— Однако они должны были видеть, что несколько нумеров пустуют, — заметил Дохтуров.
— Верно. Они это определенно заметили, — согласился ротмистр.
— И оставили в каждом гостинец, — добавил Клавдий Симеонович. — Маленький, с востренькими шипами.
Павел Романович внимательно глянул на купца и подумал, что тот не столь уж и пьян, как поначалу казалось.
Агранцев неторопливо встал и качнулся туда-сюда на носках.
— Так вот, господа, — сказал он, — я полагаю, что целью был кто-то из нас.
— Хорошенькое дело! — крикнул Сопов. — За мною нет такого, чтоб жизни лишать!
— Да подождите, — сказал нетерпеливо Павел Романович. — Ротмистр еще не закончил.
Агранцев коротко поклонился ему. Похоже, поединок на время откладывался.
— Господа, то, что мы стали мишенями, — еще полбеды. Я подозреваю худшее.
— Не томите… — простонал Сопов.
— Подозреваю, что кто-то из присутствующих связан с убийцами.
— Как вы сказали?!
— Помолчите, — оборвал купца ротмистр. — Не скажу, что уверен. Однако не исключаю: кто-то из вас, господа, пособник. Или даже убийца.
На этот раз все промолчали.
«Похоже, — подумал Павел Романович, — у нашего ротмистра на уме что-то поинтересней дуэли».
И не ошибся.
— Вполне вероятно, что цель — это я, — сказал Агранцев. — В таком случае предоставить вам, господа, свободу действий было бы с моей стороны крайне неосторожно. Поэтому нынешний день и ночь вам придется провести в этом, как выразился господин генерал, вертепе. Двух комнат вполне хватит. Я распоряжусь, чтоб принесли еду. Касательно горячительного, Клавдий Симеонович, — придется вам потерпеть.
Генерал Ртищев поднялся на ноги.
— По какому праву вы своевольничаете?!
— Должен сознаться — решительно безо всякого права.
— Тогда мы вас и слушать не станем! — Генерал принялся выбираться из-за стола.
Глаза у ротмистра сверкнули.
— Того, кто попытается выйти отсюда силой, я застрелю, — сообщил он и вытащил из бокового кармана кителя небольшой пистолет.
— Так-таки и застрелите? — сказал Сопов.
— Желаете удостовериться?
Клавдий Симеонович быстро перекрестился.
— Нет уж, увольте.
— А почему вы решили держать нас под арестом именно сутки? — спросил Павел Романович.
— Намерен выяснить, верна ли моя теория. Суток как раз хватит. Хотя, конечно, может получиться и больше. Заранее прошу извинить. Кстати, доктор, позвольте ваш саквояж. На всякий случай; он вам сейчас ни к чему, а мне будет спокойнее.
С этими словами ротмистр поклонился и вышел. Потом в замке провернулся ключ.
Глава вторая
СЧАСТЛИВАЯ ХОРВАТИЯ
— Однако, — сказал Клавдий Симеонович. — Доложу я вам, приключение.
Дохтуров ничего не ответил. Он смотрел на старого генерала — руки у того тряслись все сильнее.
— Господа… — надтреснуто заговорил Ртищев. — Ведь мы случайно здесь собрались… Могли же не согласиться!.. Что б тогда оставалось этому авантюристу?!
Сопов хмыкнул.
— Могли-то могли, — сказал он. — Только куда деваться? Наш кавалерист все рассчитал. После испуга завсегда надобно здоровье поправить. Это уж как водится. А куда как не к Дорис? Место известное. Вот и прибыли, куда требовалось, в лучшем виде.
— Что же нам делать?
— Ждать. Я в окно прыгать не собираюсь.
— А хоть бы и прыгать, — сказал Дохтуров.
Он поднялся и подошел к окну, оглядел переплет.
Сопов пожал плечами. Достал красивый портсигар с монограммой. Закурил, пустил дым к потолку.
Рамы закрывались на бронзовые задвижки, снабженные кольцами, в которые были продеты дужки висячих замков. Попробовать сбить? Шуму будет порядочно. А выбить стекло — того больше.
