Не желая знать его ответа, он отвернулся и направился к входу в замок.
Наверху в спальне княжна выпрямилась у окна, кинулась к нему и нежно воскликнула, как будто происшествие и его настроение забавляли её, не больше того:
– Степан?!
Но он не позволил ей обхватить себя и повиснуть на шее, остановил вытянутой рукой.
– Зачастил сей ночной гость, когда меня нет, – в кривой усмешке показал он крепкие белые зубы. – Не за тайной ли любовью за моей спиной?
Она отступила, как ужаленная пчелой.
– Почему, почему ты мне не веришь? – произнесла она тихо и с горечью.
Его передёрнуло. Она подождала, не услышав объяснений, продолжила срывающимся голосом:
– Не верь воеводе.
– А кому мне верить? – глухо отозвался он. – Тебе, что ль?
Губы её задрожали, на глазах заблестели слёзы.
– Думай обо мне, что хочешь, – произнесла она. – Но не верь воеводе.
Гнев его утихал, вроде моря после обессиленной бури.
– Не верю я ему, не верю. Не реви только.
После вспышки умопомрачительной ревности, любовная привязанность к ней только усилилась. Он ощутил, что она стала дорога, как никогда прежде, а её слёзы и жалкий вид терзали ему сердце, как стая воронья. Он не мог смотреть на это и отвернулся. Наконец он уступил сладостной боли новых переживаний.
– Обещай, что больше не увидишься с ним, – тихо попросил он в сторону.
Девушка слабо улыбнулась.
– Я всё узнала, что хотела, – сказала она грудным слабым голосом. – Он мне больше не нужен.
Разин порывисто обернулся. При виде дрожи её нежных губ он опустился на колени, обнял ей ноги.
– Мне страшно потерять тебя, – прошептал он, и шёпот его был ужаснее крика. – Я весь мир готов разрушить ради тебя.
Понемногу успокаиваясь, притихшая и покорная, она лишь спросила:
– Ты любишь меня?
– Да, да, – простонал он, порывисто встал, жадно подхватил её на руки и на ходу к постели осыпал жаркими поцелуями.
13. Тайное письмо Морозова
Осенняя река даже при тёплом бабьем лете студила кровь и, пока Удача прялся за отрубом, плыл возле обрубков корней от Заячьего острова, его члены окоченели, а зубы устроили пляску с клацаньем. Лишь когда остров стал размываться темнотой ночи, он наконец решился выбраться из холодной воды. Вещи, которые он на острове скинул с себя и запихнул в дупло, мешали ему устроиться в самом дупле, и он нагишом оседлал ствол, чувствуя, что всё тело до костей пробирает озноб. Надев только рубашку, он принялся работать веслом так часто, как только смог, но по настоящему согреться не позволяли ноги, которые оставались по колена в воде. Со стороны он являл собой необычное зрелище, но оценить это было некому, вокруг не виделось ни одного живого существа.
Миновав пригорок, на вершине которого прошлой ночью горел костёр заговорщиков, он направил отруб к берегу. Едва обломки корней зашуршали в песке, слез с шершавой коры ствола и вытащил его к трём камням и торчащему внизу обрыва кустарнику. Живо одевшись, забрал из дупла оружие и свиток письма, перевернул отруб дуплом к песку и, чувствуя наконец волну успокаивающего тепла, быстро поднялся к зарослям рощицы. По привычке он продвигался без какого?либо шума и, когда появился рядом с сидящим на ворохе листьев Антоном, тот невольно вздрогнул.
– Я оставил твоё плавучее средство у тех же камней, что и вчера, – вполголоса предупредил он товарища и отвязал поводья аргамака от корявой ветви дерева. – Не думаю, что оно мне ещё понадобится.
– Как знать, – не по возрасту глубокомысленно возразил Антон, встал на ноги и отряхнулся.
С конями на поводу они вышли к тропке и прошли к дороге. На дороге их тени соединились с тенями лошадей, забрались им на спины, после чего всадники поскакали в город. Удачу подгоняло незавершённое ночное дело, он спешил вернуться, Антон от него не отставал, и треть часа спустя они уже были у своего постоялого двора. Сторожу он заплатил за ночные беспокойства ещё вечером, и тот дожидался их и сразу же, едва услышал, кто они, открыл ворота. Оставив коней его заботам, Удача захватил из сторожки приготовленную заранее дорожную сумку. Хотел было предложить Антону остаться, однако у того был решительный настрой сопровождать его в любые предприятия, и он промолчал.
