– Да ведь я, капитан, поеду не в ту сторону, откуда мы вышли на луг. Мне надо будет взять влево от этого холмика...
– Это, конечно, дает вам лишний козырь. Но смотрите, не останавливайтесь ни на секунду, а то они непременно перехватят вас!..
– Ну, с этим рыжим жеребцом я их не боюсь, капитан!
– Ружье оставьте здесь. Возьмите мои пистолеты. Ах, нет, в кобурах на седле уже есть пистолеты. Посмотрите, заряжены ли они. Шпоры... так! Эту тяжелую штуку снимите с седла. Плащ тоже бросьте: никакого лишнего груза вам не надо. Когда подъедете к лагерю, оставьте коня в чапаррале. А вот это передайте полковнику К.
И я написал на клочке бумаги:
–Дорогой полковник! Двухсот человек будет довольно. Нельзя ли собрать их незаметно? Если можно, то все будет хорошо, а если кто-нибудь узнает...
Ваш Г. Г._
Передавая бумажку Раулю, я прошептал ему на ухо:
– Полковнику К. в собственные руки. Частным образом, Рауль. Понимаете? Частным образом...
Полковник К. был мой друг, и я знал, что он не откажется послать отряд на выручку, не разглашая подробностей.
– Понимаю, капитан!
– Ну, так живо! Садитесь и гоните.
Француз ловко вскочил в седло и, пришпорив коня, вылетел стрелою из ворот.
Первые метров триста он летел прямо на гверильясов, которые стояли, опершись на седла, или валялись на травке. Видя, что к ним приближается одинокий всадник, лишь немногие из них сдвинулись с места. Они думали, что это наш парламентер едет договариваться об условиях сдачи.
И вдруг француз резко свернул с пути и помчался по кривой, огибая врага.
Только теперь мексиканцы поняли хитрость и с криком вскочили в седла. Некоторые стали стрелять из мушкетов, другие, раскручивая лассо, бросились в погоню. А в это время Рауль уже повернул Геркулеса к высокой роще, где начиналась тропинка. Все дело было в том, чтобы добраться до леса: среди деревьев лассо преследователей были безопасны.
Мы, затаив дыхание, следили за скачкой. От ее исхода зависела наша жизнь. Нас отделяла от Рауля целая толпа гверильясов, так что мы видели лишь его зеленую куртку да рыжий круп Геркулеса. Потом мы заметили, как над головой Рауля завертелись лассо, услышали выстрелы... Один раз нам даже показалось, что товарищ наш вылетел из седла. Но в следующую секунду мы вновь увидели его живым и здоровым – он огибал рощицу, стоявшую среди луга. Потом он опять исчез из глаз... Наступила минута ужасного, напряженного ожидания: холм заслонял от нас и преследователей и преследуемого. Все взгляды устремлялись к той точке, где исчез наш всадник. Но вот Линкольн, взобравшийся на крышу ранчо, закричал:
– Он цел, капитан! Мексиканцы возвращаются без него!
Линкольн был прав. Не прошло и минуты, как гверильясы с самым разочарованным видом медленно вернулись из-за холма.
Глава XXI
ДАЛЬНОБОЙНОЕ РУЖЬЕ
Бегство Рауля и Геркулеса произвело на неприятеля почти магическое действие. Его неподвижность исчезла бесследно. Лагерь гверильясов зашевелился и зажужжал, как осиное гнездо. Всадники скакали по равнине во все стороны и завывали, как индейцы на тропе войны.
Я думал, что они окружат кораль, но они этого не сделали. Они знали, что убежать мы не можем, но теперь поняли и то, что продержать нас в осаде три дня и заморить голодом и жаждой не удастся. Вместо трех дней у неприятеля было теперь не больше трех часов. Чтобы доскакать до лагеря, Раулю требовалось не больше часа, а еще через два часа нам на выручку подоспеет пехотный или кавалерийский отряд.
В ту сторону, куда скрылся Рауль, поскакал патруль разведчиков, а все прочие бросились в лес по другую сторону луга. Все это было проделано с огромной быстротой...
Мы с Клейли взлезли на крышу ранчо, чтобы оттуда проследить движения врага и, если возможно, проникнуть в его намерения. Несколько времени мы стояли молча и вглядывались в маневры гверильясов. Возбужденные бегством Рауля, они скакали взад и вперед по лугу.
– Великолепно! – воскликнул лейтенант, восхищенный прекрасной посадкой и кавалерийскими достоинствами врагов. – Все эти молодцы, капитан, так и просятся...
