— Но все же, кровью. Я вот думаю иногда: а какова цена ошибки? Сколько смертей можно было бы избежать, если б считал не профессор Стеклов, а, к примеру, академик Павловский?
— А сколько людей смогло бы вернуться из рейда, если б их повел не я, а Малышев? Бросьте, профессор. Это война, и каждый делает все что может и именно там, куда его направила Родина. Но, это вы лучше меня знаете, а под прикрытием притворной истерики просто ушли от ответа.
— Нельзя бомбить… — насупился полковник. — Получен приказ, попытаться захватить стратегически важное сырье. И уничтожить его разрешается только в самом крайнем случае…
— Понятно. Собственно, ничего нового вы мне не сказали. Все, как обычно. Живем, почти как в сказке: "Пойди туда — сам знаешь куда, найди то — сам знаешь что…". Разрешите выполнять?
— Подожди. Возможно мы зря усложняем, и никакой Абвер с нами не играет. Но, если я не ошибся, Николай, то к объекту вы пройдете как по ковровой дорожке. Немцу очень надо, чтобы группа дошла до подставного объекта. Уж чем он там будет тебя убеждать, что цель ложная, я не знаю, но что до места назначения проведет разведчиков без сучка и задоринки — и к гадалке не ходить. Это и будет знак, что мы их прокачали верно. Но, в любом случае, я могу предположить, что пока ты не выйдешь в эфир и не доложишь результаты разведки, вас не тронут. А вот потом, майор Корнеев, начнется настоящая охота… Но, я все же придумал, как дать тебе фору. Получив сообщение, штаб потребует от командира группы подтвердить сведения лично, через сорок минут… Естественно, никакого подтверждения не надо. Это твой единственный шанс, Николай. И еще, так сказать авансом, а документы оформят позже… Тем более, что на всех отобранных тобой штрафников комбат уже пишет представление. Поэтому, не думаю, что будет слишком большим нарушением, если до рейда они походят в прежних званиях.
— Спасибо, Михаил Иванович, — Корнеев искренне обрадовался. — Бодрость духа, половина успеха…
— Не надо банальностей, Коля, — остановил его профессор. — Мы сами все про себя хорошо знаем. Заболтался и чуть не забыл… Во избежание утечки информации, а также, для пущего правдоподобия, об истинной цели вашей группы, знает очень ограниченный круг лиц. Подчеркиваю: очень ограниченный! Но, все службы получили приказ о содействии, без лишних вопросов. Ну, а если кто станет особо интересоваться: куда идете, да зачем? Бери на заметку и направляй за ответами к генералу. Игорь Валентинович оч-чень внимателен к излишне любопытным.
— Хорошо, и все же я не понимаю: почему фрицы тянут? Ведь, вместо всей этой катавасии, они уже сто раз могли перевезти важный груз куда угодно.
— Там, где в логику вмешивается политика, Николай, не ищи разумных объяснений… — наставительно произнес Стеклов. — Наверняка, оберштурмбанфюрер Штейнглиц, помня о судьбе адмирала Канариса, побоялся, что если начнет эвакуацию заблаговременно, то его обвинят в трусости и паникерстве. А потом, когда гром грянул, решил перестраховаться. Мало ли, вдруг русские уже что-то проведали и готовят операцию? Вот и решил сбить нас со следа. И — перемудрил… Он ведь штабист, аналитик, а тут личное руководство… Знаешь, если мы с тобой его правильно прокачали то тебя ждет либо увеселительная прогулка, либо все круги ада. Так что: не кажи гоп… Еще вопросы есть, майор? Вопросов нет… Удачи, Коля.
* * *
Армейский порядок и дисциплина — понятие достаточно относительное. И напрямую зависит исключительно от конкретного подразделения. Одно дело боевая часть, находящаяся непосредственно на передовой, в окопах, и совсем иное — хозяйство какого-нибудь Нечипорука или Савельева. Стрелковое подразделение тут стоит, саперная часть или, к примеру — расположилась хозяйствено-интендантская служба… А уж если неподалеку какой-нибудь серьезный штаб, где полковников и генерал-майоров больше чем самих майоров, то непривычному к армейской жизни человеку может показаться, что он либо стал свидетелем конца света, либо присутствует при эвакуации Содомы и Гоморы, умноженный на последний день Помпеи.