Павел Романович глянул вниз. Там раскинулся заброшенный сад, заросший колючим кустарником. Побеги дикой розы тесно переплелись со стеблями барбариса. Аромат желтых цветов его различался даже отсюда. Свежая зелень листвы лаково блестела на солнце, а на упругих побегах топорщились иглы. Беспрепятственно пробраться сквозь эти заросли мог разве хорек.
Подошел Ртищев, тоже окинул взором колкие дебри и беспомощно посмотрел на Дохтурова.
«Пожалуй, — подумал Павел Романович, — сей путь отступления следует оставить на самый отчаянный случай».
— Ну что, намерились попытать счастья? — насмешливо спросил Сопов. — А я подожду-с. Извините, не в том уже возрасте.
Павел Романович снова ничего не ответил беспардонному купцу и вышел в курительную. Отсюда можно было проникнуть в следующую комнату анфилады, но дверь оказалась заперта. Что и следовало ожидать.
Взломать? Но что это даст? Те же окна и те же заросли внизу. Если существует еще одна лестница вниз, она, вернее всего, примыкает к последней комнате. Сколько нужно сломать дверей, чтоб до нее добраться? Две? Три? Грохот будет немалый, и услышат их раньше, чем они смогут спуститься.
А у ротмистра особые отношения с хозяйкой. Иначе б ему не предоставили этот апартамент. Интересно, откуда у него деньги, раз он не состоит на службе? Верно определил генерал — авантюрист. Однако от того не легче. Скорее наоборот.
Дохтуров глянул на дверь, за которой недавно скрылся вероломный ротмистр. Сломать ее дело нехитрое. Если навалиться всем вместе… От генерала, конечно, толку немного, но Клавдий Симеонович мужчина в теле. Никакая створка не устоит.
Но что дальше?
«А дальше, — сам себе ответил Павел Романович, — нас встретят дюжие молодцы, которых мадам Дорис держит специально для вот таких ситуаций. В таких заведениях непременно бывают коллизии. И деваться нам будет некуда. Даже до первого этажа не дойдем. Вернут или посадят в подвал, подальше от чужих глаз. Ротмистр еще благородство души проявил — мог бы и сразу упрятать в чулан. Там, в крайности, и жизни лишить сподручней».
Эти невеселые мысли заставили Павла Романовича вернуться к столу. Он был знаком с ротмистром всего ничего, однако чувствовал, что продемонстрированный пистолет — не пустая бравада. Рука у него не дрогнет, коли потребуют обстоятельства.
«Интересно все же, — снова подумал Дохтуров, — чем это ротмистр так расположил к себе мадам Дорис, что у него здесь такой карт-бланш?»
— Смирились, — констатировал Сопов. — Правильно. Чего зря метаться? От судьбы все одно не уйдешь… А нервишки надобно поберечь. Они еще ой как нам пригодятся.
— Насчет нервов — тонкое наблюдение.
— Ах, простите, забыл. Вы же доктор и лучше моего знаете. Ну-ну. А только вот не пойму я, отчего вы такой смурной? Смотреть нестерпимо. Этакий скорбный лик, так и тянет перекреститься.
— Вещи у меня сгорели, — сказал Павел Романович. — Очень для меня дорогие. Оттого веселиться никак не могу.
— Вещи?.. — протянул Сопов. — Кто ж в паршивом нумере ценности держит? Эх, молодой человек! Я вот все сбережения, что имел, в Русско-Китайском коммерческом разместил. Процент небольшой, однако надежно. А при себе так, мелочь оставил. Да… И много деньжат пропало?
— Денег не было. Личные вещи, но ценные.
— Камушки?
— Да нет. Книги, записи…
— О-о, книги… Ну, тут печалиться нечего. В Харбине книжных лавок хватает. Как из сего узилища выйдем, я вас личной рукой отведу. У меня есть знакомцы, скидочку сделают. А записи свои восстановите. Голова у вас свежая, память хорошая. Не то что у меня. Где позавтракал, туда и обедать иду, хе-хе… — И Клавдий Симеонович засмеялся, очень довольный собственной шуткой.
Но Дохтуров на это ничего не сказал. Он вернулся и сел, уперев в стол локти и положив подбородок на сплетенные пальцы.