– А? Что там такое?.. – вдруг закричал он, поворачиваясь и показывая на лес.
Я оглянулся. В том месте, где из-за деревьев выходила дорога на Меделлин, стояло облако пыли, Казалось, что его поднимал небольшой отряд. Солнце как раз садилось, а облачко пыли было от нас на западе, и сквозь его золотистый туман я смутно различал неизвестный блестящий предмет. Гверильясы натянули поводья и, оставив коней, жадно глядели в ту же сторону, что и мы.
Ветерок отнес пыль в сторону, и я заметил десять–двенадцать силуэтов вокруг какого-то крупного предмета, сверкавшего под солнечными лучами, как золото. В то же время гверильясы разразились угрожающими криками.
– Cenobio! Cenobio! Los canones! (Сенобио, Сенобио! Пушки!) – расслышал я.
Клейли вопросительно взглянул на меня.
– Совершенно верно, Клейли! Честное слово, придется понюхать и это...
– Что они там кричат?
– Глядите сами... Ну?
– Медное орудие, черт меня побери!.. Шестифунтовая каронада!
– Мы имеем дело с гверильей, Сенобио, а это настоящая маленькая армия. Теперь нам не поможет ни частокол, ни холм.
– Что же нам делать? – спросил лейтенант.
– Умереть с оружием в руках. Без боя мы не сдадимся, чем скорее наступит развязка, тем лучше.
Я соскочил с крыши и велел трубачу играть сбор.
Звонкие ноты рожка прорезали воздух, и солдаты собрались передо мной.
– Храбрые товарищи! – закричал я. – У врагов есть крупное преимущество. Они привезли пушку, и боюсь, что этот частокол окажется довольно слабым прикрытием. Если нас будут выбивать отсюда, давайте отстаивать наш кораль до последнего дыхания. А если нас разобьют то помните: каждый должен драться, пока его не убьют!..
Решительное –ура_ было ответом на эту краткую речь.
– Но сначала мы еще посмотрим, каково они стреляют, – продолжал я. – Пушка у них легкая, и всех нас сразу не перебьет. При выстрелах сейчас же ложитесь! Кто лежит на земле ничком, того труднее ранить. Может быть, мы и продержимся, пока наши придут на выручку. Во всяком случае, попытаться надо...
Новое –ура_ прокатилось по фронту.
– Это ужасно, капитан! – прошептал майор.
– Что тут ужасного? – спросил я. Этот трус внушал мне величайшее презрение.
– Ах, это... эта история... это такая...
– Майор! Вспомните, что вы солдат!..
– Помню! Дурак я, что не подал в отставку перед тем, как началась эта проклятая война! Ведь собирался...
– Ну, не бойтесь, – сказал я, невольно улыбаясь откровенности майора. – Через месяц вы будете пить вино в Хьюлетте. Вот, спрячьтесь за это бревно. Это единственное безопасное место во всем корале.
– Вы думаете, капитан, оно действительно выдержит снаряд?
– Хоть из тяжелого орудия. Ну, ребята, держитесь! Готовьтесь к бою!
Мексиканцы подвезли свою шестифунтовую пушку на пятьсот ярдов от частокола, и группа артиллеристов неторопливо устанавливала ее на лафет.
В это время я снова услышал голос майора.
– Боже мой, капитан! Зачем вы подпускаете их так близко?
– А как мне их не пустить? – удивился я.
– Да мое ружье бьет гораздо дальше. Я думаю, их можно бы отогнать.
– Вы бредите, майор, – отвечал я. – Пуля не долетит до них на двести метров. Вот если бы они действительно подошли на выстрел, мы бы им показали!..
– Да уверяю вас, капитан, мое ружье бьет вдвое дальше!
Я взглянул на майора. Мне казалось, что он совсем сошел с ума.
– Говорю вам, у меня игольчатое ружье, оно бьет на восемьдесят шагов.
– Быть не может! – воскликнул я, срываясь с места. Теперь я вспомнил о странной штуке, которую велел Раулю снять с седла Геркулеса. – Да почему же вы не сказали мне раньше?!
И, оглянувшись кругом, я закричал солдатам:
– Где ружье майора Блоссома?
– Вот она, майорская флинта! – отозвался сержант Линкольн. – Но такой винтовки я никогда не видывал. Она скорее похожа на пушку-недомерок!
В самом деле, в руках у Линкольна было прусское игольчатое ружье, новое по тому времени изобретение, о котором я все же кое-что уже слыхал.
– Оно заряжено, майор? – спросил я, беря у Линкольна ружье.