Порученцы, вестовые и ординарцы либо куда-то бегут с приказом, либо уже возвращаются с докладом. Сонные, угрюмые и невмеру суетливые связисты постоянно налаживают связь, и в обязательном порядке, непрерывно, вполголоса матерят погодные условия, которые непостижимым образом всегда ухудшают слышимость, даже проводного телефона. Высокие чины, так и не изжив за всю войну привычки Гражданской, постоянно срываются с места, и несутся на передовую, чтоб самолично удостовериться в правдивости, полученной по телефону информации. При этом увлекая за собой многочисленную свиту, чем вызывают непреходящую головную боль у начальника охраны, делающего титанические усилия, чтобы хоть как-то обеспечить безопасность командования. От них не отстают и заместители всех уровней. Но делают это уже не так заметно… Во всю эту бурлящую кашу вносят свою посильную лепту еще и службы тылового обеспечения, в меру возможностей, пытающиеся создать хоть какой-то минимальный комфорт в месте временного нахождения командующего и штаба, а также — организовать обязательное по Уставу трехразовое питание личного состава.
Но вся эта, на первый взгляд, бессмысленная "суета сует и томление духа" только обманчивая видимость. На самом деле здесь царит такая же идеальная логика поступков и перемещений, как в огромном муравейнике, где любой из тысяч обитателей занят доверенным только ему одному конкретным делом. И не имеет значения, что везет на телеге угрюмый ездовой — снаряды на передовую, из-за того что грузовики не могут подъехать ближе, или — грязное белье в прачечную. Все знания, силы и умения этих людей направлены на достижение одной единственной цели — победы над врагом!..
Вполне разумно предположив, что как только он объявится в отделении разведки, то никакого личного времени до конца операции у него больше не будет, майор Корнеев решил сначала заглянуть на продсклад. При этом, вполне естественно, что Николая интересовало не столько хранящееся там имущество, как один кладовщик, с погонами ефрейтора на, туго перетянутой ремнем в осиной талии, гимнастерке. И изумительными васильковыми глазками.
У большой защитного цвета брезентовой палатки бурлил небольшой, но очень оживленный водоворот из лиц сержантского состава, вооруженного флягами, баклагами, термосами и даже бидонами. Которыми они бойко жестикулировали — то ли предлагая в подарок, то ли угрожая забросать, как гранатами, невозмутимую женскую фигурку, непреклонно перекрывшую вход на склад, отодвинув в сторону растерявшегося часового.
Судя по всему, Корнеев поспел скорее к завершению действия, нежели к началу, поскольку за поднятым шумом никто из военнослужащих не обратил на тарахтение, остановившихся позади оживленной толпы, мотоциклов. Майору самому едва удалось расслышать, прорезающий общий гул звонкий девичий голосок:
— Товарищи, повторяю, сегодня выдачи не будет! Не будет. Приходите за разнарядкой завтра с обеда!
— Специально ждете пока солнце пригреет?! — выкрикнул кто-то из старшин, обремененный глубокими познаниями в бытовой химии. — Сейчас выдавай. По холодку!…
— Здорово, славяне! — громко поприветствовал не на шутку разбушевавшихся бойцов Корнеев. — Что за шум, а драки нет? Может, перед штурмом небольшую артподготовку проведем? Или авиацию попросим неподдающийся объект проутюжить? Как считаете?
Среди сержантов и старшин дураков не имелось, — не выживают. Они уж и сами понимали, что хватили лишку, поэтому шутейного окрика старшего офицера, вполне хватило, чтоб прекратить этот, стихийно возникший митинг. И утоптанная площадка перед палаткой опустела быстрее чем по команде "Воздух!".
— Спасибо, сержант, — обратился Корнеев к старшему своей охраны. — Можете быть свободны. Дальше я сам…
— Приказано доставить до…
— Слышь, брат Ефимкин, — понизил голос Николай и ткнул рукой на северо-восток. — Да вон он, штаб… Не заблужусь.
— Не положено, товарищ майор, — так же негромко ответил сержант. — Не обижайтесь, но не приведи Господь, случится что, с нас…
— Не бухти, Петрович, — загудел здоровяк пулеметчик. — Дай человеку с девушкой проститься. Сам ведь не столь давно за линию ползал и знаешь, что разведка одним днем живет.
