Коконнас, совершенно ошеломленный тем, что видел и слышал, посматривал то на хозяина, принимавшего грозные позы, то на Морвеля, который спокойно вынимал из кармана какую-то бумагу.
– Что касается меня, – сказал Морвель, – вот мой список: триста человек. Пусть каждый добрый католик сделает в эту ночь десятую долю той работы, какую сделаю я, и завтра не будет ни одного гугенота во всем королевстве!
– Тс! – произнес Ла Юрьер.
– Что? – в один голос спросили Коконнас и Морвель.
На Сен-Жермен-Л’Озеруа раздался первый удар набата.
– Сигнал! – воскликнул Морвель. – Значит, начинают раньше? Мне сказали, что только в полночь… Тем лучше! Для славы бога и короля лучше, когда часы не отстают, а идут вперед.
Действительно, зловеще раздавались частые удары церковного колокола. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.
Коконнас отер рукой выступивший на лбу пот.
– Началось, пошли! – крикнул Морвель.
– Стойте! Стойте! – сказал хозяин. – Прежде чем выступать в поход, надо, как говорят на войне, обезопасить свои квартиры. Я не хочу, чтобы зарезали мою жену и детей, пока меня не будет дома: здесь остается гугенот.
– Ла Моль?! – воскликнул Коконнас, отшатнувшись.
– Да! Нечестивец попал в пасть волку.
– Как? Вы нападете на собственного постояльца? – спросил Коконнас.
– Для этого я и оттачивал свою рапиру.
– Ну, ну! – произнес пьемонтец, хмуря брови.
– До сих пор я резал только кроликов, кур да уток и ни разу – человека, даже не знаю, как это делается, – ответил почтенный трактирщик. – Вот я и поупражняюсь на постояльце. Если я это сделаю коряво – по крайности некому будет смеяться надо мной.
– Дьявольщина! Это жестоко! – вознегодовал Коконнас. – Месье де Ла Моль ужинал со мной, месье де Ла Моль играл со мной в карты.
– Но месье де Ла Моль еретик, – ответил Морвель. – Месье де Ла Моль обречен, и, если не убьем его мы, его убьют другие.
– Не говоря уже о том, что он выиграл у вас пятьдесят экю, – добавил хозяин.
– Верно, – ответил Коконнас, – но выиграл честно, я в этом уверен.
– Честно или нет, а платить придется, если же я убью его – вы будете в расчете.
– Ну, ну, господа, поторапливайтесь! – сказал Морвель. – Стреляйте из аркебузы, колите рапирой, стукните его молотком, кистенем, чем хотите, только кончайте с ним скорее, если хотите исполнить ваше обещание и прийти вовремя к адмиралу на помощь герцогу Гизу.
Коконнас тяжело вздохнул.
– Сейчас сбегаю к нему, – сказал Ла Юрьер, – подождите меня.
– Дьявольщина! – воскликнул Коконнас. – Он еще причинит страдания несчастному юноше, а может быть, и обворует. Я пойду, чтобы в случае чего прикончить его сразу и не дать обворовать.
Движимый этой благородной мыслью, Коконнас бросился по лестнице вслед за мэтром Ла Юрьер и быстро догнал его, так как Ла Юрьер, поднимаясь по лестнице, все больше начинал раздумывать и, соответственно, замедлять свои шаги. В ту минуту, как он и следовавший за ним Коконнас подходили к двери в комнату Ла Моля, раздались выстрелы на улице. Слышно было, как Ла Моль вскочил с кровати и под его ногами заскрипели половицы.
– Черт! – пробурчал встревоженный Ла Юрьер. – Видать, он проснулся.
– Как будто так, – ответил Коконнас.
– Он будет защищаться, а?
– Он такой, что может. Послушайте, мэтр Ла Юрьер, вот будет штука, если он вас убьет.
– Гм! Гм! – протянул Ла Юрьер.
Но, чувствуя в руках хорошую аркебузу, он набрался духа и сильным ударом ноги распахнул дверь.
Ла Моль без шляпы, но одетый стоял, загородив себя кроватью, в руках у него были пистолеты, в зубах – шпага.
– Та-та-та! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, мэтр Ла Юрьер. Ну что же вы? Вперед!
– А-а! Как видно, меня собираются убить! – крикнул Ла Моль. – И это ты, мерзавец?
