После этого Умар поиграл с чёрными кобрами, а в заключение принялся жонглировать крайтом, который очень ядовит.
Тут стоит объяснить, что крайт — очень вялая змея, она редко нападает, так что этот номер меня поразил не так сильно. Можно, не боясь укуса, долго дразнить крайта, он только будет стараться спрятать голову. И хотя он частенько забирается в жилые дома, смертельных случаев из-за него почти не бывает.
Мы условились с Умаром, что он наловит для меня разных рептилий. Кроме того, мне хотелось снять его фокусы, и на следующий день я пришёл с кинокамерой. К этому времени в саду Умара собралось множество народу. Ещё бы, такое событие — Умар превратился в кинозвезду!
Он отлично исполнил свои номера. Видя, с каким увлечением я снимаю, как он пропускает змею через нос, Умар пообещал мне:
— Когда приедешь опять из Европы, погости у меня, я научу тебя этому трюку. Надо начинать с самых маленьких плетевидных змей.
Через два года я и в самом деле снова навестил его, но не затем, чтобы учиться трюкам, а потому что один американский музей попросил меня раздобыть партию кобр. А кто лучше Умара мог помочь мне в этом. Я написал ему письмо из Джакарты и получил ответ, что он ждёт меня. Письмо было подписано: «Собат лама Умар Сланген»[8] — старый друг Умар-Змея.
Приятно было увидеть старого друга. За это время оба мы женились, и Умар познакомил меня с женой — очень милой сунданкой. Потом он с гордостью показал мне сына — десятимесячного малыша по имени Умбар, чем-то похожего на Будду.
— Вот из кого выйдет великий змеиный чемпион, — заявил гордый отец. — Все мои трюки будет знать и другие изучит. Он уже выступает!..
Нам не терпелось посмотреть этот номер, но сперва хозяева угостили нас чаем, а я вручил Умару несколько крупных отпечатков, и он долго любовался собой.
— А теперь покажи моей жене, на что ты способен, — попросил я. — Не забыл свой замечательный номер?
— Забыл? Ха! Теперь я пропускаю через нос сразу две змеи — по одной в каждую ноздрю!
И он начал готовиться. Поставил стул. Что за новости? Неужели заважничал, выступает сидя? Оказалось, что стул предназначен для его жены и сына, которого она держала на руках.
Папа Умар достал двух златокольчатых змей и обмотал ими шею своего наследника. Малыш только моргал глазами, но сидел спокойно, не кричал, а миловидная мама радостно улыбалась. Так вот в чём выражается участие сына в трюках Умара!
Дальше Умар стал показывать остальные номера. Привычным жестом сунул змеиную голову в одну ноздрю и вытащил её изо рта. Затем — вторую, в другую ноздрю. Два товарища помогли Умару извлечь из клетки четырёхметрового питона, и он обмотался им вокруг пояса. Тем временем плетевидные, возмущённые тем, как над ними издеваются, кусали его за нос и за лицо. Так я и снял семейство: Умар в объятиях питона, с торчащими из носа змеями, и маленький чемпион Умбар, шею которого обвили златокольчатые…
Ничего не скажешь, Умар значительно расширил свой репертуар! Следующим номером была игра с улар сапи — быстрой и агрессивной змеёй. Она кусала его в лоб, в шею, в спину. Трюк очень понравился односельчанам Умара.
— Ну, как, нравится? — спросил он меня, тяжело дыша.
— Ещё бы! Но вообще-то мне нужно ещё несколько кадров. Что ты можешь предложить?
— А вот! — воскликнул Умар, подумав. — Вот что ты забыл снять в прошлый раз!
Он высунул искалеченный язык, похожий на цветную капусту.
Щедро вознаградив укротителя змей, мы простились с ним.
— Туан! — окликнул он меня, когда я уже хотел уходить. — А разве Умбар не заслуживает поощрения?
Я сунул в руку малыша серебряную монету, и папаша гордо сказал:
— Умбар-Змея зарабатывает деньги!