— Ладно, — махнул рукой сержант. — Бывай, майор. И удачи тебе, — он скосил глаз на ладную фигурку и весело добавил, — во всем…
— Спасибо. И вот что, думаю: не стоит упоминать в рапорте, что я вышел поразмять ноги чуть раньше. Как считаешь, сержант?
— Совершенно с вами согласен, товарищ майор. У начальства и так хлопот полон рот, чего всякими мелочами зря голову морочить.
— Бывайте, братцы. Живите долго! — козырнул бойцам Корнеев, потом повернулся к мотоциклам спиной и бодро зашагал к складской палатке. Но, не дойдя пары шагов, остановился, откровенно любуясь красотой поджидающей его девушки. В частности вызывающе топорщащейся медалью "За оборону Москвы". От чего ефрейтор немедленно заалела щечками.
— Что-то новое увидели, товарищ капитан?
— Просто, любуюсь.
— Я же не икона и не музейный экспонат, чтоб издали разглядывать, — чуть насмешливо фыркнула девушка. — Меня и руками потрогать можно. Рискните, авось не рассыплюсь?..
— Здравствуй, Дашенька, — сделал вид, будто не расслышал вполне прозрачного намека Корнеев. — Что у тебя тут случилось? Давно не доводилось наблюдать такого плотного сосредоточения денщиков, каптенармусов, старшин и медбратов на одном квадратном метре.
— Здравствуй, Коля… — лукаво стрельнула глазками девушка, но продолжила все тем же шутейным тоном. — Заглядывали б к нам почаще, так и не удивлялись бы. Порой мне кажется, что в армии нет иных чинов и должностей, кроме сержантских. А нынешнее столпотворение, это пустяк, утечка секретной информации. Ночью спирт подвезли, так во всех подразделениях сразу обнаружилась срочная необходимость в пополнении НЗ. А как от них утаишь — одни разведчики кругом, верно, товарищ кап… Ой! Извините, товарищ майор! Разрешите вас поздравить с присвоением очередного звания?
Не дожидаясь ответа, девушка подошла ближе, привстала на носочки, опираясь ладошками на новые звездочки, и жарко поцеловала Корнеева в губы. Замерла на мгновение, с закрытыми глазами, плотно прижимаясь к молодому мужчине всем телом, но, так и не дождавшись ответного поцелуя, со вздохом шагнула назад.
— Глупый ты, Коля. Большой и глупый. Я же люблю тебя…
— Я тоже очень-очень люблю тебя, Дашенька… — пробормотал майор. — Но, ведь ты знаешь о моем зароке? Вот доживем до победы, я в тот же миг тебя в ЗАГС затащу. Или — сперва на какой-нибудь ближайший сеновал, а потом уже в…
— А если убьют тебя или меня раньше? — увлажнились глаза у девушки. — О Машеньке слышал? Бедный Андрюшка… Жену и ребенка в одночасье…
— Отставить сопли, ефрейтор Синичкина! — притворно грозно рявкнул Корнеев. — Вот поэтому я и не хочу, чтоб у нас с тобой, как у Малышева… И вообще, что за преждевременная панихида?! Мы доживем, обязательно доживем. Вот увидишь, верь мне.
— Верю, Коля… Верю… — Даша взяла своими, маленькими и теплыми пальчиками тяжелую, заскорузлую ладонь разведчика и, как бы невзначай, стала ее поглаживать. — Одно хорошо, ревновать тебя не надо. В госпитале, небось, не одна медсестричка не прочь была бы повнимательнее поухаживать?.. — и, не дождавшись ответа, вздохнула. — Глупый мы народ, бабы, правда?
— Не знаю. Никогда не был женщиной, — отшутился майор. При этом чуть-чуть приобнимая девушку за гибкий стан и жадно вдыхая легкий цветочный аромат ее волос, упорно пробивающийся сквозь все складские запахи.
— Все шутишь…
— Лучше, чем плакать. Знаешь, иной раз, когда я слишком долго смотрю на тебя, солнышко, то и в самом деле начинаю чувствовать себя полным идиотом…
— Ничего, потерпим…
— Потерпим. Зато наши с тобой детишки вырастут невероятно счастливыми и удачливыми. И вообще, я считаю, что все будущее поколение, которое родится после войны, должно стать неимоверно везучим. Представляешь, Дашутка, какой мощный ген везения люди, уцелевшие в этой бойне, передадут своим потомкам?