Мэтр Ла Юрьер ответил тем, что приложил аркебузу к плечу и стал целиться в молодого человека. Но Ла Моль следил за его движениями: в самый момент выстрела он упал на колени, и пуля пролетела у него над головой.
– Ко мне, ко мне, месье Коконнас! – крикнул Ла Моль.
– Ко мне, ко мне, месье Морвель! – кричал Ла Юрьер.
– Честное слово, месье де Ла Моль, – ответил Коконнас, – все, что я могу сделать в этом случае, это не выступать против вас лично. По-видимому, сегодня ночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпутывайтесь сами как умеете.
– А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну подождите!
И Ла Моль, прицелившись из пистолета, нажал собачку. Ла Юрьер, все время наблюдавший за ним, отскочил в сторону, но Коконнас, не ожидая такого ответа, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.
– Дьявольщина! – крикнул он, заскрежетав зубами. – Принимаю вызов. Померяемся силой, раз ты хочешь.
И, обнажив свою рапиру, он бросился на Ла Моля.
Будь они один на один, Ла Моль, конечно, принял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял мэтр Ла Юрьер, снова заряжавший аркебузу, а кроме того, Морвель уже спешил на зов трактирщика, взбегая по лестнице через две ступеньки. Поэтому Ла Моль скрылся в смежный отдельный кабинет и заперся там на задвижку.
– Ах, прохвост! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну подожди, я тебе наделаю сейчас столько дыр в теле, сколько ты выиграл у меня экю! Я-то пришел к тебе, чтобы тебя не мучили, не обокрали, а ты отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди, мозгляк! Погоди!
В это время мэтр Ла Юрьер подошел к двери кабинета и, ударив в нее прикладом аркебузы, разбил дверь в щепы.
Коконнас влетел в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: в кабинете было пусто, а окно открыто.
– Он, наверно, выпрыгнул в окно, – сказал трактирщик. – Но это пятый этаж, и он разбился насмерть.
– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, перелезая через подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обратно в комнату.
– Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. – Вы убьетесь.
– Вот еще! – ответил Коконнас. – Я горец, лазил и по ледникам. А если меня еще оскорбили, так я за оскорбителем полезу хоть на небо или спущусь в ад, какой бы дорогой он ни отправился туда. Пустите меня!
– Послушайте, – сказал Морвель, – или он уже мертв, или уже далеко. Идемте с нами. Не беда, если этот ускользнул от вас, вы найдете тысячу других.
– Вы правы, – прорычал Коконнас. – Смерть гугенотам! Мне необходимо отомстить за себя, и чем скорее, тем лучше.
Все трое скатились с лестницы, как лавина.
– К адмиралу! – крикнул Морвель.
– К адмиралу! – повторил Ла Юрьер.
– К адмиралу так к адмиралу, – согласился Коконнас.
Оставив «Путеводную звезду» на попечение Грегуара и прочих слуг, все трое выскочили из дома и побежали на улицу Бетизи, где находилось жилище адмирала. Яркое пламя и грохот выстрелов указывали направление.
– Кто это там идет? – спросил Коконнас. – Какой-то человек без колета и без перевязи.
– А, это кто-нибудь спасается, – сказал Морвель.
– Ну же, ну! У вас аркебуза, – крикнул ему Коконнас.
– Нет, ни за что, я берегу порох для лучшей дичи.
– Тогда вы, Ла Юрьер!
– Подождите, подождите! – сказал трактирщик, прицеливаясь.
– Ждать? Вот еще! – крикнул Коконнас. – Пока вы ждете, он убежит.
Он кинулся за несчастным и вскоре настиг его, так как беглец был ранен. Чтобы не наносить удара в спину, Коконнас крикнул ему: «Обернись, обернись!» Но в тот же миг раздался выстрел, мимо ушей Коконнаса просвистела пуля, и беглец покатился по земле, как заяц, настигнутый на всем бегу выстрелом охотника.
Позади Коконнаса раздался торжествующий крик; пьемонтец обернулся и увидел трактирщика, потрясавшего своим оружием.
– Ага, на этот раз почин сделан!
– Да, но вы чуть не прострелили меня насквозь.
– Берегитесь! Берегитесь! – крикнул Ла Юрьер.
Коконнас отскочил назад. Раненный пулей незнакомец приподнялся на одно колено и, горя местью, хотел ударить Коконнаса кинжалом, но трактирщик вовремя предостерег пьемонтца.
