Руки зачесались поучаствовать, да невозможно. Надо стоять там, где указано главным воеводой войска. У каждого свой участок обороны.
Пушки громыхали до полудня, потом стихли. Все гадали: «Чья взяла?»
А вскоре прискакал посыльный из дозора.
— Татары, вдоль реки скачут. Сколько их — понять невозможно. Похоже — бегут из боя, ни бунчуков нет, ни заводных коней.
— Тревога! Всем в седло! Пешцам занять оборону в лагере!
Забегали ратники. Пешцы бежали к выездам, становились в ряд, выставив копья. Лучники пристроились у щелей между бревнами частокола.
Я же во главе конной части полка наметом вылетел из лагеря и помчался по берегу, вверх по течению реки. Справа от меня скакал Денисий.
Из-за поворота навстречу нам вывернула нестройная группа конных татар. Группа-то потрепана, многие без щитов, а у кого и расколоты. Завидев нас, они стали осаживать лошадей и разворачиваться. Явно настроены убегать, а не принять бой.
А у нас кровь кипела, поэтому пришпорили коней. Догнали — все-таки татарские кони уже выдохлись, а у нас застоялись, и потому несли нас легко.
Мы начали рубить тех, кого догнали. Собственно, это был не бой, а избиение. Многих порубили, но когда береговая полоса перешла в луг, татары рассыпались по нему, уходя от погони поодиночке.
— Стой! Прекратить преследование!
Мы и так уже отдалились от лагеря на пять- семь верст. И еще вопрос — не появятся ли новые татарские группы. За одиночками будем гоняться — все силы распылим.
Возвращаясь обратно, бойцы соскакивали с коней и забирали оружие у убитых.
Ко мне подскакал один из конного десятка — не моего — молодого боярина.
— Воевода, посмотри, что я нашел. — И протянул мне небольшой мешок в четверть пуда весом. Я развязал его — монеты, серьги, ожерелья, цепочки. Успел награбить, гад!
Когда приехали в лагерь, я собрал бояр и поделил ценности. Пусть сами своим людям раздадут. Трофей — никуда не денешься! В казну взятое на саблю не сдают. Государю достаются в войне взятые города и завоеванные земли, а уж воинам — все, что у чужеземцев представляло ценность и что можно унести в руках или увезти на лошади. Пленных у нас не было, а — тоже товар неплохой. Русские выкупали у татар своих воинов, татары у нас — своих.
Подобранное у убитых татар оружие, щиты и прочее железо тоже поделим, но уже после похода. В основном железо у татар неважное, но, случается, попадаются просто удивительные сабли персидской работы — с отличными клинками, Удобными рукоятями, инкрустированными самоцветами, в богато отделанных ножнах.
Возле каждого боярина собрались его люди, начался оживленный дележ ценностей.
Внезапно его прервал ворвавшийся в лагерь посыльный. Он осадил коня в двух шагах от меня.
— Воевода, обоз татарский недалече!
— Где?
— За холмами.
— Охрана велика ли?
— Десятка два. Подвод груженых с полсотни будет, пленных гонят.
Насчет обоза я бы еще подумал, а вот невольники? Надо освобождать!
— По коням! — закричал я. — Показывай дорогу.
Не успев толком передохнуть, ратники садились в седла, и вскоре полторы сотни конных уже мчались во весь опор. Всех конных я брать не стал, а пешцы так и остались в лагере.
Вдали, у опушки леса, показался обоз. Завидев нас, часть татар бросились наутек, но большинство из них — всадников пятнадцать — решили вступить с нами в бой, практически не имея шансов на победу. Самое гнусное — несколько крымчаков принялись рубить связанных беззащитных пленных.
Я махнул рукой Денисию:
— Видишь непотребство? Займись ими, пленных надо сохранить. Если кого из татар возьмешь живыми — совсем хорошо будет.
Удивился боярин, но слова не сказал, махнул своим конникам рукой и, забирая вправо, помчался к обозу. Крымчаки, по своему обыкновению — издалека, — начали стрелять из луков.
— Десяток! Стой!
Мои остановились как вкопанные.
— Из мушкетов — товсь! Огонь!
Громыхнул нестройный залп.
