– Кто он, твой дружок-варвар? – обратился он к Фавонии.
– Эрих фон Харбен, гость Септимуса Фавония, – высокомерно ответила девушка.
Повернувшись к фон Харбену, она произнесла:
– Это Фульвус Фупус, который так часто пользуется гостеприимством Септимуса Фавония, что считает своим долгом критиковать его гостя.
Фупус покраснел.
– Прошу прощения, – сказал он, – но здесь бывает такая разношерстная публика, что легко попасть впросак. Последний гость, насколько я помню, был обезьяной, а до него пригласили варвара, негра из внешней деревни. Как вы видите, гости здесь становятся все интереснее, и я уверен, что варвар Эрих фон Харбен не составит исключения из правила.
Тон его был таким саркастическим и неприятным, что фон Харбен насилу сдержался.
К счастью, в этот момент подошел Маллиус Лепус, и фон Харбен был официально представлен Фавонии. С этой минуты Фульвус Фупус перестал обращать внимание на фон Харбена и всецело посвятил себя Фавонии. Из их беседы фон Харбен понял, что они состоят в дружеских отношениях, причем довольно близких, и пришел к выводу, что Фупус влюблен в Фавонию.
И еще одно открытие сделал фон Харбен: он сам влюбился в Фавонию. Влюбился пылко, чего с ним ранее не бывало и даже возненавидел Фульвуса Фупуса, которого еще четверть часа назад даже не знал, за то, что тот глядел на Фавонию с нескрываемым обожанием.
Вскоре явился Септимус Фавоний, предложивший пройти в термы, на что Маллиус Лепус шепнул фон Харбену, что его дядя горит желанием показать нового гостя своим знакомым.
Термы располагались в помпезном здании, перед которым собрались приглашенные.
Слуги препроводили купальщиков в раздевалки, мужчин в один конец здания, женщин в другой.
Оказавшись в жарком помещении, фон Харбен снял с себя одежду, после чего его тело умастили благоухающими маслами, а затем его повели в очень жарко натопленную комнату, откуда вместе с другими мужчинами он прошел в зал, где собрались мужчины и женщины. В центре находился бассейн, вокруг которого было установлено множество скамей из полированного гранита.
Предвкушая предстоящее погружение в чистую, свекую воду фригидария, прохладного помещения в термах, фон Харбен тем не менее больше всего жаждал насладиться обществом Фавонии, которая неторопливо плавала кругами в бассейне.
Разбежавшись издалека, он мастерски нырнул в воду и в несколько гребков настиг девушку. Публика разразилась овациями, которые фон Харбен пропустил мимо ушей, поскольку не ведал, что прыжки в воду были не знакомы жителям Каструм Маре.
Вошедший в фригидарий Фульвус Фупус презрительно усмехнулся, увидев прыжок фон Харбена и услышав аплодисменты. Такое он видел впервые, однако решил, что без труда сумеет проделать то же самое, утерев нос варвару и возвысившись в глазах патрициев, не говоря уже о Фавонии.
Подражая фон Харбену, он подбежал к краю бассейна, оттолкнулся и рухнул вниз, плюхнувшись на живот, от чего у него перехватило дыхание.
Хватая воздух ртом, он еле добрался до края бассейна, где его встретил смех забрызганных им патрициев. Залившись от стыда краской, он метнул на фон Харбена ненавидящий взгляд, вылез из бассейна злой как черт и бросился в раздевалку.
– Уже уходишь, Фупус? – спросил молодой патриций, снимая с себя одежду.
– Да, – буркнул Фупус.
– Я слышал, что ты пришел с Септимусом Фавонием и его новым диковинным гостем. Что он из себя представляет?
– Я тебе скажу, Цецилий Метеллус. Человека этого зовут Эрих фон Харбен. Он выдает себя за вождя Германии, но я ему не верю.
– А по-твоему, кто он? – равнодушно спросил Метеллус.
Фупус приблизился к нему вплотную.
– Я полагаю, он шпион из Кастра Сангвинариуса, – зашептал он, – а прикидывается варваром.
– Однако в народе поговаривают, что он с трудом изъясняется по-нашему.
– Он водит нас за нос, – сказал Фупус. Метеллус покачал головой.
– Септимус Фавоний не глуп. Его вокруг пальца не обведешь, – проговорил он.