Они вновь покинули сонное подворье. В сопровождении своих безмолвных теней пересекли площадь и скрылись на купеческой улице, которая вела к крепости.
– Мне?то, какая боль с их промыслов? – махнув рукой в ту сторону, проворчал сторож в ответ нехорошим предположениям и посоветовал сам себе: – Заплатили тебе, так не суй нос в чужие дела.
Он закрыл створки ворот, накрепко заперся изнутри двора, опустив и впихнув поперечный брус в железные крючья. Потом достал полученный вечером серебряный полтинник, вновь недоверчиво попробовал его на зуб и опять убрал в карман длинного суконного кафтана. У кормушек нетерпеливо переступали оставленные не рассёдланными лошади. Расседлав их по очереди, он похлопал по морде гнедого аргамака.
– Разбойники у вас хозяева, – объяснил он жеребцу. – Хуже казаков. Те хоть ночами не колобродят. – И пробубнил, направляясь к сараю: – Сейчас, сейчас пожрать дам. Овса вам? Дам овса.
Оба товарища тем временем скоро дошли до наглухо запертых Воскресенских ворот. По мосту перешли ров, и тропа увлекла их в тень рядом с крепостной стеной Белого города, где вдоль неё протянулся скреплённый корнями травы широкий уступ, справа которого был побережный обрыв к реке. Дойдя до середины расстояния между сторожевыми башнями, Удача скинул ремень сумки с плеча, на котором её нёс, опустил сумку на тропу. Затем присел на корточки и, распустив узел, вынул моток верёвки, концом привязанный к ушку крюка, используемого при нападениях на крепости. Он расправил верёвку, раскрутил конец с крюком до лёгкого свиста и отпустил, чтобы он взлетел вверх, потянул за собой верёвочный хвост. Крюк цокнул, зацепился за каменный зубец. Оба замерли, но окликов часовых не последовало, и Удача потянул верёвку, на секунду повис на ней, чтобы она стала похожей на натянутую струну.
– Как же ты попадёшь в дом воеводы? – вдруг сообразив о других препятствиях, шёпотом полюбопытствовал Антон. – Там же заперто?
– А окна на что? – тоже шёпотом удивился Удача, словно вопрос парня никогда не приходил ему в голову. – Ладно, жди.
При помощи верёвки он без труда забрался наверх, перевалился за зубец. После чего хвост верёвки подпрыгнул, заскользил туда же, размахиваясь и продёргиваясь, как будто ожил и превратился в необычайно длинную змею. Проводив её взглядом, Антон задрал голову и в который раз позавидовал ловкости приятеля – ни один звук не выдал, что тот передвигается и спускается внутрь Белого города. Присев на сумку, он стал ждать, размышляя, что вообще?то такая жизнь ему больше по нраву, чем та, которую он вёл прежде.
Не встречая ни души на настороженных и одновременно беспечных улицах, на которых не было ни бдительных сторожей с колотушками, ни дозорных стрельцов, Удача торопливо прошёл ко двору семейства воеводы. В больших палатах и подворье уже ничто не напоминало о вечернем застолье. Он завернул за угол к серой, отбрасываемой в переулок тени главного терема, и она поглотила его собственную. Отступив на пару шагов, породив опять свою тень, он увидел на крыше скрывающую нижнюю часть луны печную трубу, после чего осмотрелся. Затем расправил верёвку, раскрутил конец с привязанным крюком и отпустил его, чтобы он пролетел к той трубе. Царапнув по кирпичу, крюк прочно впился остриями за её край и выдержал, когда он натянул верёвку, чтобы проверить надёжность зацепа. На подворье сыто заворчал пёс, но захлебнулся ворчанием и затих. Пресытившись остатками еды от недавнего пиршества хозяев, другие собаки поленились даже поворчать.
Выросший в горах он забрался на жестяную, выкрашенную в зелёный цвет крышу с проворством молодой обезьяны. Припоминая расположение спальни воеводы по отношению к другим помещениям, прокрался к низу пологого ската во двор, подтянул верёвку, и осторожно, чтобы не потревожить собак, прилёг у края крыши, внимательно осмотрел двор. Во дворе всё дремало – фыркало спросонья, тяжело вздыхало, храпело и посапывало. Он прикинул, где должно быть нужное ему окно, и обнаружил его немного левее того места, где лежал. Окно было приоткрыто для проветривания, что облегчало ему задачу. Он стянул с себя полукафтан, оставил его на крыше и, опрокидываясь вниз, завис на верёвке. Не мешкая, толкнул носком мягкого сапожка оконную раму; она охотно поддалась, смазанная в петлях беззвучно провернулась внутрь комнаты. Окоём был достаточно широк, чтобы сунуться в него сначала ногами, затем, опускаясь на руках, просунуться и телом. Отпустив верёвку, он змеёй пролез внутрь помещения и очутился в полумраке, узнавая очертания спальни, значительную часть которой занимала просторная кровать.