Когда рассеялся дым, воевать было не с кем. Кони бились в агонии, а поверженные татары лежали на земле. Лишь один конный нахлестывал лошадь, счастливо избежав картечи.
Конники бросились к обозу, уже захваченному десятком Денисия. Молодцы его пару крымчаков зарубили, еще двое были ранены легко и захвачены в плен.
Вообще-то захватить крымчака в плен — нелегко. Как правило, они до последнего отчаянно сопротивляются — саблей, палкой, зубами. Малодушных после боя сородичи наказывали, часто смертью.
Я направился к невольникам.
— Развяжите пленных, — распорядился я.
Ратники соскочили с коней, вмиг порвали веревки. Бывшие пленники, среди которых были молодые женщины и мужчины, окружили воинов и стали благодарить.
— Отдаю вам на расправу крымчаков, делайте с ними, что хотите.
Измученные, со сбитыми в кровь ногами, люди — и откуда только силы взялись? — накинулись на мучителей. Били руками, подобранными камнями, ногами, кусали. Несколько Минут — и вместо двух пленных лежали два рас- терзанных, окровавленных тела. Вместо лиц — кровавое месиво.
— Так должно быть с каждым, кто на нашу землю с мечом придет, — крикнул я. — Забирайте с обоза съестное, можете покушать и возвращайтесь по домам.
Изголодавшиеся и усталые люди побрели к обозу.
Ратники шустро переворошили подводы. Еду — сыр, репу, муку — раздавали бывшим пленным. Остальное — трофей моих воинов. Мой десяток собрал оружие у убитых крымчаков.
Ратники распределились по подводам и погнали обоз в лагерь.
«Веселый», однако, сегодня выдался денек — с утра крымчаков побили, сейчас обоз захватили…
Когда ехали в лагерь, Денисий мечтательно сказал:
— Такая война по мне — обозы отбивать!
— Это не война! — зыкнул я. — Война была, когда наскок татар отбивали. А это — взятие трофеев.
Боярин оживился:
— Как трофеи делить будем?
— По справедливости.
В лагере мы пересчитали подводы и, не глядя, что в них, распределили подводы между боярами, по жребию, а те уж — людям своим передавали.
Ратники с интересом стали рыться в захваченных вещах. Трофеи на войне всегда привлекали воинов. Да и как им не снискать интереса? Обеспечивал всем необходимым — кормил, поил, обувал, вооружал, давал крышу над головой боярин, чьими боевыми холопами они были. Но ведь хотелось каждому холопу иметь еще что-то и в личном владении! А кроме того, жизнь холопа в боевом походе не всегда бывала длинной, иногда — до первого боя, и зависела от боевой выучки ратника.
Глядя на разбор воинами вожделенных трофеев, я думал совсем о другом. О тех, кому они уже не нужны, кто сложил голову свою в минувшие дни. И вот же — чаще — но неумению своему ратному! А неумение то — от нерадения бояр некоторых к делу боевому! О том еще будет разговор с ними, как поход окончится. Видать, и поход сводного полка не последний — врага лишь на время войско государя усмирит, хлебнем еще лиха, если выучку полка к будущим сечам не подниму.
Усердные бояре занимались подготовкой боевых холопов специально, пристраивая к неопытным молодым парням бывалых воинов. И коли гонял их боярин до седьмого пота, до синяков и шишек — дольше жил ратник, и боеспособнее было воинство его — десяток ли, полусотня. Ленился боярин или все время уходило У него на добывание денег — и хирела дружина его. Мало выучить приемы сабельного, копейного или какого другого боя, надо движения довести до автоматизма, чтобы организм действовал сам, на рефлексах. Думать в бою не успеваешь, задумался — погиб. А еще совсем не лишней была выносливость, которая тоже приобреталась упорными занятиями. Мало толку от силы, если не отработана быстрая реакция. Здоровяки с пудовыми кулаками в бою гибли чаще, чем их жилистые, гибкие, с быстрой реакцией, товарищи. Здоровяк — он хорош в кулачном бою, где- нибудь на рыночной площади во время Масленицы.
Меж тем разбор трофеев воинами шел вовсю. Я же радовался уже тому, что теперь в обозе Евлампия прибудет телег, а то в основном вьючными кошами приходилось обходиться.