Остров драконов
Во время моего пребывания в Эквадоре в 1937 году я решил непременно посетить Комодо, один из островов Малого Зондского архипелага. На Комодо водится самая крупная известная ящерица — великан комодосский варан. Я написал одному другу на Яве и попросил его разузнать у властей побольше об острове и о том, как на него можно попасть. Другое письмо я отправил в Швецию. Через два месяца пришли ответы. В одном конверте лежала вырезка из стокгольмской газеты, которая сообщала, что шведская кинокомпания «Свенск Фильминдюстри» снаряжает в Индонезию экспедицию под руководством доктора Пауля Фехоса. Одна из задач экспедиции — снять комодосского ящера и добыть несколько живых экземпляров для зоопарка Скансен и Государственного музея. Я опоздал…
Но меня по-прежнему влекло на Комодо, и, приехав в 1941 году в Индонезию, я решил воспользоваться случаем. Не затем, чтобы ловить варанов (вторая мировая война была уже в разгаре, куда пошлёшь свой улов?), и не для съёмки фильма (он уже был снят другими). Хотелось просто посмотреть на этих чудовищ, изучить их, сфотографировать, а заодно собрать возможно более полную коллекцию других рептилий острова.
Комодосский варан был открыт только в 1912 году. В бухте около единственной на Комодо деревушки бросила якорь шхуна ловцов жемчуга. Островитяне рассказали им про драконоподобное чудовище, которое они называли буая дарат — сухопутный крокодил.
— Вздор! Выдумки! — решили гости.
Путешествуя от острова к острову, они наслышались всяких историй о морских чудовищах и гигантских змеях, человекообразных обезьянах и прочей чертовщине.
Но жители Комодо показали им шкуру варана. Стало ясно, что на этот раз народная молва говорит правду.
Сообщение об этом пришло в Бейтензоргский музей на Яве, и директор музея Оуэнс тотчас послал на Комодо людей, которые и доставили несколько экземпляров удивительной твари. Оуэнс опубликовал первое описание буая дарат, окрестив его Varanus comodoensis. Среди ныне существующих ящериц семейство Varanus одно из самых древних, ему около 60 миллионов лет.
Так произошло открытие самой крупной из существующих ящериц. Это событие, естественно, вызвало сенсацию в учёном мире. Но тут разразилась первая мировая война, и о варанах на время забыли. Только в июне 1926 года на Комодо высадилась научная экспедиция под руководством Дугласа Вердена, которому американский Музей естественной истории поручил добыть гигантских варанов для экспозиции. Верден убил и отловил много ящериц, измерил их и заявил, что прежние сообщения, будто вараны достигают в длину от четырёх до семи метров, ни на чём не основаны. В своём отчёте об экспедиции он пишет, что самцы комодосской ящерицы не превышают в длину трёх метров, а самки — двух. Голландский зоолог Юнг, побывавший на Комодо в 1937 году, пришёл к тому же выводу.
Но один из участников экспедиции Фехоса, которая посетила остров сразу после Юнга, сообщил мне, что самый крупный измеренный ими варан был больше пяти метров. Четыре экземпляра превышали четыре метра. (Мои собственные наблюдения показали, что вараны, во всяком случае, бывают длиннее трёх метров.)[9]
Осенним днём в 1941 году я с моей женой и нашим боем Дурухамой вышли на шхуне «Сунггух Касихан» — «Истинное Сострадание» — из деревни Сапе на острове Сумбава курсом на Комодо. Целую ночь мы шли галсами[10] против восточного муссона и, наконец, утром увидели драконий остров. Своим суровым и негостеприимным видом он только ещё больше дразнил наше воображение. Так и должна выглядеть земля древних драконов — призрак далёкой поры, когда вся наша планета была словно кошмар, когда всюду бродили огромные рептилии, способные проглотить человека.
Однако чем ближе, тем остров казался приветливее. Сперва в бинокль, а потом и невооружённым глазом мы различили стройные пальмы, вздымающие пышные зелёные кроны над жёлтой травой аланг-аланг. Склоны гор тут и там покрывал настоящий лес.
После суточного плавания мы бросили якорь в тихом заливе Ласах, на берегу которого, у подножия высоких холмов, расположилась деревушка.