Направленному к окну породистому и властному храпу князя певуче, но в другую сторону похрапывала его дородная супруга. Утопая в перине, укрытые по пояс жарким, на лебяжьем пуху одеялом, они отклонялись головами каждый на свою подушку, напоминая государственного двуглавого орла, и строгое чело воеводы было обращено навстречу Удаче. Он на цыпочках прокрался к изголовью кровати. Чтобы не разбудить хозяина дома, на этот раз достал ларец из тайного простенка, с ним отступил к косому лунному освещению. Накрыв защёлку рукавом, мягко надавил на неё, и крышка приоткрылась без предательски резких звуков. Холодный голубоватый свет проник в нутро ларца, когда он положил в него выкраденное несколько часов назад царское послание. Как оказалось, показанное девушке оно не вызвало у неё особого внимания, ей важна была его готовность выполнить то, что она потребовала от него прошлой ночью. В ларце были ещё два свитка, и случайно освещённая печать нижнего из них привлекла внимание Удачи. Он вынул свёрнутую бумагу, развернул лист и разобрал написанные слова.
" Не бойся вызвать казачий бунт. Обезглавь его начало, и он будет обилен кровью, но не страшен государству, а молодому царю поучителен. То нам сейчас выгодно. Отсидишься в крепости и недолго ждать тебе боярства. В том моё слово тебе крепко.
Морозов".
Удача, не колеблясь, засунул под рубаху столь важное, свидетельствующее о заговоре против царя, письмо с собственноручной подписью Морозова. Затем быстро вернул ларец на место, в простенок за изголовье кровати.
– Нет, воевода, теперь плясать будешь под мою дудку, – одними губами предупредил он лицо князя.
Храп оборвался, воевода промычал маловразумительное недовольство, сунул широкую пятерню под одеяло, поскрёб ляжку. Вдруг приоткрыл веки, мутными глазами бессмысленно уставился в стоящего над ним царского порученца. Удача застыл, как вкопанный, не шевелясь и не дыша.
– А?а?а! – пробурчал воевода спросонья. – Сгинь проклятый!
И снова провалился в объятия тяжкого сна, захрапел громче прежнего. Удача отступил на полусогнутых ногах и, не видя смысла задерживаться, охотно исполнил княжье пожелание.
На крыше он надел полукафтан, сбросил верёвку с крюком на улицу и прыгнул следом. В ближайших подворьях затявкали собаки. Тявкали они нехотя и недолго, словно знали, что им некого привлечь к выяснению причин подозрительного мягкого прыжка и скоро удаляющихся шагов. Тем же путём он вернулся к тому же безлюдному участку крепостной стены. Поднявшись на настил, захватил серединой верёвки каменный зубец, живо спустился вдоль белокаменной стены настолько, насколько позволили верёвочные хвосты, затем отпустил свободный и с крюком в руке спрыгнул на тропу возле привстающего Антона. Свободный хвост верёвки взметнулся обратно вверх, после чего соскользнул с зубца и, извиваясь и шурша, как живой гад, упал к их ногам.
Антон собрал верёвку, с крюком запихнул в сумку.
– Ну, как? – спросил он, распрямляясь и перекидывая сумку через плечо и за спину.
– Пошли отсюда, – произнёс Удача, ровным голосом подтвердив, что всё в порядке. – Спать пора.
Возвратившись к постоялому двору, они не стали стучать, перелезли через забор. Лохматая собака их признала, а сторож расположился на лавке у конюшни, обнимал ружьё и беспокойно вздрагивал из?за каких?то сновидений. Не разбудив его, они проникли в дом, ощупью поднялись к комнаткам постояльцев и пробрались в боковую спаленку. Удача заснул, как только завалился на постель. Антону же долго не спалось. Он ворочался под одеялом, признаваясь себе, что не хотел бы расставаться с новым товарищем.
– И что это мы такое вытворяем? – пробормотал он, недовольный и озадаченный тем, что Удача уклонился от всех его расспросов.
