– Его могут так повысить из-за исмаилитских реликвий? – Похоже, что вещи ас-Сабаха стоили куда дороже, чем я мог вообразить.
– Карлик, который сумел далеко плюнуть, все равно не станет великаном, – печально сказал де Мегиддельяр, повернулся и вышел из комнаты.
Мы переглянулись со Славой. Корефан подмигнул.
Я посмотрел на свою правую руку. Что было в этих украшениях такого, из-за чего члены ордена предавали начальство и братьев и вступали в тайные союзы с врагом?
Де Мегиддельяр спустился в холл и завернул к двери под лестницей. Достал связку ключей, отпер два замка. Хенаро Гарсия вежливо подтолкнул клерка в спину, чтобы следовал за приором.
Мы сошли в подвал. Де Мегиддельяр включил свет.
– Вот здесь, – сказал он. – Здесь находится медитационная комната медиума. Здесь хранится Бафомет. Приготовьтесь, господа, сейчас вы его увидите.
Подвал в новорусском коттедже я почему-то представлял себе с цементным полом. Заливается же в качестве фундамента бетонная подушка. Однако испанские рыцари и тут ухитрились соблюсти обет добровольной бедности – пол был земляной, половину подвала занимал дощатый помост. Поверх досок бросили толстый синтетический коврик. Напротив помоста в землю был врыт шест высотою в рост человека. На шест была насажена мумифицированная голова пожилого мужчины, изрядно закопченная, но впоследствии тщательно очищенная. Веки и губы были зашиты нитками. Бережно расчесанная седая бородка клинышком придавала голове сходство с рассеянным академиком из довоенного фильма, не хватало только пенсне и черной профессорской шапочки. От головы попахивало тухлятиной.
Слава и я потоптались у легендарного Бафомета. Я не мог поверить, что инквизиторское пугало, которым трибуналы Святейшего Обвинения стращали обывателей в четырнадцатом веке, существует в наши дни и вдобавок активно используется!
– Значит, это были не сказки, – пробормотал я. – Бафомет действительно существует.
Я вдруг понял, что существует не только Бафомет, но и тамплиеры. К тому же их немало, судя по рассказам Гоши Маркова и де Мегиддельяра. Жизнь повернулась ко мне удивительной и пугающей стороной. Древние тайные общества не были мифом. Существовал Бафомет и существовали тамплиеры. И они не были самозванцами – самозванцы не хранят в подвале мумифицированные головы для решения задач прикладного характера. Рыцари Алькантары не были тамплиерами, но являлись продолжателями средневековых традиций. Чтобы в этом убедиться, я должен был увидеть доказательство своими глазами.
– Это наш оракул, – сказал приор. – Хорхе Эр-рара изготовил его в Москве, когда мы еще не выбрали город, в котором остановимся.
– Кого для этого потребовалось убить? – угрюмо поинтересовался я. – Кого из светил российской науки вы угробили?
– Это голова академика Фламенко, – сообщил де Мегиддельяр.
– Академика Фламенко?!
– Да.
Я расхохотался.
– Ты чего, Ильюха? – забеспокоился Слава.
– Довольно неподходящий объект для Бафомета! – хихикнул я, отворачиваясь от головы. Смех был нервный, и я судорожно сжал браслет. – Академик Фламенко – это же знаменитый ученый-разоблачитель, срывавший покровы, скрывающие постыдные тайны мировой истории. Не удивительно, что Эррара получал от него путаные телепатемы с налетом мудрости, в которых затем не мог разобраться. У вас ведь были проблемы с показаниями оракула? – обратился я к приору.
– Э-э... некоторые затруднения возникали, – согласился де Мегиддельяр. – Я относил это к способностям Хорхе.
– Со способностями у Хорхе было все в порядке. Просто Эррара ошибся, погнавшись за научным званием. – Я не стал знакомить де Мегиддельяра с существованием в России массы левых академий с громкими названиями, тема была слишком велика для разговора в подвале. – В общем, российская наука урона не понесла, и слава Богу! Жаль только, что Эррара не добрался до учеников академика.
Посмеиваясь, я выбрался из подвала. Хенаро Гарсия забрал мумифицированный трофей и погнал несчастного клерка, как овчарка гонит отбившуюся от стада овцу. Мы вышли на свежий воздух. Де Мегиддельяр запер дом.