– Только один человек может установить истину. Немедленно иду к нему.
– Кого ты имеешь в виду? – спросил Метеллус.
– Валидуса Августа, императора Востока.
– Не дури, Фупус, – попытался отговорить его Метеллус. – Тебя же поднимут на смех, – в лучшем случае. Или ты забыл, что Септимус Фавоний пользуется расположением императора?
– Возможно. Но мне также известно, что Септимус Фавоний – друг Кассия Асты, племянника императора, которого Валидус Август обвинил в измене и изгнал из страны. Придется раскрыть императору глаза на то, что Эрих фон Харбен – тайный агент Кассия Асты, который, как утверждает молва, бежал в Кастра Сангвинариус.
Цецилий Метеллус засмеялся.
– Что ж, выставляй себя на посмешище, раз тебе невтерпеж.
IX. ИМПЕРАТОР ЗАПАДА
Тарзан сидел на корточках, привалившись спиной к стене, и тоскливо глядел в оконный просвет на звезды. Будучи детищем дикой природы, не терпящим над собой насилия, человек-обезьяна, как и любой другой зверь, попавший в клетку, остро переживал вынужденное заточение. А обладая человеческим разумом, он, без сомнения, страдал куда сильнее, чем низшие животные.
Лукеди и остальные товарищи по плену давно заснули, а Тарзан все глядел и глядел на вольные звезды, завидуя их свободе, пока не заслышал тихий звук со стороны арены, которая находилась вровень с открытым окном камеры.
Снаружи раздавались чьи-то осторожные шаги, приглушенные песком, покрывавшем арену. Немного погодя в окне на фоне неба обозначился знакомый силуэт.
Тарзан улыбнулся и едва слышно шепнул имя. В следующий миг Нкима скользнул между прутьев, спрыгнул на пол и обвил шею хозяина длинными мускулистыми лапками.
– Ну пойдем домой, – молил Нкима. – Почему ты сидишь под землей в этой темной дыре?
– Видел ли ты клетку, где держали Джад-бал-джа, золотого льва? – спросил Тарзан.
– Да, – ответил Нкима.
– Джад-бал-джа не смог бы выйти, не открой мы решетку, – объяснил Тарзан. – Вот и я оказался в клетке и не могу выйти, пока не откроют дверь.
– Я приведу Мувиро и его гомангани с острыми палками, – сказал Нкима. – Они вызволят тебя.
– Нет, Нкима, – возразил Тарзан. – Придется мне выбираться самому – Мувиро не поспеет. А если даже поспел бы, то многие из моих храбрых вазири полегли бы здесь вместе с Мувиро.
Через некоторое время Тарзан заснул вместе с Нкимой, забравшимся к нему на руки, а когда человек-обезьяна проснулся, Нкимы уже и след простыл.
Утром дверь открыли, и в камеру ввалились солдаты. Среди них был молодой офицер в сопровождении чернокожего раба. Офицер заговорил с Тарзаном на местном наречии, но человек-обезьяна отрицательно покачал головой, показывая, что не понимает. Тогда белый что-то сказал рабу, и тот на диалекте багего спросил, понимает ли его пленник.
– Да, – ответил человек-обезьяна. Затем офицер приступил к допросу.
– Кто ты, белый человек, и что привело тебя в деревню багего? – спросил офицер.
– Я – Тарзан из племени обезьян, – пояснил заключенный. – Я искал одного белого человека, который пропал в этих горах. На откосе я потерял равновесие, упал и лишился чувств. Тут меня захватили багего, а потом на их деревню напали ваши и обнаружили меня там. Теперь ты знаешь, кто я, и надеюсь, отпустишь меня.
– С какой стати? – спросил офицер. – Разве ты гражданин Рима?
– Нет, конечно, – ответил Тарзан. – Но при чем тут это?
– Поскольку ты не римский гражданин, то, скорее всего, враг. Кто может подтвердить, что ты не из Каструм Маре?
Тарзан пожал плечами.
– Как бы тебе втолковать, что я даже не знаю, что означает Каструм Маре.
– Ты так говоришь, потому что хочешь нас провести, – сказал офицер. – Мог бы хотя бы прикинуться, что не знаешь нашего языка. Но ты еще увидишь, что нас не легко обмануть. Мы не простачки, как считают в Каструм Маре.
