Совушка все больше привыкала ко мне. Она уже совсем не боялась, хорошо знала свою кличку, охотно шла на руки и заметно радовалась, когда я возвращался домой.
И вот случилась беда. Сестра-хозяйка, меняя белье, нашла, что в комнате душно, и распахнула окно. О сове она, разумеется, не подумала. Вернувшись поздно вечером домой, я не нашел своей Совушки. Хотя было ясно, что сова улетела, я долго и бессмысленно обшаривал все уголки. Расстроенный, я поздно лег и никак не мог заснуть. Только под утро, когда стало светать, я задремал. И вдруг сквозь сон чувствую: кто-то медленно тянет у меня из-под головы подушку. Спросонья я даже растерялся. Открываю с опаской глаза и вижу прямо у своего лица два огромных янтарных глаза. Смотрю и себе не верю: ведь это Совушка вернулась! То-то была радость!
Влетев в комнату, сова села на край моей подушки-думки, и та под тяжестью птицы стала двигаться.
Я поспешил закрыть окно и стал угощать свою любимицу мясом. Но Совушка даже не взглянула на мясо. Лишь утром, найдя на газете под насестом погадку, я понял, что моя Совушка не зря потеряла время, отсутствуя из дома. Основной пищей болотных сов являются мыши. Непереваренные остатки шерсти, зубов или когтей совы отрыгивают в виде небольшого комка, называемого погадкой. Вот эта погадка и объяснила мне, чем занималась Совушка ночью.
«А что, если и сегодня оставить открытым окно?» Но уж очень ярко было в памяти ощущение горечи утраты и радости возвращения Совушки. Целый день я мучился в противоречиях: а если не вернется? Но любопытство биолога подзадоривало: где ты найдешь еще такой случай проверить привязанность птицы к человеку? Ведь не в Ленинграде. Там столько домов и окон! Действительно, домик, в котором я жил, стоял на опушке леса, и раз сова сама вернулась, почему она покинет меня в другой раз? Принять решение мне помогла Совушка.
Вечером, придя домой, я застал ее сидящей на подоконнике. Птица явно стремилась на улицу. «Совушка!» — позвал я. Она повернула ко мне голову, и я почесал ее около клюва. Обычно ей это нравилось. И на этот раз она нежно-нежно запищала, выражая свое удовольствие, но уже через минуту опять вернулась к окну. Я предложил ей вареное яйцо. Нехотя поковыряв его, сова решительно подошла к стеклу и толкнула его головой. Весь ее вид как бы говорил: «Ну, выпусти же меня! Ведь мыши куда вкусней того, чем ты меня здесь кормишь!» Я решился и тихо отворил раму. Совушка шагнула вперед и вдруг бесшумно нырнула огромной тенью за окно. Я видел, как она, словно призрак, пронеслась над освещенной луной поляной и исчезла в направлении овощехранилища. Опять опустела моя комната! Я вышел на улицу. Ночь была лунная, теплая. Кругом неистовствовали зеленые кузнечики. Казалось, это стрекочут сами кусты. Бесшумно трепеща крыльями, проносились летучие мыши. Я долго бродил, а на душе было нехорошо.
«Вернется или не вернется?» — неотступно сверлила мысль.
Стало светать. В воздухе повеяло свежестью; как-то незаметно исчезли летучие мыши, а со стороны леса еще доносился голос козодоя.
«Надо ложиться!» — решил я и, еще раз посмотрев в сторону овощехранилища, куда полетела Совушка, пошел домой.
Проснулся я поздно. Солнце уже заглядывало ко мне в окошко, а на насесте, глубоко втянув голову в плечи, спала Совушка. Совы, как и голуби, не убирают во время сна клюв в плечевое оперение.
Я уже собирался все рассказать своим ученикам, но ребята опередили меня и сами рассказали о виденном ими под утро интересном случае. На их крыльце спал кот. Неожиданно с воздуха на кота бросилась какая-то большая птица и, ударив его лапами в затылок, взмыла вверх. Ошеломленный внезапным нападением, кот поспешил укрыться под домом.
Ребята были очень заинтересованы происшествием. Пришлось объяснить им, что совы иногда нападают на кошек, так как, питаясь мышами, видят в них конкурента.