Смотреть самому, что там — в телеге, выпавшей по жребию моему десятку, мне было неинтересно. А вот холопы мои перевернули вещи в телеге вверх дном, решая на пальцах, кому что достанется.
Из трофеев меня интересовало лишь оружие — своих холопов довооружить или дать новым бойцам, а также — как железо, имеющее определенную ценность.
Пока ратники делили трофеи, в лагерь заявилась нестройная толпа бывших пленных — они попросили сторожевых воинов позвать воеводу.
Я подошел к воротам. Вообще-то «ворота» — громко сказано, большая прореха в частоколе — вот и все ворота, да деревянные «ежи» за ними — для защиты от первого удара конницы.
— Что хотели, православные?
— Куды нам идти-то, боярин?
— Я ведь вас не держу, идите, куда хотите. Вас ведь в плен взяли в избах ваших, в селах да деревнях. Вот и возвращайтесь.
Вперед вышел молодой парень, отвесил поклон.
— Прости, боярин, только возвертаться нам некуда. Избы и деревни татары проклятые сожгли, людей поубивали. Нет ни родных очагов, ни семьи.
Бывшие пленники с надеждой смотрели на меня. Я растерялся. Виду не подал, но и что делать — не знал. Отправить их в Коломну? Там ставка главного воеводы, дворяне.
Ко мне подошел один из бояр, отвел в сторонку.
— Чего задумался, воевода? Удача сама в руки идет, а ты медлишь!
— Ты о чем?
— Раздай бывших пленных — они ничьи теперь, по боярам. Каждый будет рад себе холопов новых обрести.
— Так ведь обуза они для нас!
— А кто сказал, что они в воинском стане обретаться будут? Сразу и отправим их по владениям вместе с трофеями.
— Тогда зови бояр.
Я подошел к пленникам.
— Вот что, православные. Кто хочет — может идти куда глаза глядят, никого неволить не буду. Кто желает приобрести крышу над головой и работать — сейчас распределим по боя- рам, да отправитесь по вотчинам их. Решайте сами!
Бывшие пленные загомонили, сбились в кучки, стали обсуждать мое предложение. Человек десять развернулись и побрели прочь от лагеря, видимо решив попытать вольной жизни. Еще десяток молодых парней подошли ко мне:
— В дружину твою, боярин, хотим вступить. Негоже православному себя защитить не уметь. Оружия нет, да не обучены, через то и в полон попали. Возьмешь?
— Все ли по желанию идут? Ратный труд нелегкий. Мозоли на руках, как у хлебопашца будут, да и головушку свою буйную сложить можно.
— Ты нас не пугай, боярин. Все лучше за Русь голову сложить, чем в неволе у татар жить хуже собаки да сдохнуть от побоев.
— Ну коли так, беру всех. На конях все хорошо держатся?
— Конечно, сельские мы.
Я кликнул Федьку-занозу, что отирался невдалеке.
— Забирай, Федор, новых бойцов. Учи, будут в моей дружине. Коней подбери из трофейных, сабельки да шлемы — тоже. Кольчуги попозже найдем.
Новики гурьбой пошли за Федором. А ко мне подошли бояре. Видимо, они уже были в курсе происходящего. Но, связанные воинской дисциплиной, остановились рядом со мной.
— Как новых холопов делить будем?
— По жребию, — уверенно ответили все, — чтобы без обиды.
Мы вдвоем с Денисием подошли к бывшим пленникам. Бояре наблюдали, боясь быть обделенными. Денисий отвернулся и закрыл глаза.
Я положил руку на плечо молодому парню.
— Чей холоп?
— А пусть мой! — с задором выкрикнул Денисий.
— Отойди в сторону.
— Чей?
— Вельяминова.
— Иди к боярину.
Вельяминов вскинул руку, и парень пошел к боярину.
Так мы поделили всех холопов. Всем досталось по три, а мне — четыре. Но бояре не роптали: когда делили трофеи, воеводе по уставу и традициям доставалось три доли. Я тоже не возражал, поскольку всех вновь обретенных боевых холопов определил в свою дружину.
Солнце уже садилось, и потому я решил холопов оставить в лагере, покормить, а уж с утра — на свежую голову, думать, как их переправить в Вологду, в вотчину.
Пока холопы жадно ели, я отозвал Федьку- занозу и Василия в сторону.
