— Государь в Подмосковье, недалече от Коломны, в прошлом году дачу дал — Охлопково, да в звание княжеское возвел. А после набега татарского воеводой коломенским поставил.
— Лихо! Знать, велики заслуги твои перед государем!
— Не мне о том судить, Андрей.
Мы тепло попрощались, и я ушел.
Утром в мою комнату тихо постучали. Положив руку на рукоять ножа, я открыл дверь.
Передо мной стоял совершенно невзрачный парень лет тридцати. Помятая шапка, серый армяк, поношенные сапоги. Лицо незапоминающееся. Вроде все на месте — нос, глаза, рот. А отведи взгляд — и вспомнить ничего не можешь. Настоящий «топтун».
— Заходи. Парень зашел.
— Князь Михайлов? Я от Андрея. Что от меня надобно?
— За человечком одним походить, посмотреть — где гулял, с кем встречался, разговаривал. А уж если подслушать что удастся — совсем хорошо будет.
— Как всегда, — хмыкнул парень. — Ты только этого человека мне покажи, однако — незаметно.
— Тогда давай у окна расположимся.
— Не, нельзя. Он выйдет, а пока я спускаться буду, уйти может. Сделаем так: ты у окна жди, а я на улице буду. Как он выйдет из ворот, махни в окно — лучше приметным чем-нибудь. Ну, скажем, рубахой белой.
— Договорились.
«Топтун» ушел, а я застыл у окна.
Минуты шли за минутами, минул уже час.
Наконец со ступенек спустился Зосима, потянулся лениво да и вышел из ворот.
Я взмахнул перед окном приготовленной запасной рубахой.
Но как я ни старался углядеть моего визитера, увидеть его так и не смог. «Просмотрел топтун, — мелькнуло у меня в голове, — ушел, гаденыш!» А может, это я не заметил, как Зосиму топтун повел? Остается только ждать, скоро узнаю. И я отправился к Федору.
Посидели мы славно, потрапезничали. Потом в кабинет прошли.
— Ну, Георгий, рассказывай. Чую ведь — не просто так приехал.
— Ага. Казачок засланный у меня в дружине теперь.
— Откуда взял?
— Да сам пришел — в дружину мою проситься. Однако подозреваю я, что он не тот, за кого себя выдает… Говорит, нижегородец, из рати, татарами разбитой. А на самом — ни царапины! А я там жил — в Нижнем-то. Так он даже не знает, как воеводу звать. И еще: поглядел я на него со стороны в учебном бою — выучка мне знакома. У Телепнева есть один боец — саблей владеет виртуозно, я сам у него учился когда-то. Так вот, приемы у дружинника такие же.
— Может, ошибаешься?
— Хотелось бы. Да он со мной приехал, в охране. Я воинам сегодня свободный день дал. А сам — к Андрею, знакомцу из Разбойного приказа, загодя, поздним вечером пошел, чтобы последил за ратником. Он за дружинником моим соглядатая послал. Пусть посмотрит, куда тот ходил.
— Разумно.
— Сегодня вечером, возможно, что-то и узнаю.
— Не удивлюсь, ежели твой казачок направился к князю Телепневу.
— Сам такоже думаю.
— Ты с Шуйскими знаком ли?
— Мельком видел, а что?
— Знаешь поговорку, по-моему — латинянскую: «Враг моего врага — мой друг»?
— Слыхал.
— Так вот, все Шуйские зуб на Телепнева имеют. Где-то он им дорогу перешел. Помни об этом, и при случае познакомься. А я попробую помочь тебе встретиться с ними. Телепнева толкнуть может и не получится — к государю вхож и доверием его пользуется, опять же — должность у него высокая. Однако неприятности ему доставить, а то и в опалу ввергнуть вполне в наших силах. Только места слабые найти надобно. Загляни ко мне завтра ввечеру.
Мы распрощались, и я направился в Разбойный приказ.
Стражник у дверей меня пропустил сразу, как только я назвался.
Я взлетел по лестнице на второй этаж — и к Андрею. Едва поздоровавшись, спросил:
— Пришел твой соглядатай?
— Недавно явился, ждет, — сдержанно улыбнулся Андрей.
— Больно уж послушать охота. Андрей вышел и вскоре вернулся с топтуном. Парень выглядел усталым.
— Совсем замотал меня твой ратник, двужильный у тебя, что ли?
— Рассказывай.