— Как хотите, господа, — сказал Сопов, — а я пойду позабудусь в курительной. Начнется что интересное — разбудите, не сочтите за труд.
— Какой все ж неприятный человек, — сказал Ртищев, провожая его взглядом.
Павел Романович пожал плечами.
— Обыкновенный.
Генерал пригладил ладонью свои войлочные бакенбарды.
— Вы и вправду лишились имущества? — спросил он. — И что теперь делать думаете?
— Как-нибудь прокормлюсь.
— А записи?
— С этим сложнее.
— Скрытничаете? — Генерал насупился. — Ну, как хотите.
— Ничего секретного нет, — сказал Дохтуров. — Просто записки, которые я вел последние пять лет. После того как попал в эти края. Медицинские наблюдения. Материал сырой, разрозненный. Хотел систематизировать, да так и не собрался. Восстановить практически невозможно.
— А для чего вам? — спросил Ртищев.
— Мне хотелось проверить одну теорию. Гипотезу, если угодно. Окажись она верной, получился бы настоящий переворот…
Генерал неодобрительно пожевал губами.
— Сударь, настоящий переворот уже произошел, — сказал он. — Смею полагать, никакие ваши изыскания не смогут с ним сравниться по своей разрушительности.
— Извините, — ответил Дохтуров. — Мои, как вы изволили заметить, изыскания могли иметь вполне практическое значение. В том числе здесь, в Харбине. Впрочем, теперь это уже не имеет значения.
Вместо ответа генерал Ртищев весьма неучтиво махнул рукой.
— Оставьте! Милостивый государь, практическое значение в Счастливой Хорватии имеют лишь капиталы. А изыскания вовсе не требуются.
— Отчего?
— Вы давно в этом месте обосновались? — спросил генерал.
— Не очень.
— Чтобы понять наш Харбин, времени надо изрядно. Да вот постойте, я вам расскажу.
Генерал Ртищев со значимостью расправил усы, и Павел Романович понял, что лекции не избежать. Но, с другой стороны, иных, неотложных дел пока не предвиделось.
По словам отставного генерала, еще тридцать лет назад Россия на Дальнем Востоке была практически беззащитна. Сахалин, к слову, оберегали всего три команды общей численностью не больше тысячи человек; Владивосток и вовсе был лишен серьезной военной силы. А в Приамурье имелось лишь девятнадцать батальонов пехоты. И этот огромный край с европейской частью империи связывал только грунтовый тракт — более девяти тысяч верст! Многие месяцы пути, и пути труднейшего.
В 1875 году в Комитете министров слушался вопрос о постройке Сибирской железной дороги. Сперва хотели тянуть ее до Тюмени, но государь император Александр III высочайше повелел проложить магистраль через всю Сибирь.
Первоначально (и совершенно логично) думали вести ее по своей территории. Но вскоре меж собой передрались Япония и Китай; для последнего потасовка закончилась поражением. Вот тогда среди части российских сановников возник очень остроумный, как им показалось, план: укрепить, пользуясь моментом, положение России на Дальнем Востоке и одновременно сильно сэкономить на строительстве железной дороги. Первую скрипку в этой затее играл многомудрый и очень влиятельный министр финансов — Сергей Юльевич Витте.
Китай тогда отчаянно нуждался в средствах для выплаты контрибуции. Министр Витте через дипломатические круги договорился с французами о предоставлении злополучным китайцам изрядного займа.
Затем создали Русско-Китайский банк, которым фактически заправляло все то же министерство финансов. А в довершение договорились, что часть Сибирской дороги (1200 верст) пойдет по китайской территории — Северной Маньчжурии. Для этого будет создана полоса отчуждения. Витте убеждал царя: срезав прокладку путей напрямую, казна сохранит 15 миллионов рублей. Кроме того — решающий аргумент! — главный финансист страны уверял: дорога будет иметь мировое значение. Россия сможет возить транзитные грузы иностранных держав и зарабатывать на том колоссальные средства.
С Китаем тогда можно было делать все что угодно. И европейские страны свой случай не упустили. К России отошел Порт-Артур. Спешно заключили с Пекином договор об аренде Ляодунского полуострова, что было совершенно необходимо для строительства южной ветки железной дороги.