– Заряжено.
– Можете вы попасть вон в того молодца? – спросил я, возвращая оружие охотнику.
– Если эта штука бьет так далеко, то могу.
– Оно бьет без промаха на тысячу метров! – завопил майор.
– А вы уверены в этом, майор? – спросил я.
– Безусловно, капитан! Я купил это ружье у самого изобретателя. Мы пробовали его в Вашингтоне. Оно заряжено конической пулей... Она доску пробивает в тысяче метрах.
– Отлично! Ну, сержант, цельтесь повернее: вы можете спасти нас всех.
Линкольн, расставив ноги для упора, выбрал в заборе кол, достигавший ему как раз по плечо. Затем он тщательно обтер приклад и, поместив тяжелое дуло на кол, медленно приложился.
– Вон того, со снарядом, сержант! – сказал я.
В это время один из артиллеристов нагибался к дулу орудия, держа в руках ядро. Линкольн спустил курок. Раздался выстрел. Артиллерист вскинул руками и полетел вверх тормашками...
Гром выстрела разнесся по всему лугу. Крик изумления вырвался у гверильясов, и в ту же секунду наш кораль загремел радостным –ура_.
– Ловко! – кричали солдаты.
Линкольн в одну минуту обтер и снова зарядил ружье.
– Теперь, сержант, вон того – с пальником!
Пока охотник заряжал ружье, артиллеристы несколько оправились от изумления и вкатили в пушку заряд картечи.
У казенной части орудия стоял высокий артиллерист с пальником и трубкой. Он только ждал команды: –Огонь!_
Но этой команды он не дождался... Линкольн спустил курок. Руки артиллериста резко дернулись, и дымящийся фитиль, выскользнув из его пальцев, отлетел в сторону.
Сам артиллерист повернулся кругом и, пройдя два-три шага, свалился на руки товарищей.
– А теперь, капитан, разрешите снять вон ту вонючку!
– Какую вонючку, сержант?
– А вон того поганца на вороном коньке...
Я взглянул и узнал коня и фигуру Дюброска.
– Конечно! – сказал я, и тут же мне стало как-то неловко на сердце.
Но не успел еще Линкольн зарядить ружье, как один из мексиканцев, по-видимому, начальник, схватил лежавший на земле фитиль и, подбежав к орудию, приложил его к затравке.
– Ложись! – закричал я.
Ядро с треском пробило тонкий частокол и, просвистел мимо нас, ударило в бок одного мула. Несчастное животное с вырванным бедром отчаянно задергалось и упало...
Другие мулы забегали по загородке, а потом сбились в один угол и остановились там, дрожа и припадая на задние ноги. Гверильясы разразились восторженным криком.
Дюброск, сидя на своем великолепном мустанге, глядел прямо на кораль, стараясь угадать результат выстрела.
– Эх, если б я мог достать его из своего ружья! – пробормотал Линкольн, наводя непривычное ружье майора.
Раздался выстрел; вороной конь прянул назад, встал на дыбы и свалился на спину, придавив седока...
– Промазал по вонючке! – заскрипел зубами Линкольн, увидя, что всадник выкарабкивается из-под раненого коня.
Поднявшись на ноги, Дюброск выскочил вперед и вызывающе погрозил нам кулаком...
Гверильясы поскакали назад; артиллеристы поставили пушку на передки, отвезли еще метров на триста и там принялись снова устанавливать на лафет.
Второй снаряд пробил частокол и, ударив в солдата, уложил его на месте.
– Бейте только по артиллеристам, сержант! Прочих нам бояться нечего.
Линкольн снова спустил курок. Пуля ударилась в землю перед самым жерлом орудия, но рикошетом попала в одного из канониров и, очевидно, тяжело ранила его, так как товарищи унесли его на руках.
Мексиканцы, перепуганные невиданной дальнобойностью нашей стрельбы, отвезли пушку еще метров на двести.
Третье ядро рикошетом попало в толстое бревно, за которым прятался майор, но только перепугало его своим ударом в дерево. Линкольн выстрелил еще раз.
На этот раз он не задел никого, и радостный крик гверильясов показал нам, что они почувствовали себя в безопасности.
И еще раз выстрелило игольчатое ружье, но опять безрезультатно.
– Не доносит, капитан! – сказал Линкольн, неохотно опуская приклад на землю.
– Попробуйте еще разок! Если опять не удастся, то побережем патроны к приступу. Цельтесь выше!
Но и третий выстрел пропал даром.