— Он поперва в церковь зашел, свечку поставил. А потом — быстренько шмыгнул в дом Ивана Телепнева, князя.
— Откуда знаешь, что Телепнева?
— Я москвич, с рождения тут живу, почитай — чуть и не о каждом сановнике рассказать могу.
— И долго он там был?
— Долгонько — почти до полудня, я уж замерзнуть успел.
— Ну а потом?
— На торг пошел. Я его там, в толкучке, едва не потерял.
— Что покупал, не видел?
— Мелочь всякую. Похоже, подарки для женщины — бусы, браслет. И вот еще что: когда за товар платил, кошель поясной полный был.
— Не понял.
— А когда он к Телепневу шел, кошель пуст был. В церкви свечку покупал, долго в кошеле рылся.
— Ага, углядел-таки — молодец! Дальше.
— Похоже, к бабе своей он пошел. Кто она ему — жена, полюбовница — не знаю. Видел только, как двери ему открывала. Пробыл там часа два, а потом как с цепи сорвался: в Немецкую слободу пошел, а потом — к купцу Андриянову.
— Подожди, он в Немецкой слободе к кому заходил?
— К немцу Фризе, он аптеку держит.
— Аптеку? — удивился я.
— Ну — лавку такую, где всякие порошки да снадобья продают, — пояснил мне «топтун».
— Да знаю я, что такое «аптека». Только что ему там делать — он ведь мужик молодой, здоровый.
— Прости, князь, мне то неведомо.
— Продолжай.
— Так вот, он потом к купцу Андриянову и пошел — из Немецкой слободы.
— Чем купец торгует, не знаешь?
— Знаю — оружием торгует. Дорогой у него товар, заморский. Только богатые и берут. Да и то сказать, один кинжал стоит, как мое жалованье за год.
Я намек понял, достал из калиты рубль серебром и отдат «топтуну».
— Премного благодарен, князь. Уж не поверишь, все ноги стоптал, за ним ходивши.
— Все сказал, ничего не упустил?
— Как можно! Дело наше сурьезное, не первый год в приказе обретаюсь.
— Молодец, спасибо!
Топтун кивнул удовлетворенно и ушел.
— Ну что, помог он тебе? — спросил Андрей.
— Помочь-то помог, но и загадок много подкинул. На кой ляд ратнику в аптеку было идти — в Немецкой слободе?
— И правда: на торгу был, там травников полно, однако же у них он ничего не взял. Чем еще помочь могу?
— Да ничем пока, Андрей. Ты и так меня здорово выручил. Спасибо. Будет нужда, обращайся. А нет, так приезжай просто так — винца выпьем, поговорим.
— На слове ловлю, князь.
— Не лови, я слов на ветер не бросаю.
Я откланялся и пошел на постоялый двор.
Шел и думал — ну зачем ратнику аптека? Был бы хворый — тогда понятно. Если бы он к девкам гулящим пошел, или в трактир пьянствовать — было бы объяснимо.
Оставлять подобные загадки неразгаданными мне не хотелось. Придется завтра самому в эту аптеку сходить, может быть, что-то и прояснится.
— Завтра у всех свободный день, — объявил я ратникам.
Обрадовались воины. У некоторых родня в первопрестольной была, другие на торгу не все деньги спустить успели. У каждого нашлись свои дела и заботы.
Утром я позавтракал, дождался, пока все ратники уйдут с постоялого двора и — к ним в комнату. Надо вещи Зосимы проверить, пока его нет.
Барахлишко скудное у бойцов, досматривать особо нечего. По-моему, это переметная сума Зосимы, лько у его сумы на боку приметная заплатка из черной кожи.
Я внимательно осмотрел завязки — надо будет потом завязать именно так же. Так, рубаха запасная чистая, ложка, кружка оловянная, гребень, мешочек кожаный. А вот это уже интересно! На ощупь — почти пустой.
Я развязал тесемку — внутри зеленоватый порошок. Понюхал — пахнет какой-то травой. Может, несварение у него, на самом деле лекарство брал? Надо проверить.
Я ножом отсек с подола своей нижней рубахи кусок и завернул в него щепотку порошка. Уложил в суму все, как было, тесемку проверил — узел выглядел так же. Удовлетворенно оглядел комнату — вроде из вещей не передвигал ничего. И, покинув постоялый двор, направился на недалекий торг.