В первый день мы никуда не ходили, только расспрашивали местных жителей; узнали, в частности, как обстоит дело с водой. Нам назвали два десятка мест вдоль побережья и в горах, где даже в засуху текут хорошие ручьи. Один из них мы и облюбовали для своего лагеря. На следующее утро, сопровождаемые двадцатью пятью носильщиками, мы вышли в путь и за пять часов добрались до цели. Наши помощники живо соорудили из бамбука и пальмовых листьев уютный домик на сваях. Потом они ушли обратно в деревню. Один Абду остался с нами; мы просили его быть нашим проводником.
Начались увлекательные дни: походы, охота с кинокамерой, отлов животных… Редко мне доводилось видеть такое обилие дичи. На просторных лугах паслось множество оленей, и по ночам мы слышали их призывные крики. В лесу нам попадались целые стада диких свиней, а иногда и одичавшие буйволы — могучие серые исполины, которые при виде нас обращались в бегство с таким топотом, что гул стоял. И повсюду мы видели следы и испражнения огромных ящериц, только сами они не показывались.
Лишь на третий день состоялась первая встреча. Я никогда её не забуду.
Мы, не торопясь, пересекли луг и стали подниматься вверх по склону холма. Было жарко, в воздухе дрожало марево. С самого утра мы искали загадочных чудовищ. Просмотрели в бинокли не один луг, не один склон, но видели только оленей и диких свиней.
Вдруг в десяти метрах от нас в высокой жёлтой траве возник дракон — чёрный, устрашающий. Будто ожило далёкое прошлое!.. Варан стоял, вытянув шею, чем-то похожий на динозавра. А какие грозные челюсти! Несколько секунд на нас был устремлён холодный, словно орлиный взгляд чёрных зрачков, потом варан быстро повернулся и, весь извиваясь, широко расставляя ноги, побежал прочь. Миг — и нету, будто провалился сквозь землю!
У нас было такое ощущение, что нам всё это привиделось.
А на обратном пути мы встретили второго гиганта, не меньше трёх метров в длину. Он медленно ковылял по направлению к нашему лагерю. Вот уж подлинно сухопутный крокодил — жестокий, кровожадный… Заметив нас, варан остановился, вытянул шею и не спеша затрусил в другую сторону.
Последовав за ним, я увидел, как он скрылся в роще. Там он лёг плашмя под большим деревом, злобно поглядывая на меня. Я позвал жену, и вместе мы подошли ещё ближе. Всего полтора метра отделяло нас от варана, а он не шевелился. Мы могли спокойно изучать его.
Ничего не скажешь, зрелище внушительное! Эти челюсти шутя раздробят любую кость, когти способны выпустить внутренности наружу, а хвост легко может сбить нас с ног… Что ему какие-то тщедушные двуногие! И, однако, варан снова отступил.
Я кинул в него палку, дракон ожил и бросился бежать. Гул и треск был такой, будто сквозь чащу ломился слон.
А в лагере мы познакомились с третьим вараном; он сам пришёл к нам.
Сперва в лесу неподалёку послышался шум: трещали сучья, шуршала сухая листва. Мы притаились и вскоре увидели двухметрового зверя. В двадцати метрах от нас он остановился и замер на месте. Голова поднята, глаза подозрительно всматриваются… Длинный, раздвоенный на конце язык так и ходил взад-вперёд, щупая воздух. Больше пяти минут варан простоял неподвижно, потом двинулся дальше. Когда до лагеря осталось семь-восемь метров, он опять остановился.
У нас было несколько кур. Не замечая опасности, они расхаживали по соседству с ящером, рыли землю когтями, что-то клевали. Нас осенило: ясно, он подстерегает курицу.
Варан словно окаменел. Куры подходили всё ближе к нему. Всего один метр отделяет их от хищника. Полметра… Ну! Сейчас схватит! Но дракон оставался недвижим…
Выждав несколько минут, он сделал ещё несколько шагов и очутился на залитой солнцем прогалине. Самое подходящее освещение для съёмки! Но едва я взял фотоаппарат, как варан повернулся кругом и в испуге метнулся в лес.
Почему же он не схватил курицу?
