Шмыгнув носом, она покачала головой.
- Нет, - ответила она, - нет, нет, нет. Это всё колокол.
- Значит, дело в похоронах? - спросил я, и она кивнула. - Ты любила его, - почти осуждающе сказал я.
Ей пришлось поразмыслить над ответом, я успел насчитать шестнадцать ударов колокола, прежде чем она заговорила.
- Он был добр ко мне.
Странно было думать, что мой кузен Этельред проявлял доброту, но я поверил ей. Я обнял и поцеловал её в лоб. Этельфлед, подумал я, убьет меня за это, но странным образом эта мысль меня совсем не беспокоила.
- Ты должна пойти на похороны, - велел я.
- Епископ Вульфхед сказал, что я не смогу.
- Из-за прелюбодеяния? - уточнил я, и она кивнула. - Если прелюбодеев не пустят, - заметил я, - то в церкви никого не останется. Тогда и сам Вульфхед не сможет пойти!
Она опять шмыгнула носом.
- Вульфхед ненавидит меня.
Я принялся смеяться. Боль в моём ребре не отступила, но теперь была не столь остра.
- Что смешного? - спросила она.
- Меня он тоже ненавидит.
- Однажды он... - заговорила она, но затем умолкла.
- Однажды он что?
- Ты знаешь.
- Он это сделал?
Она кивнула.
- Он потребовал, чтобы я ему исповедалась, и затем сказал, что отпустит мои грехи, только если я покажу, чем занималась с Этельредом.
- Ты так и поступила?
- Конечно же, нет, - её голос звучал обиженно.
- Извини.
Подняв голову, она взглянула мне в глаза. У неё были зелёные глаза. Эдит пристально посмотрела на меня, а затем вновь опустила голову.
- Эльфвинн сказала, что ты хороший человек.
- И что ты ей ответила?
- Что ты дикарь.
Меня это рассмешило.
- Ты никогда со мной не встречалась!
- То же самое сказала и она.
- Но ты оказалась права, - ответил я, - а она ошибалась.
Она тихо засмеялась. Это было получше слёз.
И мы лежали, слушая пение петухов.
Колокола ещё звенели, когда я одевался. Эдит лежала в постели, укутавшись в шкуры и наблюдая за мной. Я натянул на себя свою дорожную одежду, сырую, забрызганную грязью и пахнувшую потом, и затем нагнулся, чтобы поцеловать её, но меня опять резанула боль. Она притупилась, но полностью не исчезла.
- Пойдем позавтракаем, - сказал я ей и вышел в центральный двор. С реки тянулся туман, смешавшись с пеленой низких серых туч.
Финан, ожидавший меня во дворе, ухмыльнулся.
- Хорошо спалось, господин? - спросил он.
- Проваливай, ирландский засранец, - ответил я. - Где мальчишка?
- Уже проснулся. Эдрик присматривает за ним, - он глянул на небо. - Не лучший день для погребения души.
- Для похорон Этельреда любой день хорош.
- Пойду в очередной раз разнюхаю, что творится на улице, - сказал он, кивая на арку ворот. - Посмотрю, что происходит. Час тому назад всё было спокойно.
Я отправился вместе с ним, но двор замка казался уснувшим. Несколько часовых виднелось у большого дома, стайка гусей щипала мокрую траву, а одинокий священник спешил к личной часовне Этельреда у главных ворот.
- Ты заглядывал в дом? - спросил я Финана.
- Всё в порядке. Её светлость в верхних покоях, и двое наших фризов преграждают путь к лестнице как парочка бычков. Никому не пройти мимо них.
Я отправил Гербрухта и Фолкбальда в помощь воинам Этельфлед.
- Да никто и не пытался, - добавил Финан.
- А Этельхельм?
- Он в главном зале вместе со своей дочерью и епископом Вульфхедом. Просил пожелать тебе доброго утра, - ухмыльнулся Финан. - Не стоит беспокоиться, господин.
- Мне следовало провести ночь в главном доме, - сказал я.
- Оо, это было бы мудрым решением. Любовник леди Этельфлед дарит ей жаркую ночь за день до похорон мужа? Почему мне это не пришло в голову?
Я печально улыбнулся и отправился на кухню, где завтракали мои дочь с сыном. Оба неодобрительно на меня посмотрели, очевидно, сплетники уже сообщили им, с кем я разделил свое ложе.
