Естественно, я посмеялся над ними, и в конечном счете выяснилось следующее: на «Кастильо бланко» были две уютные каюты, и Охеда не занимал ни одну из них. В одной жили владелец судна с женой. А в другой жила женщина. Там повсюду валялись предметы женской одежды, разные украшения и тому подобное. Раскрытые коробочки с пудрой и румянами. Нашлись там и мужские вещи, но все они были аккуратно убраны.
Я спросил Новию, почему она сказала, что на «Кастильо бланко» прячется только одна женщина.
— Потому что Охеда защищает ее. Он солжет. Он скажет, что там нет никакой женщины. Лгать для него очень опасно, любимый мой, и он это знает. Но он солжет, поскольку женщину некому защитить. Ты не испанец, и Ромбо не испанец, поэтому вы не понимаете. Я испанка и хорошо понимаю Охеду. На его корабле прячется женщина, одна. Во всяком случае, он так думает.
Глава 16
ПРОКЛЯТАЯ ГАЛЕРА
Нам нужно было поговорить с владельцем судна и его женой, но с каждым по отдельности. Встал вопрос, кого допросить первым. У нас вышел небольшой спор: мы с Ромбо говорили — владельца судна, Новия говорила — жену. Новия оказалась в меньшинстве, и я приказал одному из матросов привести на палубу хозяина галеры.
На руках у него были кандалы, на ногах тоже. Тем не менее он поклонился. Поклон получился довольно изящным, а без кандалов, вероятно, был бы в высшей степени изысканным.
— Я дон Хосе де Сантьяго, месье. Насколько я понимаю, вы капитан третьего корабля, недавно присоединившегося к нам?
Я помотал головой:
— Я капитан этого корабля. Присутствующий здесь Ромбо — мой старший помощник. Вы разговаривали с ним?
— Увы, капитан, лишь коротко. Я горю желанием служить ему, но он не дает мне такой возможности.
— Он умный человек, — заметил я.
Ромбо хихикнул.
— У вас на корабле спрятаны деньги, дон Хосе, — сказал я. — Возможно, еще какие-нибудь ценности. Вы должны показать нам тайник. Если не покажете… — Я выразительно пожал плечами.
— Нам обещали сохранить жизнь, месье. Разве вы не человек чести?
— Я человек чести. Позвольте мне объяснить вам ситуацию. Во-первых, обещание дал вам не я, а Ромбо. Несомненно, он сдержит свое слово. Но я ничего вам не обещал, и у меня развязаны руки.
— Месье…
— Во-вторых, у моих собственных глаз есть веки. — Я поморгал, показывая, что? имею в виду. — Я не знаю, что испытывает человек, лишенный век, но мне кажется, любой предпочел бы умереть, чем остаться без них.
Для пущей выразительности я сделал паузу.
— Вы получите возможность прояснить этот вопрос для нас, дон Хосе. И в-третьих…
Я вытащил пистоль и ударил пленника по голове длинным железным стволом. Сильно, но не настолько, чтобы убить.
— С чего ты взял, что он прячет деньги в тайнике? — спросила Новия.
— Я это знаю, — сказал я. — Надеюсь, он не приходится тебе родственником.
— Я впервые его вижу, Крисофоро, и даже будь он моим братом, это не имело бы значения. Но откуда ты знаешь про деньги?
Я повернулся к Ромбо:
— Что он здесь делал? Он сказал? Почему он покинул Испанию?
— Потому же, почему и мы. — Ромбо чуть печально улыбнулся. — Говорит, что хочет разбогатеть. Он знаком с губернатором.
— Он владеет этим белым судном — и хочет разбогатеть?
— Хочет умножить свое состояние. Так он говорит.
— Улыбаясь и кланяясь? — спросила Новия. — С трудом верится.
— Я передаю вам, что он говорит, — заявил Ромбо. — Я не сказал, что верю ему.
— Как-то мне пришлось болтаться без дела в Веракрусе, — сказал я, — и там я узнал кой-чего. Богатые люди довольно часто подаются в Новую Испанию. Земля там дешевле грязи, и они покупают обширные участки. Они строят большой дом, и люди, прежде владевшие землей, работают на них.
Я пнул испанца:
— Поднимайтесь, дон Хосе. Хватит притворяться. Вставайте.
Он подчинился, и я сказал:
— Если вы отдадите нам деньги, у нас не будет причины причинять вам вред, ясно? Мы высадим вас на берег где-нибудь, а сами уплывем, и с вами будет все в порядке.