Свыше тысячи мышей уничтожает сова в год, сберегая нам наше зерно. Можно ли после этого не охранять ее?
Убедившись, что Совушка признала мою комнату своим домом, я теперь каждый вечер выпускал ее на охоту. Но, бывая дома, старался возможно больше заниматься птицей, чтобы она не отвыкла от меня. Если ребята убивали полевку или находили мертвого птенца, я угощал ими свою воспитанницу, стремясь поддерживать ее привязанность ко мне.
Настал день возвращения в Ленинград. Вместе с нами в большой папочной коробке на новое место жительства ехала и Совушка. Я поселил ее в своей комнате в большой открытой клетке. Днем она обычно дремала, а когда наступала ночь и я гасил свет, вылетала «на охоту». Правда, мышей у меня не было и охотиться было не на кого, но такова уже сила привычки, и Совушка всю ночь бодрствовала. Как ни странно это может показаться, но птицы тоже скучают без общества, и Совушка не раз мне это доказала. Часто под утро она усаживалась на краю моего дивана и махала крыльями до тех пор, пока я не открывал глаза. «Ах ты, безобразница!» — бранил я свою пернатую приятельницу, а она довольно урчала и шла ко мне на руки.
Постепенно с годами Совушка подстроилась под режим моей жизни и стала дневной птицей. Теперь она часто сидела на стенных часах, причем так неподвижно, что один мой знакомый принял ее за чучело: «Как же оно у вас без подставки держится и не падает?»— спросил он. «Это же живая сова!» — ответил я и, видя на его лице недоверие, постучал по столу рукой и позвал: «Совушка!» И в то же мгновение мнимое чучело бесшумно слетело, громко стукнув по столу огромными когтями. С какой поспешностью мой приятель отдернул руку! «Ну и ну!» — только и смог сказать он, внимательно рассматривая мощные когтистые лапы.
Пять лет прожила у меня Совушка. Она была все такая же нарядная, доверчивая и ласковая, но, постоянно получая корм от человека, утратила свою прежнюю стремительность хищницы. Известно, что сова, сидящая на высоком дереве, слышит мышь, идущую во влажной траве, и бьет ее на слух без промаха. А Совушка, когда ей принесли в мышеловке попавшуюся за хвост мышь, сперва подбежала к ней, но, увидев, что мышь живая, стала удивленно крутить головой и отступать. Тогда, на даче, она бы мгновенно скогтила мышь, а сейчас не знала, как ей поступить с живой добычей. Даже могучий врожденный инстинкт под влиянием новой среды претерпел изменения!
Однажды я тяжело заболел, и мне было уже не до совы. Когда температура спала, наступило облегчение, я позвал Совушку, но она не откликнулась, не зашевелилась. Я встал и заглянул в клетку, где ее обычно кормили. На полу лежала моя Совушка, уже совсем остывшая.
Когда так долго с вами живет ручное животное, потеря его воспринимается очень тяжело. Я никак не мог привыкнуть к отсутствию Совушки и часто ловил себя на том, что взглядываю на стенные часы не потому, что мне надо узнать время, а потому, что там, на часах, всегда сидела она.
Но почему же она умерла?
Голодная сова не рвет свою добычу на части, как это делают дневные хищники — соколы, коршуны, а глотает ее целиком, всегда по шерсти, то есть заглатывает с головы. У сов очень большой рот, и они могут глотать огромные куски. Так, например, филин может проглотить целого ежа.
Когда я заболел, то женщина, приходившая готовить мне обед, решила сама позаботиться о сове и дала ей кусок солонины. Проголодавшаяся сова проглотила большой кусок целиком, и этого было достаточно. Для птиц соль в большом количестве смертельна. Так не стало моей Совушки. Но она жила у меня не напрасно. Я хорошо узнал, какой понятливой и доверчивой может стать даже взрослая болотная сова при внимательном и чутком уходе.
Странная пара
В конце июля моя ученица-юннатка привезла мне из пионерлагеря двух птенцов — кукушку и зеленушку.
