— Именно, — подтвердил Аристокл. — Господин, я тебе еще нужен?
— Нет, можешь идти, — разрешил Вар, и раб исчез, быстро и бесшумно.
Вар с новым рвением взялся за доклад Августу.
Задача перед наместником стояла непростая: он не мог сообщить двоюродному дяде Клавдии Пульхры, что дела вовсе не так хороши, как хотелось бы, однако понимал, что желательно держаться как можно ближе к истине.
Наместник помедлил, бормоча себе под нос варианты текста. Итак, он собрался приставить к своим подчиненным шпионов, чтобы проверить, насколько честны их донесения. Разумеется, он умел управлять людьми, но тут ему было далеко до Августа. Нравится это кому-нибудь или нет, империя наверняка наводнена доносчиками императора, работающими везде и всюду. Никто в Риме не мог сравниться с Августом в осведомленности. А коли так, разве император может не иметь соглядатаев, присматривающих за Варом и всем ходом дел в Германии?
И каковы результаты их наблюдений? Какие отчеты посылают тайные осведомители об успехах Вара? И если эти отчеты неблагоприятны, не придет ли нежданное письмо, отзывающее наместника в Италию?
«А разве будет плохо, если такое письмо придет?» — задумался Вар.
Конечно, жаль, если Август сочтет его никуда не годным губернатором. Еще хуже будет, если император сошлет его на отдаленный остров — но будет ли Вару жалко покинуть Германию?
— Нет, — твердо заявил он.
После чего со вздохом обмакнул перо в чернила и снова принялся писать.
Глядя на старого германца, который вышел из деревни и зашагал навстречу римскому отряду, Люций Эггий положил руку на рукоять меча. Пусть у варвара была седая борода и изрядная лысина, он был германцем, значит, от него следовало ожидать чего угодно.
Однако туземец держал правую руку поднятой, ладонью вперед, показывая, что безоружен.
— Хайль, римлянин! — воскликнул он на хорошей латыни. — Войди в деревню, если хочешь. Мы с вами не враждуем.
— Рад слышать, — промолвил Эггий. — Накормите нас?
— Накормим, хотя и скромно, — отвечал старик. — Деревня у нас маленькая, мы небогаты. Но мы дадим вам все, что только сможем.
Конечно, местные жители были бы рады отделаться от легионеров малым. Но Эггий так часто слышал песни про бедность и нужду, что все их знал наизусть. А воины Эггия поднаторели в искусстве выжимать из варваров больше, чем те были расположены дать; если же германцам это не нравилось — им же хуже.
— Мы примем все, что вы сможете нам дать, — промолвил Эггий.
Некоторые из его воинов не удержались от смеха. Конечно, они это примут, а сверх того заберут все, что им понравится. И тут туземцы ничего не смогут поделать.
— Добро пожаловать, — промолвил старик.
Похоже, он и впрямь не собирался нарываться на неприятности. Хотелось бы Эггию, чтобы местные варвары почаще проявляли подобное благоразумие.
Едва вступив в поселок, он понял причину такой сговорчивости. Оказалось, что в деревне полно женщин всех возрастов, но вот мужчин в возрасте от пятнадцати до пятидесяти почти нет — только дети да старики. Розовощеких мальчишек полно. Стариков вроде того, что говорил по-латыни, сколько угодно. А воинов почему-то не было видно.
— Где ваши воины? — напрямик спросил Эггий.
Если варвары решили устроить засаду на его отряд, они пожалеют об этом — горько, но недолго. Не говоря о том, что на такой случай у Эггия имелись заложники.
Но старый германец указал на северо-запад.
— У нас неприятности с хавками, да покроют боги их задницы прыщами.
Эггий подавил усмешку: сразу видно, что латыни старый дикарь научился у легионеров.
— Поэтому наши пошли на них войной, — продолжал варвар.
— Да сопутствует им удача, — промолвил Эггий.
Он сам воевал с хавками и был не в восторге от пережитого на той войне. Даже для германцев хавки были слишком дикими, свирепыми и неукротимыми.
— Надеюсь, твои соплеменники помогут сократить численность хавков до приемлемого уровня, — добавил Эггий, ничуть не покривив душой.