— Скажи, любезный, где травники сидят? — обратился я к первому попавшемуся торговцу.
— Да где и всегда — вон там! — Он показал рукой в угол.
Я подошел, поинтересовался травами, даже купил что-то. Известно ведь, что лучшее средство разговорить торговца — купить у него товар. Вот я и завязал разговор:
— Голова у меня болит, порошок мне дали травяной — не поглядишь ли?
Травник посмотрел на порошок, понюхал его.
— Нет, сударь, не угадаю. Ты вон туда пройди, там сидит травник старый, седой. И отец его травами занимался, и дед. Если уж он тебе не сможет помочь, тогда никто не подскажет.
Я именно так и поступил. Купил у деда травки — от головы, да свой порошок показал.
Седой травник понюхал его, потер между пальцами.
— Что-то знакомое, да не пойму пока.
И облизал палец, на котором еще оставался порошок. Посидел немного в раздумье, потом вдруг закатил глаза, захрипел и сполз под прилавок.
Я быстро подхватил принесенный в тряпочке порошок и отошел в сторону.
Да это не простой порошок — яд! И травнику не просто плохо стало — он умер у меня на глазах!
Я затесался в толпу и покинул торг.
Так вот зачем Зосима ходил в аптеку в Немецкой слободе. Яд покупать! И я полагаю — не крыс или котов травить.
И пока я шел к Кучецкому, меня занимал вопрос — что покупал у купца Андриянова Зосима? В аптеке яд купил, а не лекарство от хвори — это уже ясно. Подожди-ка, ведь «топтун» ясно сказал — оружием дорогим купец торгует. Как-то все сразу и сложилось. Ежели кинжал ядом окропить, то даже небольшой царапины хватит, чтобы жертву на тот свет отправить. И отправился Зосима в аптеку за ядом уже после посещения князя Телепнева. Ну конечно, князь решил меня устранить! Не мог Зосима сам, своевольно, такое важное решение принять. Тем более что Коломна — не Москва. Ну умер воевода — значит, здоровье хлипкое было али съел чего-нибудь непотребное.
Ну, князь, сволочь, погоди!
Меня распирала злость. В открытую выступить невозможно, и улик у меня нет. Сам Зосима, конечно, не признается. А если к палачу в пыточную попадет на допрос, скажет — мыши замучили, потравить хотел. Оружие? Покупал ли он его? Да если и покупал, что в этом странного или предосудительного? С ножами все ходят, а уж дружиннику сам Бог велел оружие иметь. Тоже не улика.
Едва поздоровавшись с Кучецким, я прямо в трапезной вывалил ему все свои тревожные новости.
— Вроде ты, Георгий, уже не юноша, а все так же горяч. Нет, друг, наберись терпения. Месть — блюдо холодное. Не предпринимай ничего сразу, обдумай. То, что князь решил тебя устранить, плохо. Но ни одного доказательства его вины у тебя покамест нет.
— Это так, — согласился я.
— Тоньше действовать надо. Говорил я сегодня с Василием Шуйским. Давно они уже под Телепнева копают. Только людишки у князя уж очень хитрые да умелые разные тайные пакости устраивать. То неугодный соперник от колик в животе скончается, то из повозки выпадет на мосту и утонет. Дружину бы телепневскую малую устранить, под корень вывести. Конечно, князь новых людей под свое крыло соберет, только быстро у него это не получится, да еще и воинов обучить надо. Продумай все и возьмись.
— Попробую.
Для начала я решил отравить самого Зосиму. Пусть попробует на вкус этого порошка, что он мне приготовил.
Сели на постоялом дворе ужинать, завтра предстояло возвращение в Коломну. Я держал в рукаве порошок, предусмотрительно переложенный в маленький бумажный пакетик.
Я ел куриную грудку и раздумывал — сыпать порошок Зосиме или погодить? А если он опередит меня и ухитрится незаметно подсыпать яд в кушанье мне? Нет, надо избавиться от него сегодня же.
Очень вовремя рядом с нашим столом забранились, а потом перешли на кулаки несколько мастеровых, изрядно перед этим принявших на грудь.
Ратники повернули головы, перестав кушать, и наблюдали за потасовкой.
Я вытряхнул из рукава бумажный кулечек, оторвал верх и, протянув руку через стол, высыпал порошок в кружку с пивом, стоявшую перед ратником.
