Самое увлекательное в Вильпатту конечно же леопарды. Пугливые особи не перевелись, зато другие более или менее равнодушны к зрителям. Любопытство и бесстрашие леопарда достигают иной раз такой степени, что могут обернуться неприятностями.
У того самого пруда, где в свое время мы снимали возлюбленную пару., я однажды вновь застал двух леопардов, спокойно простершихся на песке; один был покрупнее, другой поменьше. Я обрадовался, предвкушая новую любовную сцену. Крупный самец подошел ко второму леопарду и затеял шуточную потасовку, как и положено самцу и самке в первом акте любовной интриги. Пленка запечатлела весь эпизод невинного обмена ударами без применения когтей и без сильных укусов. И тут до меня вдруг дошло, что оба партнера в игре — самцы! Этот эпизод не очень-то согласовывался с многочисленными данными о том, что самцы кошачьих, ведущих одиночный образ жизни, нетерпимо относятся ко всем прочим представителям мужского пола…
Мы решили проследить за этой парой. Похоже, перед нами был пример дружеских отношений между доминирующим на данной территории самцом и его почти взрослым сыном. Что опять-таки противоречит господствующему представлению о привычках кошек, не живущих стаей. По правилам, доминирующий самец должен прогонять всех более молодых и слабых самцов, задав им основательную трепку.
Мы же вместо буйного столкновения наблюдали и сняли приятельские взаимоотношения. Леопарды даже ложились рядом и облизывали друг друга! Еще я обратил внимание, что доминирующий самец, который обычно регулярно помечает свою территорию смесью мочи и гормональных выделений, не делал этого, пока находился вместе с молодым самцом. На сей раз он явно не испытывал острой потребности отстаивать территориальные права.
Наши пристальные, почти повседневные наблюдения за этими самцами привели к тому, что они стали держаться все более непринужденно. Казалось, леопарды следят за нами с таким же любопытством, с каким мы следим за ними. Порой они принимались играть, совсем как котята, в каких-нибудь четырех-пяти метрах от нас, перебрасывая друг другу лапами большой сухой лист.
Один раз мы застали пятнистых приятелей в тот момент, когда их обнаружили лангуры. Обезьяны тотчас заладили свое хриплое «акка-хакк»; наконец один самец поднял голову с раздраженным видом, присущим человеку, который обнаружил комара, третий час не дающего ему уснуть. А затем я вдруг увидел, как он взбегает на дерево, где собрались обезьяны, — взбегает по стволу, как по лестнице. Лангуры бросились врассыпную, спасаясь на макушках соседних деревьев, когда же леопард очутился наверху, не выдержали и стали приближаться, осыпая бранью пятнистого, то и дело совершавшего короткие выпады — вдруг удастся вонзить когти в лакомый кусок.
Разумеется, при свете дня у леопарда очень мало шансов поймать лангура, зато вечером, особенно же в безлунные ночи… Лангуры горланят не без причины, можете не сомневаться, что леопард частенько взимает с них пошлину.
Как я уже говорил, в Индии леопарды не раз покушались на человека. Остается только удивляться, что это не происходило чаще, ведь куда легче и безопаснее убить человека, весящего 50–80 кг, чем, например, 150-килограммового замбара. Все дело в традициях и привычках… Стоит крупной кошке однажды преступить границу, как она быстро усваивает, сколь беззащитна двуногая добыча (без оружия).
Самцы, которых мы снимали, были поистине безбоязненны и любопытны. Когда мы останавливали машину по соседству с ними, они нередко приближались к нам. Пользуясь самым длинным телевиком, я получил отличные кадры: голова леопарда и даже глаза крупным планом. Но однажды для крупного плана и телевик не понадобился…
Пиа, как обычно, сидела наготове с пленкой, объективами и камерами, пока я снимал, укрепив камеру на высоком штативе в задней части джипа. Один из самцов вышел на опушку и остановился, переводя взгляд с меня на Пиа и опять на меня. Потом сделал несколько шагов и лег, пристально глядя на Пиа. Снова поднялся и подошел поближе. Еще ближе… Медленно, очень медленно расстояние сокращалось. И вот уже не больше семидесяти сантиметров разделяет его голову и Пиа.
— По-моему, он задумал прыгнуть в джип, — тихонько произнесла Пиа, почти не разжимая губ.