По его глубокому убеждению, сражаясь друг с другом и истребляя друг друга, германцы выполняли работу легионеров. Во всяком случае, римлянам можно будет не беспокоиться о германце, которого прикончил другой германец.
— Будет так, как соблаговолят боги, — заявил туземец. Но спустя мгновение добавил: — Но боги, которые благоволят хавкам больше, чем нашему племени, не заслуживают того, чтобы им приносили жертвы.
С этими словами старик ушел, и Эггий буркнул ему вслед:
— Скатертью дорога.
— Квинтилий Вар не станет горевать, услышав, что дикари ссорятся между собой, — негромко промолвил один из легионеров.
— Я тоже так считаю, — отозвался префект лагеря. — На сей раз мне не придется придумывать интересные истории, чтобы вставить их в донесение Вару.
— Ну, ты почти никогда так и не делал, — почтительно возразил младший командир.
— Только в случае нужды, — согласился Эггий. — Но вздумай я докладывать ему, как на самом деле обстоят дела в этой забытой богами провинции, он бы просто отстранил меня от должности. Нет, я не возражаю против возвращения в реальный мир — а кто, клянусь розовыми сосками Венеры, возражал бы! — но терпеть не могу бросать дело, не доведя его до конца.
Женщины (почти все слишком пожилые, чтобы ими заинтересоваться) и ребятишки вынесли римлянам ячменную кашу и пиво. Эггий вежливо предложил зарезать нескольких свинок. Возможно, если бы германцы отказались, он бы повел себя не так учтиво, но его просьбу выполнили, и у него потекли слюнки от запаха жарящегося мяса. Некоторые воины полагали, что мясная пища делает человека нерасторопным, но Эггий так не считал.
— Вы хорошо нас угостили, — молвил он, глядя на седобородого старца, который первым вышел приветствовать римлян.
— Нам сейчас ни к чему неприятности, — кратко отозвался германец.
«Сейчас», — отметил про себя Эггий. Однако стоит ли цепляться к пустому слову? А если бы даже за этим словом что-нибудь стояло, разве он услышал что-то новое? Решив не придираться к мелочам, Эггий предпочел слегка поддразнить германца.
— Похоже, вы наконец начинаете привыкать к тому, что живете в Римской империи, а?
— Конечно, — ответил варвар.
Но глаза его были бледны и холодны, как льдинки.
«Лживый ублюдок», — подумал Люций Эггий.
С другой стороны, германцы и не должны были восторгаться оттого, что им приходится подчиняться Риму. Повиновение — вот и все, что от них требовалось. А по прошествии времени их внуки станут воспринимать такое подчинение как нечто само собой разумеющееся.
Полный желудок говорил Эггию, что этот процесс уже идет вовсю.
Минденум нещадно поливали дожди. Римляне, хлюпая по размытым, вязким лагерным дорожкам, вовсю ругали здешнюю мерзкую погоду. Арминий прилагал немалые усилия, чтобы не смеяться над ними.
Германцы привыкли к зимним дождям. Арминий убедился в этом на собственной шкуре в Паннонии, климат которой был схож с германским. И в Паннонии, и в Германии весна и лето частенько выдавались дождливыми. Но высокомерные римляне считали естественным лишь то, что имело место у них дома, и ненавидели северную погоду даже больше, чем она того заслуживала.
Один из легионеров скрестил пальцы — чужеземцы верили, что такой жест помогает от дурного глаза. Если бы римлянин направил пальцы на Арминия, тому пришлось бы взяться за оружие, чтобы отстоять свою честь. Но легионер направил пальцы в небо, стало быть, обращался к богам, пославшим эти несвоевременные и раздражающие дожди.
Но боги не откликнутся на его жест. Как бы ни обстояли дела у него дома, здесь, в Германии, весенние и летние дожди считались обычным делом. В это время года они шли всегда, и глупо было полагать, что боги изменят погоду из-за какого-то римлянина, напоминавшего Арминию брехливого щенка. Нет, боги не прекратят дожди, зато наглость чужеземца, надо полагать, запомнят.
В лагерь въехал обоз, доставивший припасы с пристани на реке Люпии, куда их сплавляли на барках. По такой грязи и люди-то пробирались с трудом, а уж тем более тяжело груженные, глубоко увязавшие подводы. Быки еле-еле волокли повозки по размытым тропам, и вооруженному конвою то и дело приходилось налегать на застрявшие подводы, помогая упряжным животным и возницам. В результате все были по уши в грязи.