— Сейчас я беден, сеньор. Все, что у меня было, забрал этот человек.
— Вы хотите стравить меня и Ромбо. Умный ход, но ничего не выйдет.
Уже сгущалась тьма, и я думал, что неплохо бы развести огонь в каком-нибудь котле, чтобы раскалить на нем железное тавро. Брат Игнасио в монастыре клеймил телят, и я знал, как впечатляюще выглядит докрасна раскаленное тавро после вечерни.
— Кто находился на вашем корабле, когда вы тронулись в путь, месье де Сантьяго? — спросила Новия. — Нам нужны имена.
Услышав ее французский, он сразу же перешел на испанский и поклонился ей. К тому времени на голове у него наверняка выросла порядочная шишка, а кандалы на руках не позволяли до нее дотянуться. Тем не менее он поклонился. Я невольно задумался, хватило ли бы у меня духу держаться так же в аду. Может, и хватило бы на первых порах, решил я.
— Вы меня знаете, сеньора. Если вы удостоите меня…
— Не удостою, — отрезала Новия. — Имена!
— Как вам угодно. — (Он сказал нам про свою жену, но я не помню ее имени полностью. Мы звали ее просто Пилар.) — Капитан моего корабля — Охеда. Карлос Охеда. Наши матросы… — он благовоспитанно хмыкнул, — не имеют значения. Спросите капитана Охеду. Он вам скажет, я уверен.
Я перевел все вышесказанное Ромбо и велел Сантьяго говорить по-французски.
— У вас на борту было также два пассажира, мужчина и женщина, — сказал Ромбо. — Они занимали хорошую каюту. Я туда заходил.
Де Сантьяго вздохнул.
— Ну ладно. Вы меня уличили. Их семьи… понимаете, будет лучше, если их семьи не будут знать. Гораздо лучше.
Новия встала и прошептала мне на ухо:
— Сейчас он снова солжет.
Я едва заметно кивнул.
— Со мной должен был путешествовать мой друг сеньор Гусман. Вместе со своей женой…
Я почувствовал, как Новия напряглась всем телом и сразу расслабилась, и все остальное пропустил мимо ушей.
— Они находились на борту, когда вы вышли в море?
Де Сантьяго печально кивнул:
— Да, месье.
— В таком случае вы солгали нам. — Ромбо говорил сердитым голосом, и я думаю, он не притворялся.
— Да, солгал, ради их семей. Видите ли, месье, мой старый друг Хайме разорился. Вы решите, что он прогорел, вложив деньги в рискованное предприятие, и будете правы. Он владел на паях дюжиной кораблей. Продав свои паи, он снарядил в плавание собственный корабль, поистине превосходный. Он нанял опытного капитана, многочисленную команду, поручил своему брату вести за него торговые дела и отправил судно в Вруней, чтобы торговать на островах короля Филиппа. Его превосходный корабль так и не вернулся. — Де Сантьяго вздохнул. — Это разорило Хайме дочиста. Его дом и все прочее имущество пошли в уплату долгов. Я убедил его присоединиться ко мне. В Новой Испании, сказал я, ты сможешь снова сколотить состояние. Многие менее способные люди возвращались оттуда богатыми. И он согласился.
— Продолжайте, — сказала Новия. — Вы отнимаете у нас время своими россказнями.
— Будь вы мужчиной, — промолвил де Сантьяго, — я бы скрестил с вами шпаги. Но так, сеньора… — Он улыбнулся. — Столь очаровательная госпожа может говорить все, что ей вздумается. Попирая мое достоинство своими башмачками, вы уже делаете мне честь. Этот человек с пистолями ваш муж?
— Да, — ответила Новия. (Мы собирались пожениться, так что она, считай, не солгала.)
Де Сантьяго повернулся ко мне и поклонился:
— Вы готовы защищать честь вашей жены, сеньор?
— Разумеется, — сказал я.
— В какое-нибудь более удобное время мои секунданты встретятся с вашими.
Я помотал головой.
— Нет. Здесь и сейчас. Эй, Чин! Приведи сюда Охеду.
Чтобы снять с де Сантьяго кандалы, потребовалось несколько минут. Я же тем временем позаимствовал у одного из своих людей абордажную саблю для него и объяснил Охеде, что мы с его начальником условились драться, а он присутствует здесь в качестве свидетеля.