– Я могу попросить вас похоронить голову? – спросил он.
– Сначала я хотел бы получить наши деньги, – мягко ответил я.
– Пожалуйста. – Де Мегиддельяр вытащил бумажник и отсчитал деньги. У бедного рыцаря что-то еще оставалось.
– Я возьму башку, – сказал Слава.
Мы вышли за ворота. Я забрался на водительское кресло и наблюдал, как Хенаро Гарсия заталкивает в «мерседес» клерка. Де Мегиддельяр величественно стоял рядом. Это был уставший идальго. Печальный великан.
* * *
– Кидай ее назад, между сиденьями, – брезгливо сказал я.
Слава забросил на пол голову академика Фламенко, я включил зажигание.
Мы помчались на похороны. Сердце, голоса которого рекомендовали слушаться Петрович и Слава, подсказывало захоронить жертву в кладбищенской земле. В Парголово я свернул и через десять минут остановился возле Северного погоста.
– У тебя лопата есть? – спросил корефан.
– Нету.
– Руками придется рыть.
– У нас есть ножи, – сказал я.
– Тогда пошли. – «Афганец» подцепил за бороду голову академика, и мы выбрались из машины.
Постояли, осмотрелись. До ворот кладбища было еще далеко, людей не наблюдалось.
– Ну что, пошли? – спросил «афганец». Ему, как и мне, страшновато было нести голову по открытой местности.
– А фигли делать? – сказал я. – Пошли, раз приехали.
Между деревьями, где валялись старые памятники и пользованные оградки, мы и решили похоронить голову-оракул. Северное кладбище растет, подпитываемое мертвецами города Питера, и скоро доберется сюда. Слава опустился на корточки, достал пику и принялся бешено рвать ею землю с корнями дикорастущих трав. Когда он разрыхлил приличный участок, я начал отгребать руками землю. Довольно быстро мы выкопали глубокую круглую яму. Под слоем дерна земля оказалась мягкой, лесной. Слава бережно уложил голову академика Фламенко на дно могилы, и мы быстро засыпали ее ногами. Притоптали и замаскировали дерном.
– Давай навалим сверху плиту, – предложил корефан.
– Давай.
Тяжелую половину треснувшего памятника, выкинутого с кладбища за ненадобностью, мы бросили поверх земляного холмика. Плита почти целиком закрыла выброшенную землю. После первого хорошего дождя будет не разглядеть, что здесь копали.
– Ну и хорош! – ободрил Слава, пиная ногой камень. Он не сдвинулся с места.
Постояли немного молча. Надо было что-то сказать. Что говорят в таких случаях?
– Покойся с миром, никчемная жертва рыцарей, – пробормотал я. – Легкого тебе лежанья.
– Пусть будет земля пухом, – добавил Слава.
– Кстати, вот твоя доля, – я протянул корефану пятьсот евро.
– Ага. – «Афганец» сунул деньги в задний карман джинсов и посмотрел на меня. – Ну, чего, Ильюха, теперь надо бы того... Помянуть.
– Не вопрос, – сказал я, двигаясь к машине, – только не за рулем. Доедем до дома, осядем в нормальном кабаке.
Ночевать я сегодня собирался у Маринки. Рулить надо было через весь город. Когда проезжали через центр, я глянул на часы.
– Время еще есть, завернем в «Хорс-мажор»? Рокабилли сейчас как раз должны быть в ударе.
– Дались тебе эти рокеры, Ильюха, – покачал головой Слава. – Че ты на них запал?
– Почему бы и нет? Забавные люди, живая оригинальная музыка. К тому же нас с ними свело само Небо. Помнишь божество «Раут—шестьдесят шесть»? Нельзя пренебрегать вмешательством высших сил!
– Ты же вроде только прикалывался с ихнего божества.
– Так иногда бывает: поначалу прикалываешься, а потом – раз и поверил.
– Серьезно что ли?
– Слышал о теории эгрегора?
– Чего? Ну так, слышал краем уха. Че за мандула?
– Эгрегор – это такое маленькое божество, которое появляется, когда в него уверуют. Чем больше в него верят, тем сильнее божество становится. Если ты читал внимательно Библию, а в тюрьме ты ее наверняка читал от скуки, то помнишь, что Иегова поначалу был мелким злобным божком. Только потом, благодаря стараниям патриархов, он стал могучим и не таким мстительным.