— Достопочтенный Арминий?
Этот резкий, суетливый голос принадлежал Аристоклу. Ну конечно, вот он — доверенный раб Вара. Раб был таким же суетливым, как и его голос, а оттого, что греку пришлось мокнуть под дождем, Аристокл выглядел несчастней большинства римлян.
— Что я могу для тебя сделать? — осведомился Арминий так вежливо, словно тощий грек был свободным человеком.
С доверенными рабами высокопоставленных римлян лучше не ссориться, иначе рабы эти могут основательно испортить вам жизнь. Некоторые из них втираются в доверие к своим хозяевам и вертят ими как хотят. У германцев, разумеется, такое немыслимо, у них рабы знают свое место. А если раб забудется, хорошая зуботычина мигом напомнит ему, кто он такой.
— Наместник желает с тобой побеседовать, — сообщил Аристокл.
Что ж, раб тоже может быть учтивым. Арминий полагал, что на самом деле Вар сказал греку: «Ступай, приведи сюда германца!» Или еще более вероятно: «Ступай, приведи сюда варвара!»
Вряд ли Вара заботило, преподнесет ли Аристокл его распоряжение в любезной форме. Но сам раб позаботился об этом.
— Всегда рад возможности побеседовать с наместником, — ответствовал Арминий.
«А куда мне деваться, если я нахожусь в его проклятом лагере?»
И грек, и германец многое оставили невысказанным, и Арминий подозревал, что Аристокл догадывается о некоторых его мыслях.
При виде того, как неуютно ежится под дождем изнеженный грек, Арминий едва не рассмеялся. Если бы германец боялся промокнуть, он бы очень скоро сошел с ума. Если уж на то пошло, Арминий мог бы накинуть на голову край плаща, но сейчас просто не хотел этого делать. Куда важнее было произвести на Аристокла хорошее впечатление.
— Погода оставляет желать лучшего, — промолвил грек.
Арминий пожал плечами.
— Обычная погода для здешних мест, — отозвался он, что было сущей правдой.
— Но ты говоришь, что к северу от холмов она лучше? — осведомился Аристокл.
— Наместник приказал тебе разузнать об этом? — ответил вопросом на вопрос Арминий, стараясь скрыть внезапно охватившее его волнение.
— Ничего подобного мне не приказывали, — фыркнул раб. — «Аристокл, найди Арминия и приведи его ко мне», — вот что сказал мне господин наместник.
Арминий улыбнулся. Примерно так он и думал.
— Итак, я тебя нашел и сейчас провожу к наместнику, — продолжал Аристокл.
— Верно, — согласился Арминий и последовал за рабом в шатер Вара.
Раз ты прикидываешься другом и союзником римлян, изволь вести себя соответственно, даже если тебя от этого мутит.
Оказавшись в шатре, германец отряхнулся, как пес, обрызгав Аристокла. Одна из капель угодила в глаз греку. Вскрикнув от неожиданности, тот спросил:
— Что ты делаешь и зачем?
— Пытаюсь обсушиться перед встречей с наместником, — ответил Арминий.
Как он и ожидал, упоминание имени Вара тут же охладило Аристокла, но германец все-таки добавил:
— Прошу прощения.
Если хочешь, чтобы тебя считали другом и союзником, надо вести себя соответственно… Будь оно все проклято!
Аристокл поспешил в глубь шатра, несомненно, собираясь сообщить Вару о прибытии германца. Арминий слышал их голоса из-за перегородки, но смысла слов, приглушенных плотной тканью, разобрать не мог. Потом раб вернулся со словами:
— Прошу сюда.
Когда грек привел Арминия к Вару, тот, как частенько случалось, что-то писал.
Арминий поздоровался и замер в ожидании.
Вар с видимым облегчением отложил перо и поднялся из-за складного стола, за которым работал. У всех высокопоставленных римских командиров в Паннонии имелись такие столы, поскольку считалось, что весь командный состав в империи обязан уметь читать и писать. Арминию это казалось странным. Но сейчас германца интересовало совсем другое.
Вар обрадованно подался к нему и крепко пожал руку, напомнив, что римляне не такие уж слабаки, хоть и уделяют слишком много времени и внимания своей драгоценной писанине.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать! — приветливо произнес Вар.