- Добро пожаловать в один из лучших дней моей жизни, - приветствовал я их.
- Лучших? - откликнулся сын.
- Мы хороним Этельреда, - ответил я, отломив ломоть хлеба и отрезав себе кусок сыра. - Помнишь отца Пенду? - спросил я сына.
- Припоминаю, как мы вместе мочились.
- Я хочу, чтобы ты разыскал его, - сказал я, - когда закончишь набивать брюхо. Вероятно, он в большом зале, так что найди его и передай, что мне необходимо с ним увидеться. Но скажи ему это с глазу на глаз. Убедись, что об этом не прознает епископ!
- Отец Пенда? - удивилась Стиорра.
- Один из священников Вульфхеда, - пояснил я.
- Священник! - поразилась Стиорра.
- Я перехожу в христианскую веру, - ответил я, и мой сын поперхнулся элем в то самое мгновение, когда вошел Этельстан, склонив голову в приветствии. - Ты отправишься на похороны, - сказал я мальчику, - и сделаешь вид, что опечален.
- Да, господин.
- И будешь держаться рядом с Финаном.
- Конечно, господин.
Я направил на него нож.
- Я серьезно говорю! Тут есть ублюдки, которые хотят твоей смерти, - я сделал паузу, воткнув нож в стол. - Хорошенько подумай над этим, хотя это, возможно, облегчит мне жизнь.
- Присядь, - обратилась Стиорра к ухмылявшемуся мальчишке.
Колокол всё еще звонил. Полагаю, он будет звонить, пока не начнутся похороны, а это не случится, пока лорды Мерсии не решат отправиться в церковь.
- Что они сделают, - сказал я, - так это соберут витан сразу же после того, как закопают ублюдка. Может, и сегодня, но завтра уж наверняка.
- Не отправив вызовов? - удивился мой сын.
- Им и не надо их рассылать. Все заинтересованные лица находятся сейчас здесь.
- Кроме короля Эдуарда.
- Он не состоит в витане Мерсии, олух ты эдакий, - сказал я ему. - Он западный сакс.
- Он захочет, чтобы его пригласили, - заметила Стиорра.
- На витан? - спросил мой сын.
- Принять корону, - терпеливо ответила она. - Если он здесь, создастся впечатление, что он просто принял ее. Ему удобнее, если его пригласят.
- И его пригласят, - продолжил я. - Вот почему здесь находятся Вульфхед с лордом Этельхельмом. Дабы убедиться, что его пригласят.
- А Этельфлед? - поинтересовалась Стиорра. - Что станет... - она резко смолкла, когда в комнату нервно вошла Эдит, остановившись у двери. Её волосы были собраны в пучок и скреплены заколками из слоновой кости, но пряди выбились, беспорядочно свисая на лицо. Зелёное платье выглядело мятым.
- Освободи место для леди Эдит, - обратился я к Этельстану, сидевшему рядом со Стиоррой. - Можешь сесть рядом с принцем Этельстаном, - сказал я Эдит. - Всё в порядке, - вернулся я к мальчишке, - она всё же решила тебя не убивать.
- Я не голодна, господин, - проговорила Эдит.
- Конечно же, ты голодна. Присядь. Стиорра нальет тебе эля. Ты спрашивала, - повернулся я дочери, - какая участь ждёт леди Этельфлед? Ее попытаются удалить в женскую обитель.
- И ты остановишь их, - сказал мой сын.
- Нет, их остановишь ты вместе с леди Эдит.
- Я? - удивился Утред.
- Разыскав мне этого священника. Немедленно! Отправляйся! Приведи его сюда.
Мой сын ушел. Когда открылась дверь, я заметил, что дождь усилился.
- А что мне предстоит сделать, господин? - тихо спросила Эдит.
- То, что я тебе прикажу, - отрезал я, - и ты отправишься на похороны вместе со Стиоррой. Но не в этом платье. Найди ей тёмный плащ, - последние слова были обращены к моей дочери, - с капюшоном.
- С капюшоном?
- С большим капюшоном, - подтвердил я, - чтобы никто не смог увидеть её лица и приказать ей покинуть церковь.
Я повернулся, когда в дверь ввалился Финан.
Он выругался, стянув с головы кусок холста, который использовал вместо капюшона, и швырнув его на стул.
- Если так продолжится, то жди очередного наводнения, - проворчал он. - Льет так, будто мочится дьявол.