– Ах, гадина! – прорычал Коконнас, набросился на своего врага, три раза вонзил ему в грудь шпагу по самую рукоять и, оставив его биться в предсмертных судорогах, крикнул: – А теперь к адмиралу, к адмиралу!
– Эге, дорогой мой дворянин, вы, кажется, входите во вкус, – сказал Морвель.
– Да, – ответил Коконнас. – Запах ли пороха пьянит меня, или вид крови так волнует, но меня тянет убивать. Это своего рода облава на людей. До сих пор я так охотился только на волков и медведей, но, честное слово, облава на людей мне кажется гораздо интереснее!
И все трое побежали к адмиралу.
VIII. Бойня
Дом, отведенный адмиралу, стоял, как мы сказали, на улице Бетизи. Он представлял собой большое здание в глубине двора, выходившее двумя крыльями на улицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отделявшей дом от улицы, вели во двор.
Когда три наших гизовца выбежали на улицу Бетизи, служившую продолжением улицы Фосе-Сен-Жермен-Л’Озеруа, они увидели, что дом адмирала окружен швейцарской стражей, солдатами и вооруженными горожанами. В руках у них мелькали пики, шпаги или аркебузы, а некоторые в свободной руке держали факелы и освещали эту сцену погребальным колеблющимся светом, который, следуя движениям факелоносцев, то падал на мостовую, то полз по стенам вверх, то пробегал по этому живому морю, где каждый предмет вооружения отсвечивал своим особым блеском. Вокруг, на близлежащих улицах – Тиршап, Этьен и Бертен-Пуаре, – свершалось страшное дело. Слышались пронзительные крики, громыхали выстрелы, и время от времени какой-нибудь несчастный гугенот, бледный, окровавленный, полуголый, большими прыжками, как преследуемая лань, вбегал в зловещий световой круг, где, точно демоны, метались люди.
Через минуту Коконнас, Морвель и Ла Юрьер, встреченные, по их белым крестам, громкими приветствиями, очутились в самой гуще толпы, тяжело дышавшей и тесно сомкнутой, как стая гончих. Они, конечно, не пробрались бы сквозь нее, но многие, узнав Морвеля, дали ему дорогу. Коконнас и Ла Юрьер протиснулись вслед за ним, и все трое очутились во дворе, так как ворота и две калитки были выломаны. Посреди двора стоял человек на пустом пространстве, почтительно освобожденном для него убийцами; он опирался на обнаженную рапиру и не сводил глаз с балкона, выступавшего перед стеклянной дверью в центре здания на высоте около пятнадцати футов от земли. Этот человек нетерпеливо притопывал ногой и время от времени оборачивался, чтобы задать вопрос стоявшим ближе к нему людям.
– Все нет! – сказал он. – Никого!.. Наверно, его предупредили, и он бежал. Дю Гаст, как думаете?
– Это невозможно, ваша светлость.
– Почему? Вы же мне сами говорили, что за минуту до нашего прихода какой-то человек без шляпы, с обнаженной шпагой в руке, бежавший точно от погони, постучал в ворота и его впустили.
– Верно, ваша светлость! Но почти сейчас же вслед за ним пришел Бэм, ворота были выломаны, а дом окружен. Человек действительно вошел, но выйти он не мог никак.
– Эге! Если не ошибаюсь, ведь это герцог Гиз? – спросил Коконнас мэтра Ла Юрьер.
– Он самый. Да, великий Генрих Гиз собственной персоной, и он, наверно, дожидается, когда выйдет адмирал, чтобы разделаться с ним так же, как адмирал разделался с его отцом. Каждому свой черед, а сегодня, слава богу, пришел наш.
– Эй! Бэм! Эй! – громко крикнул герцог. – Неужели еще не кончили?
И концом своей тоже нетерпеливой шпаги он высек искры из каменной мостовой двора.
В доме послышались какие-то крики, затем выстрелы, сильный топот и звяканье оружия. Потом все разом стихло.
Герцог рванулся к дому.
– Ваша светлость, ваша светлость! – сказал Дю Гаст, останавливая герцога. – Ваше достоинство требует, чтобы вы оставались здесь и ждали.
– Ты прав, Дю Гаст! Спасибо! Я подожду. Но, правду говоря, я умираю от нетерпения и беспокойства. А вдруг он улизнул!
Теперь топот ног в доме стал слышнее, и на оконных стеклах второго этажа заиграли красные отблески, как при пожаре.