Кукушонок был еще совсем маленький, он только что оперился, зеленушонок — постарше, но оба ни летать, ни есть не умели. Сидели они вместе в клетке и то и дело попрошайничали друг у друга. Кукушонок издавал тихое стрекотанье, словно сверчок, и, встряхивая рябым крылышком, разевал огромный огненный рот. Зеленушонок громко верещал, тряс крылышками и тянулся разинутым клювиком к своему рябому соседу. Оба были еще совершенно несмышленными и принимали друг друга за родителей, и это было вполне естественно: ведь для маленькой зеленушки кукушонок казался большой птицей, а кукушек вскармливают всегда мелкие певчие птицы, и по размерам зеленушонок вполне соответствовал славке, так часто принимающей на себя воспитание кукушат.
Зеленушка — очень обыкновенная зерноядная птичка. В клетке она всегда немножко пуглива, но у нее есть интересная особенность: чаще каких-либо других диких птиц она гнездится в неволе. У меня не раз зеленушки выводили детей, в период гнездования самочки делались совершенно ручными и, сидя на гнезде, даже позволяли трогать себя руками.
Насколько обычна зеленушка, настолько своеобразна кукушка. Эта большая насекомоядная птица (размер взрослой кукушки от кончика клюва до конца хвоста 40 сантиметров) и по внешнему облику, и по своим повадкам не имеет среди наших пернатых себе подобной. Все знают кукушку, все не раз слышали ее кукование, но мало кто видел ее, настолько это осторожная птица. Пойманная взрослой, она отказывается брать пищу и быстро погибает. По-видимому, близость человека так страшит ее, что даже потребность в пище совершенно подавляется. Взрослую кукушку надо длительный промежуток времени кормить насильно, и в конце концов она привыкает и начинает есть сама. Мне не раз удавалось так сохранить пойманных кукушек.
Сверчок волнуется, и его хвост раскрыт веером.
Кукушка — красивая птица с длинным рябым хвостом и пестрой «ястребиной» грудью. Желтые веки придают глазам какое-то рыбье выражение. Ноги короткие, и когда птица сидит на ветке, то кажется, что она лежит. Как у дятлов и попугаев, у кукушки два пальца направлены вперед, а два — назад. Движения порывистые, она часто вскидывает крылья, кланяется, по земле движется скачками.
Хотя ее тропическая родня вьет гнезда, но наша кукушка подбрасывает свои поразительно маленькие яйца в гнезда певчих птиц. Цвет яиц кукушки обычно соответствует цвету яиц той птицы, которой оно подбрасывается. Природа позаботилась, чтобы надувательство не бросалось в глаза. Кукушка-мать следит за снесенным яйцом, и если гнездо потревожат, то она переносит его в другое место.
Вылупившийся кукушонок выбрасывает своих соседей из гнезда, подбирая их на спину и стряхивая за борт. Если в гнезде оказалось два кукушонка, что случается крайне редко, то между ними будет схватка не на жизнь, а на смерть, пока сильнейший не победит. Приемные родители не смогли бы выкормить двух кукушат, ввиду их чудовищной прожорливости.
Мелкие птицы ненавидят кукушку за ее нелегальные действия в их гнездах и всегда преследуют ее шумливой гурьбой. По-видимому, превратности судьбы закалили кукушку. Она проявляет завидное присутствие духа. Я наблюдал такую картину: на окне, в зоокружке, сидит раненая кукушка. Вдруг прилетели два сизых голубя. Кукушка угрожающе подняла оперение и с силой стукнула клювом в стекло. Два сизака со страхом поспешили улететь.
Но вернемся к моим воспитанникам. Назвал я их Сверчок и Дружок. Кукушонок — Сверчок — чуть ли не каждые полчаса разевал рот, безмолвно требуя еды. Если его просьба не удовлетворялась, он издавал тихое стрекотанье, казавшееся странным при его внушительных размерах. Зато Дружок верещал за двоих и, выпрашивая корм, норовил вскочить мне на руку. Насколько удобно было кормить Сверчка, настолько сложно Дружка. Клювик крошечный, малыш все время вертится и долго рот открытым не держит. Вот и попробуй попасть в этот крошечный, на секунду приоткрывающийся клюв!