После чего, повернувшись к Аристоклу, спросил:
— Почему бы тебе не принести нам вина?
— Мы еще не получили вино, ведь обоз пока не разгружен, — ответил Аристокл.
Такой ответ дал Арминию возможность усвоить пару латинских фраз, каких он никогда раньше не слышал.
Вар тяжело вздохнул и с видом человека, добровольно приносящего себя в жертву на алтаре дружбы, промолвил:
— Ну, тогда принеси пива.
— Слушаюсь, господин, — ответил Аристокл, благоразумно не прибавив ни слова.
Арминий, разумеется, ничего не имел против пива. Да и как могло быть иначе, ведь он начал пить пиво, едва был отнят от материнской груди. Но не успел он ничего сказать, как снова заговорил Вар:
— Жуткая погода! Нам повезло, что подводы вообще сюда добрались!
— Так точно! — с готовностью отозвался Арминий.
Он тут же пожалел, что пытался стряхнуть с себя воду. Ведь он хотел… Ему нужнобыло напоминать Вару, как мокро и дождливо снаружи. Германец подавил вздох. Что толку сокрушаться, тут уж ничего не поделаешь.
— Ты, должно быть, любишь мокреть не больше нас, — продолжал Вар.
— В это время года в здешних краях случаются дожди, — проговорил Арминий, всем своим видом стараясь подтвердить справедливость своего замечания. — Мы, конечно, стараемся к ним привыкнуть. По ту сторону холмов климат лучше. Не то чтобы совсем хороший, но лучше, чем здесь.
Он не хотел внушать римлянину слишком больших надежд. На самом деле погода по обе стороны гряды была одинаковой.
— Да, хуже точно быть не может, — пробормотал Вар. — Хуже просто некуда.
Арминий, однако, полагал, что римлянин глубоко не прав: ближе к морю дождей было больше, солнечного света меньше, а кое-где даже летом туманы не рассеивались по многу дней подряд. Но Вару незачем было об этом знать.
Вернувшийся Аристокл подал пиво так торжественно, словно то было лучшее фалернское вино. Арминий поднял свою чашу и провозгласил тост:
— Твое здоровье, наместник.
— Твое здоровье! — эхом отозвался Вар.
Они выпили. По мнению Арминия, пиво было превосходным. Римский наместник храбро отпил крохотный глоточек и даже почти не перекосился, как обычно делали пробующие пиво римляне.
— Я пробовал и похуже, — пробормотал Вар.
— Неплохое пиво, — промолвил Арминий. — Не такое сладкое, как вино, но очень даже неплохое.
«Варвар».
Не Квинтилий Вар, а Аристокл произнес это слово — беззвучно, одними губами. Арминия раб не столько задел, сколько позабавил. Он знал, что Аристокл смотрит свысока даже на римлян, считая варварами всех негреков. И это несмотря на то, что римляне давным-давно покорили его народ, властвовали над его страной и сам он являлся такой же собственностью римлянина, как письменный стол. Ну и что же? Для Аристокла все это было несущественными подробностями, не менявшими сути дела.
— Ты должен рассказать мне побольше о дороге севернее холмов. О том, что нас ждет, если мы двинемся по предложенному тобой пути, — промолвил Квинтилий Вар, отпив еще глоток и ухитрившись не поморщиться. — Сильный дождь может помешать нам направиться к реке. Если дорогу размоет, мы увязнем, утратим подвижность и, боюсь, к этим бедам добавятся нападения диких германцев.
— Они просто не понимают, что им самим, их детям и детям их детей будет лучше житься под властью Рима, — заметил Арминий, который тоже этого не понимал, да и не хотел понимать, о чем Вару знать не следовало… пока.
— Вот именно! — просиял римский наместник. — Не понимают! Требуется время, чтобы они сами в этом убедились. Взять хотя бы галлов — они тоже не сразу поняли, в чем их благо, но теперь привыкли и вполне счастливы.
— Не сомневаюсь, командир!
Арминий не лгал. Германцы были весьма невысокого мнения о галлах. Соплеменники Арминия снова и снова вторгались к галлам и били их раз за разом… Пока римляне не вышли к Рейну, а потом еще хуже того — не перешли его.