– Сильные люди – добрые люди.
– Правильно. Раут—шестьдесят шесть как раз такой эгрегор, вступивший в стадию угасания. Раньше он был большим и добрым, когда о нем грезили миллионы, теперь он переживает осень патриарха, но тем не менее вполне силен. Если подключиться к эгрегору, можно рассчитывать на его защиту.
Слава красноречиво вздохнул, воздержался от комментариев и стал смотреть в окно. Я вывернул с набережной на задворки Невского проспекта и покатил к «Хорс-мажору», предвкушая нескучный вечер.
Сердце замерло. Пол-улицы перегораживала здоровенная красная корма пожарного «ЗИЛа». По тротуару текла вода. Я объехал «ЗИЛ», сбавив скорость до предела. Объезжать пришлось также милицейскую «Газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» и открытый люк, из которого вылезал брезентовый пожарный рукав. Кабак был раскурочен. Вывеска с конем в пальто криво висела на одном болте. Стекла были выбиты, из окон вился слабый дымок.
Миновав казенные машины, я придавил педаль газа и свалил подальше от взорванного кафе. Пересек Невский и вырулил на Вознесенский проспект.
– Вот то же самое я увидел, когда приехал продавать исмаилитские древности в «Аламос», – нарушил я тягостное молчание. – «Черные» опять взорвали бомбу.
– Надо бы узнать, как твои рокеры поживают. Погоди, сейчас не звони, – остановил Слава, заметив, что я дернулся за телефоном. – Сейчас их мусора допрашивают, позвонишь – спалишься. – Логично, – согласился я. Действительно, встрять в разгар общения Рикки с опером («Кто звонит? Мой приятель. Он сегодня с какими-то „черными“ схлестнулся. Пожалуйста, вот его телефон».) или послать вызов на мобильник, снятый ментом с трупа («Сейчас номерок пробьем по базе данных. Ого, какие люди в Голливуде! Завтра вызываем на допрос и – в камеру».), было бы верхом неосмотрительности.
В гробовом молчании я довез корефана до дома. После «Хорc-мажора» поминать академика Фламенко расхотелось. Слава, впрочем, уговорил тормознуть у ларька, купил нам по бутылке пива.
– Давай... за хороняку. – Подождав, когда я остановлюсь напротив Ксениной парадной, друган сковырнул зубами пробку и выжидательно посмот рел на меня.
Я ловко поддел пробку кинжалом ас-Сабаха. Хлопнув, она ударилась о ветровое стекло и скатилась мне на колени.
– За академика. – Я пригубил теплое жгучее пиво. Злые острые пузырьки кусали язык. – Надо же, мумией на старости лет заделался. Слава, ты знаешь, что у мумии мозги достают крючком через ноздри, предварительно как следует взболтав? За совывают в нос особый крючок, протыкают до самого вместилища ума и так... тр-р-р-р-р! Как в миксере. Я видел египетские бронзовые крючки, довольно тонкая работа. Сейчас таких не делают.
«Афганец», который собственноручно жарил на костре шведского снайпера, понимающе хмыкнул.
– Ловко орудуя крючком, мумификаторы приводят мысли в совершенный беспорядок. А потом и вовсе выдирают их из головы и выкидывают прочь. Бедный Фламенко! Впрочем, у него никогда не было мозгов.
– За что ты его так не любишь, Ильюха? – спросил корефан.
– За то, что человек сделал себе имя на утверждении, будто историческая наука – большая и планомерная ошибка. Античные источники подделаны, историки работают с непроверенными данными, а вся древняя хронология нуждается в кардинальном пересмотре. В конце концов, воинство Христа, существование которого академик также подвергал сомнению и переносил в средневековую Европу, отрезало ему голову и насадило на шест, вкопанный в землю. После чего с академиком стали вести общение совершенно иного плана, астрального, и совершенно иным способом, телепатическим. Он такого и вообразить-то не мог. Фламенко был последовательным материалистом. В результате то, что он отвергал при жизни, после смерти явилось во всей полноте ощущений. Представляю, каково было с ним общаться Эрраре: входишь в транс, и тебя грузят туманными телепатемами, вроде бы солидными и убедительными, но на поверку никуда не годными предсказаниями. Хуже, что неверные пророчества головы-оракула сказались на нас. Вот за это я и не люблю академика Фламенко.