Подскочивший к драчунам вышибала схватил двоих — самых задиристых — за шиворот и стал толкать к двери.
Ратники снова принялись за еду. Я напрягся, ожидая, что Зосима возьмется за пиво. Однако все догрызали жареную курицу.
— Ох, вкуснотища! — промычал с набитым ртом Зосима. Во рту его захрустела косточка, и он поперхнулся. Сидевший рядом ратник стукнул его пару раз по спине.
— Куды торопишься? Запей.
Зосима откашлялся, схватил кружку с пивом и в два глотка опорожнил ее. И почти тут же схватился за горло и уронил голову в тарелку.
Все застыли.
— Никак — костью подавился? — сдавленно произнес один из ратников.
— Жаль бедолагу! Эй, хозяин! У тебя постоялец костью подавился!
— Что я ему — нянька, что ли?
Хозяин подошел, взял Зосиму за волосы, поднял голову и заглянул в лицо. Ратник не дышал.
— Жрать меньше надо. Как дружинник, так от тарелки оторваться не может. На боярских-то харчах «уда как вольно!
— Хозяин, перестань ругаться. С ним-то что делать?
— А сейчас холопы его в сарай снесут, а поутру городской страже отдам. Не в драке же убили — сам костью подавился, и все это видали.
— Так и было. Костью хрустел да подавился. Уж его Трифон по спине бил, да, видно, поперек горла кость встала.
Хозяин не больно-то и расстроился. Не в первый раз, видать. И потому, как дальше с телом поступить, знал. Поздно вечером или рано утром все кабаки да дворы постоялые объезжали городские стражники на телеге. Кто до смерти упился, кому голову проломили, а почитай, каждый день — труп, а то и два на телеге везли, укрыв холстиной.
Хозяин подошел ко мне вплотную.
— Твой ратник?
— Мой.
— Кошель с него сними, оружие. А то скажешь потом — украли.
— Хлопцы! Осмотрите умершего, вещи — на стол. Воины быстро обыскали Зосиму. На стол передо мной лег довольно увесистый кошель, обеденный и боевой ножи. Бусы — не иначе как подарок для полюбовницы. А в последнюю очередь вытащили из сапога нож в чехле. Ничего необычного, засапожные ножи ратники носили часто — но! То — в боевой обстановке, в походе, для рукопашной, когда и щит разбит, и меч сломан — как последнюю надежду на жизнь.
Я вытащил нож из ножен. Опа! Нож-то не простой — стилет! Видел я уже такие. И нож отменный, грани лезвия синевой отливают. Не покупка ли это у купца Андриянова? Очень похоже…
Кошель я сразу отдал ратникам, предварительно вытащив из него рубль и расплатившись им с хозяином заведения.
— Все, хозяин, уноси тело.
— Родни у него в Москве нет?
Я посмотрел на воинов. Все отрицательно покачали головами. — Нет.
— Ну, тогда я скажу холопам, чтобы унесли его. Хозяин удалился.
— Хлопцы, поделите между собой поровну монеты из калиты.
Уговаривать никого не пришлось. Смерть с этими людьми ходила рядом, и к ее приходу относились — ну не то чтобы привычно, а со спокойствием. Конечно, лучше пасть героем па поле битвы, и тогда о тебе долгое время будут рассказывать новобранцам, а местные скоморохи — песни слагать. Но тут уж — как получилось, судьбу не выбирают.
Мы поднялись наверх, в комнату.
— Хлопцы, где переметная сума его?
Мне подали суму, уже знакомую по черной заплате. Я раздал всем небогатое содержимое ее, себе же забрал маленький кожаный мешочек с порошком. Чего его хлопцам оставлять? Еще проявят излишнее любопытство и сами отравятся.
— Евген, оружие его к седлу приторочишь. А коня в поводу поведешь, пригодится еще.
— Слушаюсь, воевода.
— Да, посидели, называется.
— Все когда-нибудь умрем, — пожал плечами Евген.
Я отправился в свою комнату и, сняв сапоги, улегся на постель. А чего, собственно, я спать собрался? Можно ведь и Телепнева в доме его навестить. И даже не его самого, а дружину. Хотел для меня неприятностей — получи их сам. Надо заставить противника нервничать, пусть почувствует себя обложенным со всех сторон, пусть живет в ожидании внезапного Удара. Вывести князя из равновесия, лишить его спокойствия и сна. Глядишь, ошибки делать начнет. Решено!