— Философ… — чуть грустно улыбнулась девушка. — Странные вы, городские… Словно и не из этой жизни. О счастье для всего человечества мечтаете, а о том, что перед глазами… Ой, у тебя китель лопнул!.. Прямо под мышкой. Здоровенная прореха… Зайдите внутрь, товарищ майор, зашью…
— Спасибо, Дашенька, — взглянул на часы Корнеев. — Не стоит время терять. Я же только на одну минутку заглянул. Вопреки всем инструкциям… Соскучился в госпитале. Каждую ночь ты мне снилась. Будто речка, утренняя зорька и мы с тобой, на бережку, с удочками. А на тебе… — Корнеев смущенно замолчал, не решаясь пересказывать главные детали сновидения, — венок огромный. Из этих — синенькие такие, словно одуванчик, только крупный. В поле растут.
— Васильки, — усмехнулась девушка. — Волошки по-украински… Надеюсь, рыбу мы не выудили? А то я ведь, не Дева Мария.
— Рыбу? А при чем здесь…
— Вытаскивать рыбу, к скорой беременности… — немного смущенно, скороговоркой, как маленькому, объяснила Даша и сменила тему. — Скорее б уж война закончилась. А, может, я зашью все-таки, Коля?
— Под левой не видно. А завтра, все равно переоденусь…
— Опять уходишь? — встревожено вскинулась Даша. — В тыл?
— Интересно, — насупился Корнеев, — а если бы я был летчиком, ты бы каждый раз переспрашивала: "Снова вылет?".
— Может быть… — вздохнула девушка. — Не ершись, Коленька. Конечно, война, конечно, от нее не уйдешь и не спрячешься… И убить могут каждого из нас в любую минуту, даже прямо сейчас. Я все это знаю, но — разве к этому можно привыкнуть? — Даша еще раз вздохнула и прибавила нарочито весело. — Потерпи, Коля, сердцу ведь не прикажешь, тревожиться оно. Зато, я клятвенно обещаю, что никогда не буду брюзжать, если ты на выходные с товарищами станешь собираться на рыбалку или на футбол.
Глава четвертая
Увидев шалашно-палаточный городок штаба фронта, даже римские легионеры, прославившиеся сквозь века умением оборудовать временные лагеря, почувствовали бы себя посрамленными. А, желающий угодить Великой Екатерине, светлый князь Потемкин укатал бы в Сибирь все плотницкие артели, возводившие на пути следования императрицы потешные села. Саперы капитана Костромина постарались, угодили командующему, порой ценившему порядок, превыше иной воинской доблести. Улочки и переулки вытянулись, как под линейку, строения — на одинаковом расстоянии. И при этом, все идеально замаскировано. Ни одна дотошная "рама" не сможет обнаружить, в не столь уж и густом лесу, возникший, словно по волшебству, штабной городок.
Простившись с любимой девушкой коротким объятием и мимолетным поцелуем в бледную щечку, клятвенно пообещав опечаленной Дашеньке заглянуть к ней сразу после возвращения, майор Корнеев, нигде больше не задерживаясь, прямиком отправился в район расположения разведроты. На всякий случай, по пути сверяясь с дорожными указателями. Мало ли что могло измениться за неделю отсутствия.
На бравого майора со звездой Героя на кителе, слишком безмятежно насвистывающего "На сопках Манчжурии", подозрительно косились и часовые на перекрестках, и маршрутные патрули, но остановили для проверки документов только один раз. Смурый, запухший капитан, недовольно попросил Корнеева соблюдать тишину. Николай мог возразить, что его посвистывание не перекрывает даже птичьего гомона, но решив, что у старшего патруля могут попросту болеть зубы, а потому он зол на весь мир, и не стал вступать в пререкания. Дружелюбно отдал честь и, ответив: "Есть, соблюдать тишину", продолжил движение. Тем более что с этого места ему уже была видна группа бойцов, отрабатывающая приемы рукопашного боя. Еще человек пятнадцать, из старого состава роты, с любопытством наблюдали за ними, вполголоса комментируя ход тренировки.