— Давайте решать, как отправить холопов и телегу с трофеями в вотчину.
— А чего думать? — сразу высказался Федька
- У меня в десятке есть раненный в руку,
Трифон. Вот отправим его — пусть холопов ведет да подводу доставит.
Вопрос решился проще, чем я думал. Во время боевых действий отправлять ратника в тыл — преступление, за это могли и покарать. Отослать же раненого — святое дело.
Поутру из лагеря потянулись подводы с трофеями, а за ними — холопы. Бояре отправляли с оказией своих раненых. И то — раненый в воинском стане — обуза. Висит гирей на ногах, лишая полк подвижности.
Раненых убыло много — не меньше сотни. Кое-кто легко, вроде Трифона из моего десятка, а кто-то лежал на телеге в беспамятстве, и я сильно сомневался, что такого довезут до боярской вотчины живым.
Отправив холопов и телеги с трофеями, все облегченно вздохнули.
Я же решил съездить в стан главного воеводы. Пока здесь затишье, надо все же узнать, как идут боевые действия и где основные силы татар. А может, и указания новые получить.
Вызвав Денисия, я поручил ему полк.
Решил взять с собой и Василия. Все-таки сын, надо ему осваиваться с воинской жизнью, начальство поглядеть, самому на глаза показаться, первые впечатления, когда вместе со знаменем возвращались, расширить.
Я предполагал за пару часов обернуться: кругом все было спокойно и ничто не предвещало осложнений. Но как же я ошибался, выехав без охраны…
Ехали не спеша. По дороге Василий подробно расспрашивал о разных воинских хитростях и уловках.
Проезжали мимо воинского стана вологодских ратников во главе с воеводой Плещеевым. Ну как не заехать к землякам, которым совсем недавно помогали отбиваться от татар? Тем более что обстоятельства сейчас позволяли.
Заехали. Боярин вышел из шатра с распростертыми для объятий руками, облобызал нас на радостях.
— Заходите в шатер, отопьем винца за встречу-
Отказать было неудобно, и мы зашли, пригубили по чарке. Я удивился:
— Откуда у тебя здесь столь славное вино?
— Трофей, у татар отбили. В телеге обозной бочонок лежал. Вроде по их вере Аллах вино пить запрещает, а вот поди ж ты, взяли где-то, не иначе — купеческий дом пограбили.
Мы завели разговор о татарах, о последнем сражении, едва не кончившимся трагически.
— Скажи, почему стрельба лучная редкой была? — спросил я.
Лицо воеводы посерело от тяжких воспоминаний прошедшей битвы, и он поведал такие подробности боя, от которых у меня внутри все похолодело.
— С утра здесь снова дождь пошел. Уж под крики напавших татар удалось мне арбалетчиков собрать. Ты же знаешь — арбалет и мощней и прицельней лука бьет. Побежали на позиции, начали стрелять — да куда там! Мокрые стрелы из мокрых арбалетов недалеко летели.
Воевода вздохнул.
— Я уж опосля понял — тетивы, что из жил воловьих, быстро размокли. Вода — враг оного оружия! А татары, так думаю, загодя свое оружие от дождя спрятали, и теперь конники на ходу стреляли в строй. А еще, заметь, без прицелу — ввысь стрелы пускали, так они дугой тучами сверху на наших летели да в глубине строя урон наносили. Много воинов моих лучники их положили. А всадникам с саблями да копьями и подступиться не давали. Молодец, боярин! Выручил огненным боем! Вернусь — непременно пищальниками займусь!
Надо будет и мне учесть на будущее некоторые вещи. Горький опыт боевой дорого стоит — жизни воинов!
Поговорив еще немного о приятном — трофеях, мы распрощались и поехали дальше.
В стане главного воеводы было многолюдно. Проезжали конные, поодиночке и десятками проходили строем пешие. Недалеко от княжеского шатра, у деревянной коновязи, оставили коней. Стоявшие у входа ратники преградили дорогу:
— Кто таков?
— Воевода сводного полка боярин Михайлов, к князю.
Старший охраны махнул рукой:
— Проходи.
Со света в шатре показалось сумрачно, даже темновато.
В кресле у дальней стены восседал князь Василий Одоевский. У стола толпились бояре.