– Что за Каструм Маре, и где это? – спросил Тарзан.
Офицер хохотнул.
– А ты ловкий малый, – сказал он.
– Ты уверяешь, что я не смогу вас обмануть. Постарайся поверить мне хоть на минуту и ответь на мой вопрос.
– Спрашивай.
– Появлялся ли здесь недавно какой-нибудь белый? Я его разыскиваю.
– Ни один белый не приходил в эту страну с того самого дня, когда Маркус Криспус Сангвинариус повел третий отряд десятого легиона против варваров тысяча восемьсот двадцать три года тому назад.
– То есть ты знал бы о любом появлении чужеземца? – спросил Тарзан.
– Да, если речь идет о Кастра Сангвинариусе, – ответил офицер. – Другое дело, если бы он появился в Каструм Маре с востока. А сейчас давай пошевеливайся. Меня послали сюда не за тем, чтобы отвечать на твои вопросы, а доставить к тому, кто станет их тебе задавать.
По команде офицера сопровождавшие его солдаты вывели Тарзана из темницы и повели по уже знакомому коридору к выходу. Пройдя более мили по городским улицам, они подошли к внушительному строению, перед которым несла службу военная гвардия, чьи роскошные латы, шлемы и гребни на них указывали на то, что это был отборный корпус.
Тарзану показалось, что латы и шлемы изготовлены из золота. Рукоятки мечей и ножны украшали разноцветные каменья и тонкая резьба. Пышный наряд завершали плащи алого цвета.
Тарзана немедленно повели внутрь здания, а затем по широкому коридору с множеством дверей в большой прямоугольный зал, по периметру которого высились величественные колонны. В глубине зала в огромном кресле, установленном на возвышении, восседал дородный мужчина.
Здесь было много людей в живописных ярких плащах поверх красочных туник и лат. Некоторые были одеты в простые ниспадающие тоги, преимущественно белого цвета. Рабы, гонцы и офицеры то и дело выбегали с поручениями. Конвоиры Тарзана отошли за колонны и остались там.
– Где мы? – спросил Тарзан у переводчика. – Кто этот человек?
– Мы в тронном зале императора, а это сам император Сублатус.
Тарзан с любопытством наблюдал за происходящим. Люди разных сословий по очереди подходили к трону, обращаясь к императору, и хотя Тарзан не понимал, о чем идет речь, ему показалось, что все обращаются к нему с просьбами.
Среди посетителей были патриции, купцы с темным цветом кожи, варвары, негры в экзотических нарядах и даже рабы.
Император Сублатус имел внушительный вид. Поверх белой льняной туники красовались золотые латы, с плеч ниспадала пурпурная тога цезарей, ноги были обуты в белые сандалии с золотыми пряжками. Расшитая льняная лента, повязанная на лбу, являлась единственной отличительной приметой его сана.
Тут подошел судя по всему церемониймейстер и, обратившись к офицеру, приведшему Тарзана из Колизея, спросил:
– Ты Максимус Прекларус?
– Да, – ответил офицер.
– Представься с пленником.
Оказавшись перед троном, Тарзан не стал дожидаться, когда с ним заговорят, а, обратившись к переводчику багего, произнес:
– Спроси Сублатуса, почему меня задержали, и скажи ему, что я требую, чтобы меня немедленно освободили.
Негр в испуге попятился.
– Делай, что тебе говорят, – велел Тарзан.
– Что он сказал? – спросил Сублатус у переводчика.
– Я боюсь повторить его слова императору, – ответил негр.
– Я тебе приказываю, – сказал Сублатус.
– Он спрашивает, почему его задержали, и требует отпустить его.
– Кто он такой, чтобы приказывать императору? – гневно вскричал Сублатус.
– Скажи ему, – проговорил Тарзан после того, как ему перевели слова императора, – что я Тарзан из племени обезьян, но если мое имя для него в новинку, как и его имя для меня, то я найду способ показать себя. Скажи также, что я, как и он, привык требовать исполнения своих приказов.
– Увести дерзкого, – вспылил император, выслушав перевод.
Солдаты схватили Тарзана, но он рывком вырвался из их рук.
– Передай ему, – властно сказал человек-обезьяна, – что как белый человек от белого человека я требую ответа на свой вопрос. Скажи ему, что я явился сюда как друг и что не покину это помещение прежде, чем мне будет оказан достойный прием, ибо я имею на это право.
