, человек из банка, доверил Доринде уговорить Старого Бена подписать бумаги, а Тэрнер должен получить деньги от Дейтона и его приятелей, когда те затребуют вексель и завладеют ранчо. Они могли получить ранчо даже без векселя, потому что старик был разорен, у него почти не осталось денег.
Засуха уничтожила урожай и пастбища, Старику Бену ничего больше не оставалось, кроме как отдать ранчо, но что он будет тогда делать, искалеченный старик?
Вино согрело ему кровь, он стал рассказывать о минувшем, о набегах, о поединке с моим дедом. Пока мы разговаривали, он подолгу смотрел на меня или отводил взгляд, прислушиваясь к моему голосу, когда мне удавалось вставить несколько слов. Мне показалось, что он что-то задумал, затаил в своей темной душе какую-то мысль.
Доринда слушала, иногда выходила из комнаты и возвращалась. Я заметил, что она не пила… Намеренно? Иногда у нее прорывалось нетерпение, она хотела, чтобы я уехал, потому что не видела смысла в нашем разговоре.
Я тоже подумывал уехать, когда старый Бен вдруг сказал:
— Ты должен переночевать здесь, Сэкетт, у нас хватит места. У тебя еще достаточно времени на охоту за золотом. Утро вечера мудренее.
Он пристально посмотрел на меня и поставил стакан на стол.
— Родриго сказал, что ты хотел купить лошадей или мулов и припасы для продажи в шахтерских городах. Твои планы еще не изменились?
— Нет, но я буду покупать, когда найду свое золото.
Бен жестом указал на равнины, окружавшие дом.
— Они хотят отнять все это, но у меня есть достаточно мулов, и я отдам их тебе… за небольшую цену. Я прикажу, чтобы их пригнали для тебя.
Он вдруг схватил палку, словно собираясь встать, затем посмотрел на Доринду.
— Скажи, чтобы за мной пришли, и проводи мистера Сэкетта в его комнату.
Бен Мандрин помолчал.
— В комнату Пио, — добавил он.
Она удивилась, но вышла и вернулась с двумя вакеро. Они подняли Старого Бена вместе с креслом и вынесли из комнаты. Когда они вышли, я допил вино и поставил стакан.
— Я никогда не видела его таким, — удивленно сказала встревоженная Доринда. — Он никогда так долго не разговаривал с незнакомыми людьми.
— Это оттого, что он вспомнил прошлое. Я упомянул битву при Гаттерасе, и ему на память пришли добрые старые времена.
Ее удивление, казалось, прошло.
— Да, да, должно быть, из-за этого.
Доринда была очень красивой женщиной, но я стал замечать в ней холодность, на которую раньше не обращал внимания, хотя с самого начала относился к ней с настороженностью.
— В комнату Пио! — продолжала она. — Он никогда никого не пускал в эту комнату, кроме старого губернатора.
— Пио Пико?
— Они были друзьями… по-моему, дружат и до сих пор, хотя сейчас он редко выходит из дома.
И больше она ничего не говорила.
Ужинали мы вчетвером: Старый Бен, Родриго, Доринда и я, но теперь Старый Бен молчал. Только однажды он сказал:
— Недалеко от Моры в Нью-Мексико случилась перестрелка, в которой участвовали какие-то Сэкетты. Один из них женился на мексиканке.
— Это мои братья, — сказал я.
Он ел с аппетитом, но вина больше не пил — только несколько чашечек крепчайшего кофе. Я на своем веку выпил немало кофе и привык к тому, какое готовят в горах ковбои: такому крепкому и густому, что в нем даже подкова увязнет.
Я устал и хотел спать. К счастью, после ужина мы совсем недолго сидели за столом.
В предназначенной мне комнате стояла огромная роскошная кровать, а на столике с мраморной столешницей — таз и кувшин с водой. Каменный пол покрывал ковер с длинным ворсом, и стояло кресло. В комнате было еще одно окно и еще одна дверь, которая, наверное, вела в спальню Старого Бена.
Сидя на краю постели, я обдумал ситуацию, и она мне не понравилась. Я хотел лишь получить свое золото и отправиться обратно в горы, на шахты, но вместо этого попал на старинную испанскую гасиенду в гости к бывшему пирату.
Да, я вернул своих лошадей, но приобрел массу врагов, и не по своей вине, а только пытаясь помочь девушке, которая, оказывается, тесно связана с моими врагами… приобретенными благодаря ей.
Устав строить догадки и обозвав себя дураком, я стянул сапоги, умылся и начал раздеваться.
И вдруг дверь в комнату Старого Бена Мандрина отворилась, и он встал в проеме, опираясь на костыли и глядя на меня с дьявольским огоньком в глазах.
Старый пират проковылял в комнату и опустился в кресло.
— Мне нужна помощь, мой мальчик. Мне нужна твоя помощь.
Я так и остался стоять, глядя на него с открытым ртом. На нем была одежда для верховой езды. Некогда она была ему впору, но сейчас не очень-то ему подходила.
— Нам придется проехать до рассвета почти двадцать миль, — сказал он. — Надевай-ка сапоги.
— А вы сможете проехать двадцать миль верхом? — сказал я.
— Нет… но проеду. Предоставь это мне.
Я все глядел на него.
— Почему я? У вас есть люди. У вас есть Родриго. И у вас есть Доринда. — Тут я усмехнулся.
Он отмахнулся.
— Причуда старика. Послушай, сынок, ты молод, ты силен, у тебя будет много женщин, но для меня она последняя. Я не буду говорить, что она моя, потому что это неправда, к тому же я уверен — у нее и мысли такой нет. Она выглядит как страстная женщина, но это не так. Можешь мне поверить: ни одна великая куртизанка прошлого — а Доринда во многом похожа на них — HP была страстной, любящей женщиной. Все они холодны и расчетливы. Они использовали эмоции мужчин в своих целях, они — всего лишь фасад, всего лишь обещание. Страстная женщина слишком эмоциональна, чтобы думать о своей выгоде. Доринда — другая. О своей выгоде она думает день и ночь.
— Тогда почему бы не избавиться от нее?
— Как я уже говорил, она — последняя красавица, которая живет рядом со мной. Большинство из нас так или иначе платят за любовь, а я заплатил за ее внимание, подписав ту бумагу.
В его жестких стариковских глазах появился волчий блеск.