- Что там происходит?
- Ничего. Все ублюдки ещё в постелях. Самое место в такую погоду.
Не переставая звонил большой колокол. Дождь барабанил по соломенной крыше и просачивался внутрь, образуя лужи на каменном полу. Когда-то дом был покрыт черепицей, а теперь потемневшие от времени стропила закрывала нуждающаяся в замене солома, но, по крайней мере, огонь в очаге ярко пылал, и дров было достаточно.
Отец Пенда прибыл где-то через час. Он выглядел несчастным и недовольным, что его принудили пройтись в ливень, вымочивший до нитки его черную рясу, но осторожно мне кивнул. Его озадачило скопление людей в моей комнате, и он пришел в ещё большее замешательство, когда заметил Эдит. Предполагалось, что его верность мне будет держаться в секрете, и он недоумевал, зачем я привел его в эту компанию.
Пришлось ему растолковать.
- Святой отец, - почтительно начал я, - я хочу, чтобы ты меня окрестил.
Он лишь уставился на меня. Вернее, все уставились. Мой сын, вернувшийся со священником, раскрыл было рот, но не найдя нужных слов, смолчал.
- Крестить тебя? - наконец сумел спросить отец Пенда.
- Мне открылась греховная сторона моих поступков, - смиренно ответил я, - и я желаю вернуться к церкви Христа.
Отец Пенда покачал головой. Нет, он не отказывал мне, просто его мозги набухли от дождя и смешались.
- Ты искренен, господин? - спросил он.
- Я грешник, отец и ищу прощения.
- Если ты искренен... - начал было он.
- Так и есть.
- Тебе придется исповедоваться в своих грехах, - сказал он.
- Я так и поступлю.
- А подношение церкви докажет искренность твоих намерений.
- Считай, что оно уже сделано, - ответил я в том же смиренном тоне. Стиорра пораженно уставилась на меня, остальные были удивлены в той же мере.
- Ты действительно этого желаешь? - спросил отец Пенда.
Он был полон подозрений. В конце концов, я был самым известным язычником во всей саксонской Британии, человеком, решительно противостоящим церкви, убийцей священников, печально известным варваром. Но всё же священник питал определенную надежду. Мое обращение и крещение прославит Пенду.
- Я желаю этого всем своим сердцем, - ответил я.
- Могу я спросить, почему?
- Почему?
- Это всё неожиданно, господин. Господь говорил с тобой? Или он благословил своего Сына предстать пред тобой?
- Нет отец, но он прислал мне ангела.
- Ангела!
- Она явилась в ночи, - сказал, - её волосы горели подобно пламени огня, а глаза сверкали как изумруды. Она уняла мою боль, взамен принеся радость.
Стиорра поперхнулась. Отец Пенда взглянул на нее, но она быстро опустила голову на руки.
- Я плачу от счастья, - приглушенным голосом проговорила она. Эдит густо покраснела, но отец Пенда этого не заметил.
- Хвала Господу, - сумела вымолвить Стиорра.
- Воистину восславим его, - дрогнувшим голосом произнес отец Пенда.
- Надеюсь, вы крестите новообращенных в здешней реке? - поинтересовался я.
Он кивнул.
- Но в такой дождь, господин... - начал было он.
- Дождь был ниспослан Господом, дабы очистить меня, - заявил я.
- Аллилуйя, - отозвался он. Ну а что ещё он мог сказать?
Мы отвели Пенду к реке, там он макнул меня в воду, и я был крещен уже в третий раз. Я был слишком мал, чтобы помнить первый, но когда погиб мой старший брат и мой отец нарек меня Утредом, меня повторно окропили, на случай если Святой Петр не признает меня у небесных врат, окунув в бочку воды из Северного моря. Третье крещение прошло уже в студеных водах Сэферна, хотя прежде чем отец Пенда начал свой ритуал, он настоял на том, чтобы я встал на колени и исповедовался во всех грехах. Я уточнил, действительно ли он имел ввиду все мои грехи. Он с жаром кивнул, так что я начал с раннего детства, хотя, кажется, кража свежевзбитого масла была не из числа того, о чем ему хотелось услышать.
- Лорд Утред, - осторожно начал он, - ты ведь говорил мне, что воспитывался в христианской вере? Неужели ребенком ты не исповедовался в грехах?
- Я так и делал, отец, - смиренно ответил я.