Но я отчетливо видел, что в глазах леопарда нет никакого намека на агрессию или охотничье поведение, и попросил ее не двигаться. Резкое движение могло вызвать нежелательную реакцию, чреватую опасностью.
«Гляделки» продолжались еще несколько минут. В конце концов леопард не, выдержал психологического напряжения, опустил глаза, широко зевнул и растворился в зеленой чаще.
На сей раз контакт был излишне тесным, у этого зверя степень почтительности к человеку была близка к нулю. А через неделю после того, как леопард строил глазки Пиа, пятнистые приятели повели себя еще опаснее… Два слесаря, в обязанности которых входило следить за сантехникой в туристских бунгало, шли по дороге через участок, где обосновались леопарды. Внезапно они заметили, что звери крадутся за ними так, как это делают кошки, примеряясь к добыче. Рабочие прибавили шагу, но и леопарды пошли быстрее. Когда же люди остановились, звери легли в типичной напряженной позе, предшествующей прыжку. Слесари двинулись дальше, крича и хлопая в ладоши. Леопарды продолжали преследовать их, еще не вполне настроившись на атаку.
Случайно в это время по дороге ехал директор парка мистер Перера. С его помощью удалось отпугнуть леопардов, да так основательно, что с тех пор мы ни разу не видели их вблизи.
— Хорошо, что рабочих было двое, — сказал мистер Перера. — Будь на дороге только один человек, уверен, леопарды бросились бы на него.
Видеть животных, забывших страх перед человеком, прекрасно, однако почтение должно сохраняться. Слишком легко чаше весов перевесить…
Бхаратпур птичий рай
После ошеломляющей орнитофауны тропического пояса Южной Америки не мудрено слегка и пресытиться созерцанием пернатых. Что может сравниться красотой с цветущим деревом в окружении порхающих колибри сказочно ярких расцветок? Сидишь на суку в объятиях тысяч цветков, ярко-желтых, фиолетовых и ржаво-красных, упиваясь сладким благоуханием, а на расстоянии вытянутой руки то и дело жужжат над цветками крылышки птичек, отливающих зеленью, белым и синим или оранжево-желтым и пурпурно-фиолетовым тонами… А вечером наслаждаешься картиной летящих к мангровым зарослям огромных стай белых цапель, чередующихся с сотнями, а то и тысячами алых ибисов, которые вместе одевают деревья пышным кроваво-красным и белоснежным покровом…
Есть, однако, и в Индии место, от которого захватывает дух у самого избалованного орнитолога, — птичий заповедник Кеоладео Гхана под маленьким городом Бхаратпур, недалеко от Агры, столь знаменитой «самым красивым в мире архитектурным творением» — Тадж-Махалом.
Полчища туристов, едва ли не большинство гостей Индии, любуются и восхищаются беломраморными строениями с волшебными инкрустациями из самоцветов, образующими изысканные узоры из цветов и изящных завитушек и стеблей. Незабываемые образцы утонченного стиля и искусной ручной работы.
Некоторые туристы заезжают мимоходом в район Бхаратпура и совершают лодочную прогулку вечером, когда птицы направляются к местам ночевок. Но Бхаратпур (это название распространяют и на заповедник) заслуживает куда большего внимания. Работая в Индии, я семь раз приезжал туда в разные времена года.
Годичный цикл здесь можно разделить на три основных отрезка. В августе — ноябре выводят птенцов местные виды пернатых, кормящиеся рыбой. Но в начале октября Бхаратпур становится местом сбора неисчислимого множества перелетных уток, гусей и прочих птиц, не жалующих осенние холода в лесах Сибири и Европы. В марте наступает засуха и птичье население редеет до той поры, пока муссон вновь не напоит влагой водоемы и в августе опять начнется гнездование.
Картина разнообразная, как с более крупными регулярными вариациями, так и с маленькими неожиданностями от года к году. Масштабы здесь поистине огромные. Число гнездящихся особей не поддается точному учету. В рекордном 1977 году обильная ихтиофауна ежедневно кормила более 300 тысяч птиц. Причем в это число не входят несметные полчища уток.