— Вы не лжете, — сказала Новия, обращаясь к де Сантьяго. (Я видел, чего это ей стоило.) — Это я лгунья. Я очень, очень много лгу. Простите меня! Я вас умоляю!
Он улыбнулся обаятельной улыбкой, которая подняла бы мертвую женщину из могилы.
— Вы любите своего мужа, сеньора.
— Я его обожаю, — сказала Новия, указывая на меня.
Даже сейчас мне приятно вспоминать это.
— Поэтому вы должны заботиться о чести вашего мужа, как я забочусь о своей. Наша честь была запятнана женским языком. Не стану уточнять, чьим именно. Мы оба смоем пятно со своей чести.
К тому времени уже стало совсем темно, и я не замечал, что Новия плачет, пока не услышал всхлипы.
— Эти люди… — Голос у нее дрожал. — Пираты… Они любят его. Все до единого. Если вы его убьете, они убьют вас.
— Мой отец хотел умереть с клинком в руке, — сказал де Сантьяго. — Святой Мартин, безусловно, ходатайствовал за него перед Богом, как он просил, но Господь прибрал его в глубокой старости. То, в чем было отказано отцу, даровано сыну сегодня ночью. Или ваши пираты считают нас трусами, сеньора? Они убедятся в обратном.
Если вы дочитали досюда, то уже наверняка поняли, как я хотел поступить. Я хотел бросить что-нибудь в лицо де Сантьяго, как сделал в случае с Янси. Хотеть-то я хотел, но тем вечером мне помешали два обстоятельства. Во-первых, у меня под рукой не имелось подходящего предмета. Во-вторых, я не знал, как отнесутся к такому приему Ромбо и команда. К тому времени все уже наблюдали за нами. Ромбо и Дюбек отгоняли тех, кто пытался подойти слишком близко, но парни висели на вантах и толпились на корме. Мне бы хотелось сказать, что я прошептал молитву и решил положиться на удачу, но на самом деле у меня на это не осталось времени.
Де Сантьяго лучше меня знал толк в фехтовании. Если честно, любой человек, хоть немного сведущий в фехтовании, знал и умел больше, чем я. Но я лучше де Сантьяго знал толк в простых драках, я был моложе и, вероятно, сильнее его, и руки у меня были длиннее.
Я вполне могу упомянуть еще об одном соображении, внушавшем мне надежду. Скорее всего, прошло уже много лет с тех пор, как де Сантьяго в последний раз дрался на мечах или хотя бы упражнялся в фехтовании, и он привык к более длинным мечам с прямыми лезвиями. Вдобавок в такой темноте ни один из нас не видел отчетливо клинка противника. Возможно, у меня ночное зрение было немного лучше. Я не знаю.
Следует отметить еще одно: фехтовальные поединки никогда не продолжаются так долго, как показывают в фильмах по телевизору. Никто не запрыгивает на стол, не перелетает с места на место, держась за веревку, и вообще не делает ничего подобного. Де Сантьяго попытался нанести мне прямой колющий удар в грудь, каким я убил Янси. Я увернулся и полоснул его по руке. Это я помню. Очень скоро мы сошлись вплотную. Свободной рукой он схватил лезвие моей сабли, не ожидая, что оно окажется таким острым. Я изо всех сил ударил противника в живот левым кулаком, стараясь пробить насквозь.
Думаю, я бил с расстояния шести-восьми дюймов, не больше, но де Сантьяго сложился пополам. Я треснул его по затылку медной гардой своей сабли. Он все не падал, поэтому я сделал ему подсечку.
Именно тогда Ромбо удивил меня. Он вырвал саблю из руки де Сантьяго, и, когда де Сантьяго попытался встать, в лицо ему были нацелены два острия.
— Вам лучше сдаться, дон Хосе. — Я говорил по-испански и самым учтивым тоном, на какой был способен. — Мне бы очень не хотелось убивать столь смелого человека, так что признайте свое поражение, и я велю кому-нибудь перевязать вам руку.
Секунду спустя он кивнул:
— Я сдаюсь, сеньор капитан. Чего вы потребуете от меня?
— Сказать нам, где женщина, — отозвалась Новия, и я поддержал ее.
Он двигался с трудом, но все же сумел подняться на ноги.
— В море. Теперь вы выслушаете меня, сеньора?
Новия не ответила, а Ромбо в тот момент орал, чтобы кто-нибудь подошел и остановил кровотечение, — поэтому я велел де Сантьяго продолжать.