- Тогда нам нет нужды вновь их выслушивать.
- Но я никогда не признавался в истории со святой водой, отец, - горестно протянул я.
- Святой водой? Ты, наверное, не пил её, да?
- Я помочился в неё, отец.
- Ты... - он запнулся, не в состоянии продолжать.
- Мы с братом устроили небольшое состязание, - пояснил я, - чтобы выяснить, кто выше пустит струю. Ты наверняка баловался в детстве так же, отец.
- Но никогда в святую воду!
- Я сожалею об этом грехе, отец.
- Это ужасно, но продолжай!
Итак, я рассказал ему обо всех женщинах, с которыми переспал, по крайней мере, о тех, на которых не был женат, и несмотря на дождь, отец Пенда требовал дополнительных деталей. Пару раз он даже завыл, особенно, когда я рассказывал о том, как вспахивал монашку, хотя я предусмотрительно не назвал имени Хильд.
- Кто она была? - требовательно спросил он.
- Я так и не узнал ее имени, - соврал я.
- Ты должен был узнать! Ответь мне!
- Я лишь хотел...
- Я знаю, какой грех ты совершил! - сурово заметил он и затем с искрой надежды спросил: - Она ещё жива?
- Я не знаю, отец, - невинно ответил я. В действительности Хильд находилась в полном здравии, кормя голодных, исцеляя больных и одевая нагих. - Думаю, её звали Уинфред, - ответил я, - но она так стонала, что было сложно различить её слова.
Он опять завыл, а потом вытаращил глаза, когда я признался в убийстве священников.
- Теперь я знаю, как сильно заблуждался, отец, - заявил я, - и что хуже, отец, я получал удовольствие от их смертей.
- Нет!
- Смерть брата Дженберта, - смиренно продолжал я, - доставила мне удовольствие, - я и правда наслаждался его смертью. Засранец организовал так, что меня отправили в рабство, и прикончить его было сплошной радостью, как и вбить отцу Цеолберту зубы в глотку. - И я нападал на священников, отец, на Цеолберта.
- Ты должен извиниться перед ним.
- О, отец, я так и сделаю. И я желал прикончить других священников, например, епископа Ассера.
Отец Пенда запнулся.
- С ним было бы нелегко справиться.
Я едва не рассмеялся.
- Но есть один грех, отец, лежащий самым тяжким грузом у меня на душе.
- Очередная женщина? - загорелся он.
- Нет, отец. Именно я, отец, обнаружил мощи Святого Освальда.
Он нахмурился.
- Это не грех!
Мне пришлось рассказать ему, как я подделал находку, спрятав кости там, где их могли найти впоследствии.
- Это просто кости с кладбища, отец. Я оторвал руку, чтобы труп походил на Святого Освальда.
Пенда задумался.
- Сад жены епископа, - сказал он, очевидно, имея в виду мрачную жену Вульфхеда, - страдал от нашествия слизняков. Она отослала Вульфхеду кусок прекрасного холста в качестве подарка для святого, и слизняки исчезли! Произошло чудо!
- Ты хочешь сказать... - начал я.
- Ты считал, что провел церковь, - с жаром прервал меня Пенда, - но рака сотворила чудеса! Слизняки были изгнаны! Думаю, Господь направил тебя к истинным мощам святого!
- Но у святого была лишь одна рука, - заметил я.
- Еще одно чудо! Хвала Господу! Ты был орудием в его руках, лорд Утред! Это знак свыше!
Он отпустил мне грехи, выклянчил очередное обещание дать ему золота и повёл к реке. Вода оказалась холодной, ужалив рану, как ледяной кинжал, но я терпеливо снес все молитвы и восславил пригвожденного бога, после того как отец Пенда глубоко окунул мою голову в ряску. Он проделал это три раза - первый за отца, второй за сына, а третий за святого духа.
Пенда был счастлив. Он свершил своё знаменитое обращение, призвав Финана и моего сына в свидетели и мои крестные отцы. Я взял большой серебряный крест Финана, повесив его себе на шею, и взамен отдал ему свой языческий молот. После этого я обнял за узкие плечи отца Пенду и, оставшись лишь в одной мокрой рубахе, повел его вверх по берегу реки к лачуге из ивняка, где мы спокойно побеседовали. Мы говорили лишь несколько минут. Сначала он не желал сообщать мне нужных сведений, но затем сдался моим уговорам.