Комодосский варан ест падаль, но большую часть пищи он добывает охотой. По словам Абду и его товарищей, они своими глазами видели, как вараны, прячась в высокой траве аланг-аланг, подстерегали и атаковали оленей и диких свиней. (А не так давно я получил журнал с серией фотоснимков, сделанных на Комодо одним голландцем; на них видно, как огромный варан ловит и пожирает макаку.)
Абду рассказал нам об одном случае, когда варан напал на мальчугана и укусил его за ногу. Подоспевшие взрослые прогнали зверя, но рана оказалась заражённой, у мальчика поднялась температура, и вечером он умер. Очевидно, на зубах варана был трупный яд.
И всё-таки: почему варан не схватил курицу? Мне кажется, это можно объяснить так: его приманил в лагерь запах гниющих улиток и мидий, которых мы собрали на берегу моря и ещё не успели очистить. О курах он не помышлял. Но ведь перед самым носом у него был лакомый кусок! Ну и что же? Сколько раз варан пробовал ловить диких кур, но они куда проворнее домашних, за ними не угнаться. И опыт подсказывал нашему гостю, что это дело безнадёжное. Вот если бы удалось найти источник упоительного запаха… Вараны и в дальнейшем не трогали наших кур, зато они попытались добраться до пойманного нами поросёнка дикой свиньи.
В день, когда мы разбили лагерь среди холмов, мы зарезали для приманки козла. Как только он начал гнить, его привязали к столбику посреди лужайки, а по соседству неприметно соорудили шалаш, в котором я поставил свою кинокамеру. Мне хотелось снять несколько эпизодов для своего короткометражного фильма о редких пресмыкающихся Индонезии.
В восемь утра мы спрятались в шалаше. Прошло полчаса — никаких варанов. Только красавец-олень важно прошествовал мимо и скрылся в бамбуковых зарослях. Ещё час… В нашем укрытии было тесно и неудобно, ноги затекали, приходилось отгонять больших красных муравьёв, которые не только щекотали, но и кусали нас. Мы убили двух скорпионов.
В конце концов мы с женой взяли по книжке и стали читать. Я с головой ушёл в трогательный любовный роман. Вдруг да меня донёсся подозрительный звук. Я поднял голову — громадный ящер рвал козла!
Зрелище было отвратительное. Варан вспорол живот козлу и вытащил внутренности. Чавкал, проглотил кишки, облизался своим противным жёлтым языком, посмотрел кругом и снова стал жадно пожирать падаль. Он тянул, изгибаясь дугой, мотал головой, царапал когтями… Наконец оторвал четверть козла и, широко разевая пасть, принялся заглатывать зловонное мясо.
«Не проглотит, скорее челюсти вывихнет», — подумал я.
Но варан справился! Он дёргал и тряс головой, шея сокращалась и растягивалась, как гармошка, и мало-помалу весь кусище исчез в его глотке!
С полминуты варан отдыхал, поглядывая по сторонам, потом опять принялся за завтрак.
Пора снимать, не то через десять минут от козла ничего не останется.
Я убрал ветку, маскирующую кинокамеру, навёл фокус. В ту же секунду варан заметил меня и обратился в бегство. У меня вырвалось несколько крепких словечек. Теперь снова ждать…
Спустя четверть часа он показался опять. Сделал несколько медленных, осторожных шагов, остановился. Смотрит… Не меньше пяти минут разглядывал он наше укрытие, потом прошёл ещё с десяток шагов. Постоял. Посмотрел на шалаш. Пошёл к падали. Остановился… Когда он наконец добрался до козла, я успел уже снять не один метр.
У варана очень слабый слух, так что жужжания кинокамеры он не улавливал. Мы даже могли громко разговаривать, не опасаясь спугнуть его. Для варана главное — зрение и обоняние. Особенно обоняние: запах падали он чует издалека!
Закончив съёмку этого отвратительного пира, мы решили уходить. Других варанов не было, да и солнце поднялось слишком высоко, при таком ярком освещении плохо снимать. Я подвесил остатки падали на дереве — пригодится завтра, — и мы вернулись в лагерь.
Здесь Абду и Дурухама рассказали нам: пока мы сидели в засаде, вокруг лагеря бродило четыре ящера!
— Два из них — настоящие великаны, — добавил Абду.