— Мы имели обыкновение завтракать вместе, сеньор и сеньора Гусман, моя жена и я. В хорошую погоду из нашей каюты выносили маленький столик и ставили на палубе. Понимаете, я ничего не опасался. Однажды утром мы хватились сеньора Гусмана. Я приказал обыскать корабль. Он…
— Этот корабль часто обыскивают, — пробормотала Новия.
Де Сантьяго снова поклонился ей.
— Совершенно верно, сеньора. Обыскивают, но ничего не находят. Это произошло примерно через десять дней пути от Коруньи. Он бросился в море. Другого объяснения нет. — Де Сантьяго вздохнул. — Его жена последовала за ним два дня назад. Я скрыл это от своей собственной жены. Самоубийство сеньора Гусмана стало для нее страшным ударом. Она была глубоко угнетена. Еще одно самоубийство… — Он не договорил фразу. — Я позволил ей думать, что сеньора Гусман не выходит из каюты по причине недомогания. Уверен, вы меня понимаете.
Я понимал одно: что свалял большого дурака, когда приказал Ментону привести Охеду. Я хотел, чтобы капитан видел, что поединок честный. Теперь он услышал историю своего начальника и, вероятно, принял ее за чистую монету. Мы снова надели кандалы на де Сантьяго, и я приказал Ментону отвести обоих обратно на нос.
Насколько я помню, тогда сменилась вахта. Тогда или чуть раньше. Тем не менее мы стояли и обсуждали услышанное — Ромбо, Новия и я. Ромбо был склонен верить де Сантьяго. Новия считала, что в истории нет ни капли правды и на корабле вообще никогда не было мистера и миссис Гусман — а каюту занимала какая-то другая женщина, которая в данную минуту прячется на «Кастильо бланко».
— Кто бы она ни была, — сказал Ромбо, — он предпочел умереть, чем выдать ее.
Я заметил, что де Сантьяго не умер.
— Но он думал, что умрет, капитан.
Новия потрясла головой:
— Он рассчитывал убить Крисофоро. А потом — кто знает, как все сложилось бы?
— Его ты тоже понимаешь.
— Понимаю, будь уверен, — сказала Новия Ромбо. — Чего я не понимаю, так это почему он отказывается выдать женщину. Он не из таких, как Охеда. Почему он так поступает?
Тут меня осенило, но я сделал вид, будто знал все с самого начала, и, по-моему, мне удалось провести обоих.
— Дело в тайном укрытии женщины. Он знает, где она прячется, — и именно там он спрятал свои деньги.
Они посмотрели на меня, как святой Иоанн смотрел на ангела на острове Патмос, и мне стало страшно приятно. Я хотел сказать, что я тоже просто слуга Божий. Это было бы правдой, но я промолчал.
Наконец Ромбо сказал:
— Я не умею видеть сквозь стены. Хорошо, что среди нас есть человек, обладающий такой способностью.
Новия дотронулась до моей руки:
— Ты понимаешь, что все это значит, mi corazo?n?[9]
— Думаю, да.
— Он прячет деньги в этом тайнике, но женщина знает о нем, поскольку сама там прячется?
— В какой-нибудь крохотной комнатушке, — сказал я. — Где едва хватает места, чтобы лечь двум людям.
Ромбо сплюнул.
— Я по-прежнему ничего не понимаю, капитан.
— А я понимаю, — сказала Новия. Она рассмеялась, йот одного ее смеха меня снова захлестнула волна блаженства. — Ее муж умер. Он утешает вдову.
— Но ведь на борту находится его жена. — Ромбо потер подбородок. — Я болван.
— Думаю, ты никогда не был женат. Крисофоро, не пойти ли нам обыскать белый корабль?
— Сейчас темно, — сказал я. — Найти ее будет гораздо проще при свете дня. А также перебраться с нашего корабля на «Кастильо бланко». Давайте посмотрим, что известно жене де Сантьяго.
Мы приказали привести Пилар. Она плакала и продолжала плакать, даже когда у нее с рук сняли кандалы. Я велел Новии обнять женщину и все такое прочее, но она успокоилась далеко не сразу.
— Ваш муж жив, — сказала Новия. — Клянусь вам. И вы живы. Если вы честно ответите на все наши вопросы, настанет день, когда вы благополучно вернетесь и расскажете своим друзьям, как попали в плен к пиратам.