В Южной Америке я повидал обширные гнездовья в таком же роде, например болота Каруни на Тринидаде, берега реки Рупунуни в Гайане. Если говорить о живописном колорите, вряд ли найдется наряд более изысканный, чем оперение алого ибиса, розовой колпицы или голубой цапли, а зрелище смешанного облака этих птиц в полете, пожалуй, венчает спектр услад орнитолога. Но если говорить о количественном впечатлении, то Бхаратпур стоит особняком, причем многие виды отличаются безукоризненным изяществом, хочется назвать их «конструкцию» рафинированной.
Раньше всех начинают гнездиться змеешейка и ее близкий родич баклан, представленный тут тремя видами.
Змеешейка… Название длинное и извилистое, как сама шея этой птицы, качающаяся во все стороны, сгибающаяся со змеиной быстротой и снабженная, во-первых, острейшим клювом, во-вторых, механизмом, который рывком выпрямляет шею, уподобляя ее подводному ружью.
Охота змеешейки — увлекательное зрелище, пусть даже видно лишь то, что происходит над водой. В отличие от бакланов и большинства ныряющих птиц, слегка подпрыгивающих вверх-вниз, чтобы уйти под воду, змеешейка погружается на манер подводной, лодки. Голова и шея плавно рассекают воду вперед-вниз, и птица исчезает, почти не потревожив поверхностную гладь. Десяток секунд, иногда минута — и змеешейка всплывает, чаще всего с трепещущей рыбкой на остром клюве. Вот именно — на клюве, потому что змеешейка, не в пример другим пернатым рыболовам, пронзает добычу своим гарпуном! Если рыба средней величины, змеешейка резким движением подбрасывает ее в воздух, ловит и мигом проглатывает. Если же рыба маленькая, тонкая и легкая, она нередко застревает на клюве, и птица долго мотает головой, чтобы стряхнуть добычу.
Иногда змеешейке попадает крупная рыба, и разыгрывается отчаянный поединок. Снова и снова птица кувырком уходит под воду, пока рана не доконает жертву. Мне удалось снять такое единоборство. Завершающая стадия происходила всего в двух метрах от нашей лодки, и, когда рыба выдохлась, змеешейка на всякий случай вышла на берег, чтобы там проглотить добычу. Мне невольно вспомнилось, как змея заглатывает свою жертву: рыба оказалась раз в пять больше обычной добычи змеешеек.
Кормление птенцов — не менее трудоемкое дело. Большинство птиц отрыгивают корм и по частям заталкивают в голодные пасти отпрысков. У змеешеек, а также у их родичей, как близких — бакланов, так и более далеких — олушей и пеликанов, положено, чтобы птенцы сами доставали пищу из буфета, то бишь из желудка родителей. Путь туда долог и тесен, и, когда смотришь, как почти взрослый птенец силится протолкнуть свой острый клюв и длинную шею через все горло мамаши или папаши, способ этот выглядит таким головоломным, что невольно спрашиваешь себя, как эволюция могла пойти на столь рискованный эксперимент. Когда родитель и отпрыск вот так сочленены, обе стороны чрезвычайно уязвимы, поэтому змеешейки; готовясь кормить птенцов, проявляют куда большую бдительность и осторожность, чем другие члены птичьей колонии.
На одном и том же дереве гнездятся самые разные виды и практически возможны любые комбинации. Нет такого вида, который решительно отказывался бы разделить дерево и ветку с другими птицами. Конечно, можно найти деревья, занятые особями только одного вида, но не менее часто соседствуют, например, змеешейка, средний баклан, египетская цапля, малая белая цапля, колпица, аист-разиня, ибис и клювач. За час-другой дежурства у одного только дерева, особенно во время кормления, можно познакомиться с присущим каждому виду приветственным ритуалом, способом кормления и техникой строительства гнезда. А также с половым поведением, потому что, как только вылупившиеся птенцы подрастут и начинают упражнять оперившиеся крылья, прибывают новые жильцы.
Нередко можно видеть, как из гнезда таскают стройматериал, не дожидаясь, когда его покинут квартиранты. Правда, острые клювы змеешеек страхуют их от подобного грабежа. В Южной Америке я однажды видел, как змеешейка (Anhinga anhinga) одним ударом прикончила подошедшую слишком близко почти взрослую особь того же вида, но из соседнего выводка. Молодая птица с пробитой головой шлепнулась на землю, где я смог определить причину смерти. А вот у птиц поменьше, таких, как средний баклан, сколько бы они ни возмущались, гнезда подчас совершенно разоряют представители более крупных видов. Например, колпица, которую я заснял в разгар ее «преступных» действий. Под конец угловатые отпрыски ограбленных соседей с трудом удерживали равновесие на трех-четырех прутиках.