Стеклянная дверь, не один раз привлекавшая взоры герцога, распахнулась или, вернее, разлетелась вдребезги, и на балконе появился человек; лицо его было бледно, шея залита кровью.
– Бэм! Наконец-то! – крикнул герцог. – Ну что? Что?
– Сдесь! Фот! Фот! – спокойно ответил немец, затем нагнулся, и через несколько секунд стал напряженно разгибаться, видимо, приподнимая какую-то большую тяжесть.
– А где остальные, где остальные? – нетерпеливо спросил герцог.
– Оздальные кончают оздальных.
– А ты что делаешь?
– Сейчас увидите; отойтить назат немношко.
Герцог сделал шаг назад.
В эту минуту стало видно и то, что немец с таким усилием подтягивал к себе.
Это было тело старика.
Бэм поднял его над перилами балкона, раскачал в воздухе и бросил к ногам своего хозяина.
Глухой звук падения, кровь, хлынувшая из тела и широко обрызгавшая мостовую, ужаснули всех, не исключая герцога, но чувство ужаса длилось недолго, уступив место любопытству – все присутствующие подались на несколько шагов вперед, и дрожащий свет факела упал на жертву. Стали видны и седая борода, и строгое почтенное лицо, и руки, застывшие в смертной неподвижности.
– Адмирал! – вскрикнули разом двадцать голосов и разом смолкли.
– Да, адмирал, это он! – сказал герцог, подойдя к телу и с затаенной радостью разглядывая своего врага.
– Адмирал! Адмирал! – вполголоса повторяли свидетели этой жуткой сцены, сбившись в кучу и робко приближаясь к великому поверженному старцу.
– Ага, Гаспар! Вот ты наконец! – торжествующе произнес герцог Гиз. – Ты велел убить моего отца, теперь я мщу тебе!
И он дерзко поставил ногу на грудь протестантского героя.
В тот же миг глаза умирающего с трудом открылись, простреленная, залитая кровью рука его сжалась в последний раз, и, оставаясь все так же недвижимым, адмирал ответил замогильным голосом:
– Генрих Гиз, настанет час, когда и ты почувствуешь на своей груди ногу твоего убийцы. Я не убивал твоего отца. Будь проклят!
Герцог вздрогнул, побледнел, и ледяной холодок пробежал по его телу. Он провел рукой по лбу, как бы отгоняя от себя мрачное видение, затем опустил руку и решился еще раз взглянуть на адмирала, но глаза убитого уже закрылись, рука лежала неподвижно, а вместо ужасных слов изо рта хлынула черная кровь, заливая седую бороду.
Герцог с какой-то отчаянной решимостью взмахнул шпагой.
– Итак, монсир, фы доволен? – спросил его Бэм.
– Да, да, мой храбрый Бэм! – ответил Гиз. – Ты отомстил…
– За херцог Франсуа, да?
– За религию, – упавшим голосом ответил Гиз. – А теперь, – продолжал он, обращаясь к швейцарцам, солдатам и горожанам, заполнившим улицу и двор, – за дело, друзья мои, за дело!
– Здравствуйте, месье Бэм, – сказал Коконнас, с чувством восхищения подходя к немцу, все еще стоявшему на балконе и спокойно вытиравшему свою шпагу.
– Так это вы спровадили его на тот свет? – восторженно крикнул ему Ла Юрьер. – Как это удалось вам, достопочтенный месье Бэм?
– О-о! Ошень просто, ошень просто! Он слыхал шум, отворял свой тверь, я протыкал его мой рапир. Но это еще не все, я думай, Телиньи еще стоит за себя, я слышу, как он кричит.
Действительно, в эту минуту донесся из дома отчаянный, как будто женский вопль. Показались фигуры двух бежавших мужчин, которых преследовала целая вереница убийц. Одного мужчину убили выстрелом из аркебузы; другой добежал до открытого окна и, не обращая внимания ни на высоту, ни на врагов, ждавших его внизу, бесстрашно прыгнул во двор.
– Бей! Бей! – закричали преследователи, видя, что жертва может ускользнуть.
Прыгнувший человек поднялся на ноги, подобрал шпагу, выпавшую у него из рук при падении, бросился стремглав сквозь толпу, сбил трех или четырех с ног, проткнул кого-то шпагой и среди треска пистолетных выстрелов и ругани промахнувшихся по нему солдат мелькнул как молния мимо Коконнаса, с кинжалом в руке поджидавшего у ворот.