Однако загадок было слишком много. Ему никак не удавалось потянуть за один из концов разных предположений и размотать весь клубок объяснений. Так что же вокруг него происходило? С этой мыслью он постепенно забылся и покинул мир бодрствующих ради ночного отдохновения души и тела.
14. Противники переходят к действиям
Проснулся Антон поздно. Товарища не было. А за окном нависла серая пасмурность, как будто хотела разом пресечь все надежды на возвращение солнца и тепла. Бабье лето заканчивалось, и решительно вступала в свои права осенняя непогода.
Совместив завтрак с обедом, битый час он бесцельно ходил по людным местам. Побывал на рынке, на конном дворе, спустился к пристани, где вид насупленной реки усиливал тягостное впечатление от общей угрюмости домов и горожан. Дул северный холодный ветер, подгоняя беспросветные клубящиеся тучи, которые, казалось, никогда больше не откроют небо. Заскучав от ветра и туч, от безделья и неприкаянности, Антон вернулся к конному двору, по пути гадая, куда же делся Удача.
Он разглядывал продаваемых ногайцами аргамаков, когда сзади кто?то ухватил за рукав и потянул, чтобы он обернулся. Похожий на мальчишку веснушчатый рыжеволосый коротышка, на котором обвисал старый кафтан с чужого плеча, а сапоги были стоптаны и давно забыли первоначальный цвет, заговорщически осмотревшись воровато бегающими глазками, пальцем сделал знак нагнуться. Когда Антон с недоверием склонил голову, коротышка прошептал ему на ухо:
– Удача сказал, не медля отправиться и быть, где вы запрятали взятое в Нижнем Новгороде. Там ждать его.
Не давая возможности задать вопросы, он тут же шмыгнул прочь и побежал, скрылся за углом переулка. Антон посерьёзнел, тоже зачем?то осмотрелся, и быстро вернулся к постоялому двору и гостевой конюшне. Оседлав своего нетерпеливого после отдыха жеребца, он запрыгнул в седло, выпрямился и, поощряя коня к скорому шагу, отправился к улице, ведущей на северную окраину. Проезжая мимо узкого переулка он не подал виду, что искоса заметил за шеей красивой вороной кобылы неприветливое и частью скрытое шляпой лицо с приплюснутым носом. Плосконосый при его появлении сунул что?то в ладонь рыжеволосому коротышке и запоздало отвернулся в другую сторону. Антон сразу узнал его – последний раз видел позапрошлой ночью у костра вместе с воеводой и Мансуром. Таинственный, чурающийся свидетелей разговор плосконосого и коротышки не предвещал ничего хорошего, и он слабиной поводьев стегнул жеребца, перевёл скакуна на лёгкий бег, который позволял обгонять и прохожих и редких всадников.
– А что они взяли в Нижнем Новгороде? – нагло спросил рыжий коротышка у Плосконоса.– А?
– Много будешь знать...
Плосконос не договорил, просунул сапог в бронзовое стремя, после чего разом очутился в ещё скрипучем новом седле. Верхом на кобыле он выехал из переулка, а, позволив Антону удалиться на полторы сотни шагов, последовал за ним.
– Много будешь знать... – кривляясь, передразнил его коротышка и проводил неприязненно прищуренным взглядом. – Мог бы и больше дать.
Полученный пятак он спрятал в карман и плюнул в то место, где минуту назад стоял Плосконос.
Оставив позади городской посад, а затем и слободские окраины, Антон на развилке выбрал правое, уводящее от реки ответвление от большой дороги и подстегнул жеребца, коротко хлестнув плетью по крупу. Конь обиженно взвился и понёсся во весь дух. Степным наездником пригибаясь к развевающейся гриве, Антон украдкой оглянулся. Как и ожидал, много позади углядел всадника, который тоже свернул у развилки и принялся нещадно стегать вороную лошадь, заставляя её помчаться вдогонку. Натянув поводья, Антон перевёл жеребца опять на лёгкий бег, каким тот мог скакать долго, и незаметно убедился, что следующий по пятам всадник успокоил галоп вороной кобылы, не желая приближаться, но и намереваясь не упускать его из виду. Сомнений не оставалось – Плосконосый выслеживал его, хотел узнать, где у них тайник, в котором были спрятаны похищенные у нижегородского воеводы деньги. Но ждёт ли у тайника Удача? Рыжеволосый коротышка мог и соврать, нанятый для этого Плосконосом, а мог сказать и правду, а потом соблазниться желанием продать слова поручения тому, кто предложит заплатить за них.