Поначалу все шло прекрасно, особенно для министра финансов: Китайскую Восточную железную дорогу создавали безумными темпами, и реально управлял ею не кто иной, как сам господин Витте.
Но дорога нуждалась в городе, который стал бы ее нервным центром. И в мае 1898 года на правом берегу Сунгари заложили Харбин. Город поставили на месте бывшего ханшинного
[2]
завода.
Как и Санкт-Петербург в свое время, Харбин поначалу являл собой просто болото. Осока да камыши — рай для уток, куликов и бекасов. Но очень скоро о камышах позабыли.
Странный получился город. Русский на китайской земле. Рос он как на дрожжах. Куда там американцам с их Диким Западом! Хлынули в Харбин со всех концов необъятной империи лавочники и мастеровые, негоцианты с подрядчиками, маклаки и прислуга… Тут быстро богатели, составляли баснословные состояния, которые с такой же быстротой исчезали или проматывались.
Для охраны дороги был создан особый корпус Охранной стражи, подчиненный лично всесильному министру финансов.
Он создал и коммерческий флот для обслуживания интересов дороги, а в целях защиты — небольшую флотилию военных судов. К слову сказать (и этим особенно возмущался генерал Ртищев), даже системы стрелкового и артиллерийского оружия, используемого для нужд стражи, министр финансов выбирал лично, не считая нужным согласовывать сей вопрос с военным ведомством.
Мало-помалу на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, выросла небольшая держава, которую пестовал и контролировал исключительно Витте. Но вскоре возникли проблемы: дорога оказалась вовсе не столь прибыльной, как того ожидали. Возить товары морем было привычнее и в конечном счете дешевле. А по чугунке катили большей частью немногочисленные путешественники, да тряслась под сургучом казенная почта. Более всего дорога подходила для перевозки войск, но… в том пока особой нужды не было.
Правда, вскоре ситуация переменилась.
Некий весьма влиятельный статс-секретарь в отставке с говорящей фамилией Безобразов получил концессию на вырубку леса вдоль русско-корейской (а также корейско-китайской) границы. Дело обещало быть прибыльным. Дешевая рабочая сила имелась в избытке, а ресурсы казались неисчерпаемыми. Для транспортировки леса как раз и пригодилась выстроенная дорога. Безобразов, человек авантюрного склада и весьма деятельный, нашел полное понимание своих проблем у министра финансов — и потекли денежки.
Но, как известно, не все коту масленица.
Тут очень некстати в Китае вспыхнули народные волнения. Дело дошло до форменных безобразий — разобрали часть полотна дороги, а сил Охранной стражи оказалось совсем недостаточно. Потом ее попросту заблокировали в Харбине. Но даже и тогда министр финансов противился введению русских регулярных войск. Наконец, осенью 1900 года, в Маньчжурию стянули стотысячную армию, и военные быстро навели порядок.
Вот тогда-то и стала очевидной вся ошибочность прокладки национальной магистрали частью по территории иностранного государства. От новых волнений, а то и обыкновенного произвола китайских властей защитить дорогу можно было только вооруженной силой, и притом силой значительной. Что и привело постепенно к фактической русской оккупации Северной, а затем и Южной Маньчжурии.
Японии это весьма не понравилось.
Усиление русских в Маньчжурии совершенно справедливо воспринималось Страной восходящего солнца как проникновение в Корею, которую Япония традиционно считала едва ли не собственной вотчиной. Китаю тоже было не по душе присутствие чужих регулярных войск, и отношения с Пекином стремительно ухудшались. В апреле 1902 года Санкт-Петербург скрепя сердце был вынужден подписать договор о выводе войск в три этапа за восемнадцать месяцев.
Вывод войск начался, но… неожиданно был остановлен. И это решение таинственным образом совпало по времени с поездкой Безобразова на Дальний Восток.
Отставной статс-секретарь и его окружение все более усиливали натиск на Николая II, уговаривая царя оставить войска в Маньчжурии и Корее. Тут уж никакой загадки не имелось: для авантюриста Безобразова, развившего бурливую деятельность со своей концессией, остаться без поддержки войск значило потерять прибыльнейшее дело.