Когда его слова были переведены Сублатусу, лицо императора запылало тем же цветом, что и его императорская мантия.
– Убрать его! – закричал он. – Вызовите охрану. Максимуса Прекларуса заковать в цепи за то, что позволил пленнику оскорблять Сублатуса.
Двое солдат схватили Тарзана слева и справа, но он стряхнул их с себя с такой силой, что те стукнулись головами и упали на пол, потеряв сознание.
Человек-обезьяна с кошачьей ловкостью запрыгнул на пьедестал, на котором восседал император Сублатус. Опешив от неожиданности, воины замешкались и не успели защитить императора от последовавшего позорища. Схватив Сублатуса за грудки, Тарзан вырвал его из кресла, заставил описать круг в воздухе, после чего сгреб одной рукой за шиворот, другой за нижний край лат, и поднял перед собой, загораживаясь, словно щитом. Подскочившие с копьями воины не посмели пустить в ход оружие, опасаясь поранить орущего благим матом Сублатуса.
– Скажи им, что если мне помешают добраться до дороги, я сверну императору шею, – сказал Тарзан переводчику багего. – Пусть Сублатус велит им отойти в сторону. Если он послушается, то я его отпущу, как только выберусь отсюда, а откажется – пусть пеняет на себя.
Когда слова Тарзана были переведены, Сублатус тут же приказал выпустить их из дворца. Подняв императора высоко над головой, Тарзан спрыгнул с постамента, между тем как Сублатус велел сбившимся в угол придворным отвернуться, чтобы те не видели его унижения.
Пронеся императора через весь тронный зал, Тарзан вышел во двор, где велел переводчику идти впереди, однако необходимость в этом тут же отпала, так как Сублатус дрожащим от ярости, страха и унижения голосом выкрикивал команды, запрещая кому бы то ни было преграждать им дорогу.
У ворот их встретила встревоженная охрана, порывавшаяся освободить Сублатуса и отомстить за нанесенное оскорбление, но император приказал пропустить захватчика, который обещал освободить его, как только дойдет до дороги.
Город Кастра Сангвинариус раскинулся в девственном лесу на западной стороне каньона. Основатели города как нельзя кстати вырубили деревья лишь там, где прокладывались дороги и возводились здания. Смыкаясь могучими кронами, зеленые великаны нависали над низкими крышами домов, придавая городу невыразимое очарование.
Человек-обезьяна остановился посреди широкой аллеи и опустил Сублатуса на землю. Высыпавшие из ворот солдаты столпились неподалеку.
– Пусть возвращаются во дворец, – сказал Тарзан переводчику, – только при этом условии я освобожу императора.
Тарзан вовсе не собирался отпускать от себя Сублатуса, пока ему угрожали два десятка копий.
Услышав перевод ультиматума, охрана заколебалась, но Сублатус приказал им повиноваться, ибо другого пути к спасению не было. Едва за воротами скрылся последний воин, как Тарзан отпустил императора. Сублатус рванулся к воротам, и в тот же миг на дорогу выскочили охранники. При виде их Тарзан разбежался, пружиной взвился в воздух и исчез среди листвы дуба. Вслед ему полетела дюжина копий, солдаты бросились вперед, задрав голову кверху, но человек словно испарился. Прибежал запыхавшийся Сублатус.
– Быстрей! – закричал он. – Догнать его! Тысяча динаров тому, кто снимет варвара оттуда.
– Вот он! – крикнул охранник, показывая на дерево.
– Да нет, – закричал другой, указывая в другую сторону. – Он там, среди листвы. Я видел, как шевелились ветки.
Тем временем человек-обезьяна стремительно перелетал с ветки на ветку вдоль дороги, затем соскочил на крышу, пересек ее и прыгнул на дерево, росшее в саду. Здесь он замер, прислушиваясь к нараставшим звукам погони, потом бесшумно двинулся дальше, ничем не выдавая своего присутствия находившейся внизу парочке, при виде которой Тарзан застыл на месте.
Судя по всему, молодой человек пытался добиться расположения своей несговорчивой возлюбленной. Тарзану не нужно было знания языка, чтобы разобраться в их взаимоотношениях. Жесты, взгляды и выражение страстной мольбы на лице молодого человека говорили сами за себя, как и холодная отчужденность девушки.