– Jankees bobos! Mal adelante! (Дураки янки! Немного подальше!) – донесся до нас голос какого-то мексиканца.
Новый снаряд вышиб ружье из рук одного солдата и разнес вдребезги сухой кол.
– Дайте-ка мне ружье, сержант! – сказал я. – Тут целый километр, но эта дрянь лупит нас, словно в десяти шагах. Я хочу попробовать.
И я выстрелил. Но пуля опять не долетела до неприятеля, по крайней мере, шагов на пятьдесят...
– Да, мы слишком много ждали. Это вам не двадцатичетырехфунтовое орудие... Майор, завидую двум вашим вещам – ружью и коню.
– Это Геркулесу?
– Конечно.
– Боже мой, капитан! С ружьем можете делать все, что вам угодно, а если только нам удастся улизнуть от этих чертей, то Геркулес будет...
В этот момент гверильясы опять разразились криками.
– La metralla! La metralla! (Гаубица!) – расслышал я.
Я бросился на крышу и оглядел равнину. Так и есть!.. Несколько мулов галопом вывозили из леса гаубицу. Орудие было достаточно тяжелое, чтобы разнести наш частокол в щепы.
Я с отчаянием оглянулся на товарищей. На секунду мой взгляд задержался на стаде мулов, сбившихся в углу кораля. Внезапная мысль поразила меня. Почему бы нам не сесть на них и не ускакать? Мулов нам вполне хватило бы, а уздечек и веревок в ранчо было сколько угодно. Я сейчас же соскочил с крыши и стал раздавать приказания.
– Скорее скорее! Да не шуметь! – кричал я. Солдаты поспешно уздали мулов.
Через пять минут все солдаты уже держали в поводу по мулу. Ружья они перекинули на ремнях через плечо.
Майор в полной боевой готовности стоял при коне.
– Ну, храбрые товарищи, – закричал я во весь голос, – теперь нам придется превратиться в кавалеристов на мексиканский манер. – Солдаты засмеялись. – Надо только попасть в лес, а дальше мы отступать не будем. По команде: –Садись!_ – вскакивайте на мулов и скачите за лейтенантом Клейли! Я поеду сзади, не останавливайтесь для стрельбы! Гоните вовсю! Если кто упадет, пусть его подхватит сосед. Га! Ранило кого-нибудь?
В этот момент просвистело ядро.
– Пустяки, царапина, – ответили мне.
– Ну, все готовы? Лейтенант Клейли! Видите вон ту высокую рощу? Скачите прямо на нее. Открывай ворота! Садись!
В ту же минуту солдаты вскочили на мулов, и Клейли, сидевший на муле-вожаке, вылетел из кораля, а за ним кинулось и все стадо. Многие мулы брыкались и лягались, но все как один бежали за бубенчиком, звеневшим на шее у вожака.
Когда наша странная кавалькада выскочила из ворот, гверильясы подняли дикий крик. Было ясно, что они и не подозревали возможности такого маневра. С воем и гиканьем кинулись они к седлам и помчались в погоню. Гаубицу сейчас же повернули и пустили нам вслед ядро, но артиллерист второпях взял слишком высоко и снаряд просвистал над нашими головами, не причинив никому вреда.
Мустанги гверильясов были не чета нашим мулам, и расстояние между нами быстро сокращалось.
Я с десятью–двенадцатью храбрейшими и лучшими солдатами прикрывал тыл. Мы собирались встретить погоню залпом, а если кто из передовых свалится, то подобрать его. В самом деле, ни одно животное не может биться и поддавать крупом так отчаянно, как мексиканский мул. Мы еще не подъехали к роще и на пятьсот ярдов, как один из наших ирландцев свалился на траву.
Наш арьергард задержался, чтоб подобрать его. Чэйн посадил упавшего перед собою. Однако эта задержка едва не оказалась для нас роковой. Преследователи были в каких-нибудь ста метрах от нас и на скаку стреляли из мушкетов и пистолетов, хотя, впрочем, ни в кого не попадали. Многие из наших солдат поворачивались в седлах и оглядывались назад. Другие хватались за ружья и кое-как отстреливались, не целясь. Я видел, как два или три гверильяса вылетели из седел. Но их товарищи с криком наседали ближе и ближе. Длинные лассо уже начинали свистеть вокруг нас. Скользкая петля охватила мои плечи. Я быстро вытянул руки в стороны, чтобы она соскочила, но лассо резким рывком стянуло мне шею. Я вцепился обеими руками в жесткий ремень и изо всей силы стал растягивать его. Напрасно!..