– Теперь понятно, – кивнул Слава. Посидели в тишине.
– Бурный день нынче выдался, – обронил я.
– И длинный, как за три, – добавил «афганец». – Ладно, не прощаемся.
Слава сунул мне лапу, выбрался наружу и зашагал к подъезду. На ходу запрокинул дно к небу, и одной бутылкой пива на Земле стало меньше.
Когда друг скрылся в доме, я приоткрыл дверцу, аккуратно поставил почти полную бутылку на асфальт и уехал. На душе было так тоскливо, что организм решительно не принимал алкоголь.
* * *
– Мама с папой возвращаются! – обрадовала Маринка наутро.
– Сегодня? – Да, ближе к вечеру.
– Радость-то какая! – пробормотал я.
Дорогие мои родственнички вознамерились вернуться с дачи. Это означало, что у Маринки прятаться больше нельзя. Бывшему тестю с тещей я предпочитал компанию хашишинов с кабальеро Эррарой в придачу. С ними я хотя бы знал, как справляться.
Я полежал, закинув руки за голову. С хашишинов мысли сразу перетекли на взорванный «Хорс-мажор». Вспомнился сожженный офис «Аламоса». Безуспешные попытки отыскать «хвост». Девиз параноиков: «Если вы не заметили слежку, значит, наблюдатели хорошо прячутся» – я разделял целиком и полностью. Инцидент с рокабилли добавил масла в огонь, в душе разгорелась паника. Бежать! Собрать вещи и смыться из города. Деньги есть, домой не заезжать. Свалить в глушь и отсидеться до весны. Никому ничего не рассказывать. Потом объявлюсь, когда все само собой уладится!
Отбросив одеяло, я рывком сел на кровати, стиснул браслет и замер.
Нет, бежать глупо. Это совершенно не выход. Я зря паникую. Какая контрразведка, какой уголовный розыск? Что я мечусь? Надо дело делать и двигаться вперед, а не забиваться в глубокую нору. Причин пугаться до потери рассудка в действительности нет. Допустим, взорвали кабак. А жертвы? Они вообще есть? Для страха нужны основания. Какие у меня имеются причины, чтобы бросить все и мчаться сломя голову на край света? Пока что никаких. Вначале надо узнать, что там действительно произошло.
Я разжал пальцы. На левой руке отпечатался рельеф браслета Хасана ас-Сабаха. Я зачем-то лизнул ладонь, решительно встал и выкопал из кучи одежды сотовый телефон. Отыскал визитную карточку Рикки. Набрал номер.
– Слушаю.
– Рикки? Это Илья. Ты там живой?
– Да, детка, я такой! Меня так просто не убьешь.
– Проезжал вчера мимо... Что у вас там случилось?
– Что случилось? Взорвали нас. Я замялся, подбирая уместные слова. – ... Пострадавшие есть?
– Бармена контузило слегонца. Нам бомбу под дверь положили, рвануло снаружи, вся сила в воздух ушла. Дверь только выбило и вывеску сковырнуло.
– Слава Богу! – У меня камень с души свалился. – Я вчера соваться не стал, там пожарные работали. Решил не лезть им под руку.
– Что не позвонил? – с подозрением спросил Рикки.
– Забыл.
– Тут с тобой Дик хотел поговорить.
– Где он?
– Здесь, на развалинах «Хорс-мажора». Мы тут собрались, разгребаем.
– Я заеду.
– Когда?
– Через час, – закончил я разговор.
Пятнадцать минут ушло на сборы. Я внимательно осмотрел квартиру, подчищая следы своего здесь пребывания. Почему-то не хотелось, чтобы Валерия Львовна узнала обо мне. Собирать, впрочем, оказалось нечего. Все пожитки уместились на мне.
– До свидания, дорогая, – я поцеловал Маринку на прощание. – Маме привет от меня передавать не надо. Созвонимся. Я вернусь с победой!
– Буду очень скучать.
– Я тоже, дорогая, я тоже.
К «Хорс-мажору» я подъехал через час, как обещал. Едва не промчался мимо, потому что вывеску сняли. Только по суете мужиков в комбинезонах определил место вчерашнего теракта. Двое работяг устанавливали новую дверь, третий копался в кузове грузовой «Газели», гремя чем-то жестяным.
– Разрешите? – Я протиснулся мимо рабочих и оказался в кафе.