Возвращаясь к змеешейке, отмечу, что на дереве ее территория невелика, можно достать соседа клювом, как в колониях крачек или чаек, но и только. Зато в местах рыбной ловли она решительно заявляет территориальные претензии, точнее, старается отгонять конкурентов, регулярно возвещая о себе хриплым кудахтающим криком, пока переваривает пищу и отдыхает, просушивая крылья и все оперение в целом. Правда, иногда эти сушилки тоже являются общим достоянием, на одном дереве греются до десяти змеешеек. Сидят на ветвях, пока облачение, напоминающее видом мокрую тряпку, под лучами солнца не превратится в поблескивающую сухую униформу. Но если две змеешейки встретятся в воде — скажем, одна приводняется там, где уже промышляет другая, — первый рыболов заставит конкурента удалиться.
Наряд самцов и самок мало чем различается, и, как обычно в таких случаях, определяющую роль для союза двух партнеров у будущего места жительства играет ритуализованное поведение. Сидя на избранной им ветке, самец покачивает головой, напоминая этим дальнего родича змеешеек, фрегата. Правда, в отличие от последнего у змеешейки нет выразительного ярко-красного вздутия на горле, но самец топорщит перья на голове и шее; кроме того, на спине нарядным венком расправляются длинные метелкообразные перья. Со стороны это выглядит довольно потешно, но ведь и мы, люди, когда влюбляемся, производим подчас глуповатое впечатление на окружающих…
Бакланов в Бхаратпуре очень много, и, поскольку они рано начинают гнездование, можно увидеть деревья, сплошь усеянные их гнездами. Нередко часть гнезд освобождается как раз в ту пору, когда колонию пополняют колпица или малая белая цапля. Остроклювые и агрессивные цапли ведут себя просто беспардонно: раздергивают по прутикам бакланье гнездо, не считаясь с тем, что сидящий в нем нескладный птенец может шлепнуться в воду. Конечно, бедняга тут же всплывает, но горе ему, если он попробует вскарабкаться на дерево в пределах досягаемости цапель, особенно если те уже вывели свое потомство. Удар за ударом обрушится на злополучного птенца, и он снова скатится вниз с окровавленной головой. Я снял однажды отчаянные старания такого малыша взобраться на родную ветку. Сорвавшись в воду, он подплыл к стволу, но застрял в болотной траве. Застрял безнадежно, с минуту еще продолжал бороться — и утонул. Я ничем не мог ему помочь — попробуй я подойти на лодке к бедняге, полсотни других птенцов с испугу выбросились бы из надежных убежищ на дереве…
Цапли представлены в Бхаратпуре различными видами. Особенно много белых цапель рода Egretta. Речь идет о трех видах, отличающихся друг от друга размерами: малая белая цапля (Е. garzetta) с черными ногами, черным клювом и беловатыми лапами, средняя (Е. intermedia) с черными ногами и черным кончиком желтого клюва и, наконец, большая белая цапля (Е. alba) с длинной грациозной шеей, черным клювом и черно-красными ногами.
Всем этим видам грозило полное истребление, когда одна из прихотей «самого опасного зверя» породила промысел не менее постыдный, чем сохранившаяся, увы, до наших дней мода рядиться в шкуры диких животных. Кому-то пришло в голову украшать дамские шляпки эгретками (так называются столь важные для ритуализоваиного поведения удлиненные рассученные перья на нижней части шеи и на плечах цапель), и огромное количество птиц приносилось в жертву этой выдумке. «Несведущие» женщины, как всегда, рабски следовали моде, продиктованной консорциумом — заключительным и самым дорогим звеном в цепи, начинающейся с предельно скромной мзды «дикарю» или «туземцу». Холеные руки принимали крупные ассигнации от очаровательной и очарованной особы, охотно платившей шайке посредников астрономическую цену за утонченный залог смерти. К счастью, уже в 20-х годах нашего столетия, когда многие виды цапель во всем мире находились на грани полного уничтожения, торговля перьевыми украшениями была прекращена. Поскольку колибри и райские птицы тоже поставлялись на ярмарку тщеславия, эти еще более редкие виды также сильно пострадали. И если бы кровопускание продолжалось, многие птицы, наверное, были бы истреблены.