Кормил я обоих вареным яйцом с микроскопической добавкой пенициллина как стимулятора роста птенцов. Сверчок хорошо ел и сырое мясо. Дружок быстро привязался ко мне и всячески выражал мне свою симпатию, а Сверчок только просил есть, не обнаруживая каких-либо «возвышенных» чувств, и чуть ли не с каждым днем заметно увеличивался в размерах. Он флегматично сидел на жердочке, а зеленушонок целый день суетился, вскакивал на спину своего огромного приятеля, дергал его за перья. Кукушонок в ответ угрожающе разевал рот, протестуя, начинал поклевывать непоседу, но до настоящей ссоры никогда не доходило, и птенцы продолжали жить мирно.
Прошла неделя, оба стали летать. Теперь уже кукушонок не хотел сидеть в клетке, и его поселили между окон.
Стоило только выпустить Дружка из клетки, Сверчок начинал стучаться в стекло и проситься в комнату. Дружок летел на окно, выразительно заглядывая к своему приятелю. Кукушонка выпускали, и вот тут можно было наблюдать интересные сцены.
Сверчок, увидев, что я мою стакан, бесцеремонно уселся мне на руку и, свесив оба крыла и распустив веером хвост, подставился под струю воды. Намокнув так, что его кремово-коричневое оперение стало черным, он забрался на клетку и стал чиститься. Немедленно туда же явился Дружок и с любопытством начал дергать своего приятеля за мокрый хвост. Конечно, кукушонок протестовал, но Дружок был слишком проворен для флегматика Сверчка, и непочтительное подергивание хвоста продолжалось.
Оба мои воспитанника часто засыпали днем, и Дружок обязательно устраивался спать бок о бок с кукушонком. Кукушка спит, опустив голову на грудь, а зеленушка убирает клюв в плечевое оперение. Я часто заставал такую картину: на клетке лежит, развалившись, Сверчок, а прижавшись к его крылу и чуть вздрагивая, словно маленький зеленый безголовый комочек, спит Дружок. Но вот мертвый час окончен. Друзья усаживаются друг против друга, безмолвно разевают клювы, осторожно сближают их в легком касании: то ли это ласка, то ли попрошайничанье! Возможно, что Дружок и выражает какую-то нежность, но от Сверчка этого ожидать трудно: он и ко мне-то совершенно равнодушен и вспоминает меня только тогда, когда захочет есть. Дружок уже ест сам: легко лущит зерна конопли, проса, канареечного семени, но продолжает прилетать ко мне на руку за лакомством — желтком вареного яйца, а Сверчок по-прежнему иждивенец и требует, чтобы его кормили, ест сам он только мучных червей.
Тот, кто выкармливал птенцов или наблюдал за гнездами в природе, знает, что птицы могут вести себя сперва очень доверчиво и тянутся к руке человека, но наступает день, когда они резко меняют свое поведение и при приближении человека затаиваются и даже выбрасываются из гнезда. Их никто не напугал: это действует в них программа, заложенная природой, то есть то, что раньше называли инстинктом. Я знал, что и мой Сверчок обязательно в какой-то день испугается меня. С Дружком было проще: он уже прилетал на руку за кормом, и программный страх у него был погашен навсегда, а взрослая кукушка умирает с голоду перед кормушкой, полной еды, подавленная страхом. Значит, как сильна в ней эта программа, этот приказ природы бояться человека.
Прошли три недели. Вчера еще Сверчок был ручной, а сегодня все изменилось. Он издавал свое просительное «цы» и раскрывал рот, но в последний момент при моем приближении обращался в бегство. Конечно, дело было не в глупости кукушки, а в своеобразности ее биологии. Надо было подавить проснувшуюся дикость птенца, как бы второй раз его приручить, пользуясь тем, что он все же издали признавал меня за своего кормильца. Приходилось ловить беглеца. В руках кукушонок сразу успокаивался, клюв просительно раскрывался, и Сверчок с жадностью глотал пищу. Около двух недель мне пришлось бороться с проснувшимся мощным инстинктом. Настойчивость и терпение победили, и теперь у меня живет ручная кукушка. Дружок и Сверчок по-прежнему всегда вместе, и похоже, что эта странная пара не собирается нарушать «традиции» своего детства.