Но что же делать? Генерал все-таки предпочитал терпеть. Он не хотел отвечать на огонь огнем до тех пор, пока не получит более верной цели, а то это какая же цель — туманная куча из нескольких сотен человеческих голов, выглядывающих из-за скал.
Генерал был полный, краснолицый господин. Он прекрасно играл в вист и хорошо знал свое дело. Он был настоящий солдат, подчиненные в него верили, а он верил в них, да и нельзя было не верить в таких солдат. Материалом этот господин располагал безукоризненным. В теории он, правда, стоял за сокращение срока военной службы, но на практике предпочитал ветеранов. Его маленький отряд по качеству равнялся целому корпусу.
Левый фланг четырехугольника составляли четыре роты Королевского Вессекского полка. Правый фланг состоял из такого же количества рот Королевского Красного. Вторые батальоны этих полков составляли центр. В арьергарде справа шел гвардейский батальон, а слева — моряки. Арьергард замыкался батальоном стрелков. Два семифунтовых орудия двигались вместе с отрядом. Гарднеровскую митральезу везли впереди. Около нее суетилось человек десять-двенадцать матросов в белых блузах, которыми командовали офицеры в туго стянутых голубых мундирах. По временам матросы останавливались и наводили орудие туда, где из-за скал виднелись развевающиеся знамена пророка.
Гусары и уланы шли с боков, обшаривая кусты. В середине отряда двигалась группа верблюдов.
Эти животные с их веселыми глазами и надменно сжатыми губами имели пресмешной вид. Оки составляли странный контраст с покрытыми кровью людьми, которых везли в повозках. Этих раненых было уже очень много, и повозки были набиты битком.
Английское каре двигалось теперь параллельно горе. Двигалось оно по-прежнему медленно, то и дело перестраиваясь, подбирая раненых и делая выстрелы из орудий. Солдаты сделались серьезны и сосредоточены. Они видели, как арабы выскочили с воплями из-за скал. Враг был многочислен и свиреп.
Лица у всех были точно каменные. Все они знали, что должны или победить, или умереть — и притом умереть ужасной смертью.
Но всех серьезнее был сам генерал. Он заметил нечто весьма неприятное. Брови его тс и дело хмурились, а лицо краснело.
— Мне кажется, Стефен, — сказал он своему ординарцу, — что там, в Королевском Красном что-то пошаливают. Когда черные показывались из-за гор, рота на правом фланге заметно колебалась.
— Это самые молодые солдаты во всем каре, сэр, — ответил адъютант, разглядывая правую роту в бинокль.
— Скажите, Стефен, полковнику Флэнагану, чтобы он приглядывал за этой ротой, — сказал генерал.
Ординарец отправился в карьер выполнять приказ. Полковник, добрый старый солдат ирландского происхождения, немедленно же отправился к роте.
— Ну что, как солдаты, капитан Фолей?
— Нельзя быть лучше, сэр, — ответил старик-капитан. Этот капитан весь век прослужил в Индии, и терпеть не мог солдат из туземцев. Теперь, получив под свою команду ирландцев, он был в восторге и глядел на своих подчиненных чересчур оптимистически.
— Подбадривайте их! — крикнул полковник.
И он помчался в другое место. В этот самый момент сержант роты сделал вид, что зашатался, и упал в кусты мимозы. Вставать он не захотел и остался лежать в кустах.
— Сержант О'Рук убит сэр, — послышался голос.
— Не робейте, ребята! — закричал капитан Фолей. — Он умер, как подобает солдату, сражаясь за королеву.
— К черту королеву! — послышался хриплый голос.
Но рев гарднеровского орудия заглушил эти слова. Капитан Фолей слышал этот крик, слышали их и лейтенанты Грайс и Морфи… Есть, однако, моменты, когда глухота становится даром бегов.
Когда шум выстрела умолк, капитан крикнул:
— Смелее, Красный Королевский! Сегодня мы сражаемся за честь Ирландии.
— Мы знаем, капитан, как охранять эту честь! — раздался тот же, не предвещающий ничего доброго голос.
Вся рота загудела, вторя этим словам.
Капитан и два младших офицера отошли назад.
— А солдаты-то… того! — заметил озадаченный капитан.
— Верно, — ответил лейтенант Морфи, — при первом же натиске они разлетятся, как дикие утки.
— Да они чуть и не разбежались, когда черные показались на горе, — добавил Грайс.
— Я зарублю первого же, кто покажет тыл! — воскликнул капитан Фолей.
Говорил он намеренно громко, так что пять ближайших рядов его слышали.
Затем он сказал тихо, обращаясь только к товарищам-офицерам.
— Конечно, это очень мне неприятно, но надо донести о том, что вы сказали, начальнику. Я поеду к нему сам и попрошу поставить в арьергард за нами роту матросов.
И он отправился в штаб, имея в виду принять меры к охране безопасности каре, но прежде чем он доехал до места, каре перестало существовать.
Двигаясь вдоль горы, британский отряд дошел до начала оврага, в котором, скрытые кустарником и камнями, сидели в засаде три тысячи дервишей, предводительствуемые Гами-дом-Вад-Гуссейном из Баггараса.
— Тра-та-та! — раздалось впереди.
Три конных разведчика, шедших впереди левого крыла каре, сделали эти выстрелы и помчались во весь дух назад, спасая свою жизнь. Они мчались, склонясь к гривам лошадей и перепрыгивая через песчаные бугры. За ними неслись прямо по пятам сорок-пятьдесят арабов-всадников.
Все — скалы, кусты мимоз, песок, — сразу ожило. Отовсюду лезли фигуры черных людей. Вой арабов, — протяжный, пронзительный вой заглушал команду офицеров. Королевский Вессекский полк успел сделать только два залпа, орудия пустили только по одному заряду шрапнели. Второй раз пушек зарядить не успели. Живая, черная блестящая от стали волна залила орудие. Королевский Вессекский полк оказался отброшенным назад, к верблюдам. Тысяча фанатиков врезалась в самое сердце каре. Эти фанатики рубили направо и налево. Мулы и верблюды, оставшись без проводников бежавших назад при приближении черных, столпились в одну кучу. Через эту кучу нельзя было увидать, что делается впереди. Но было очевидно, что черные приближаются. Крики «Алла, Алла!» становились все громче. В облаках желтого песка видны были взвивающиеся на дыбы лошади и суетящиеся, ругающиеся люди.
Вессекский полк стрелял вдогонку прорвавшим его строй арабам. Солдаты были сильно возбуждены. Врачи после рассказывали, что в ранах взятых в плен врагов они находили не одни только пули, а кое-что и похуже.
Дрались солдаты бешено. Одни из них, собравшись в небольшие кучки, яростно отражали штыками нападения всадников с пиками, другие стали спиной к верблюдам, третьи столпились около генерала и его штаба. Генерал стоял с револьвером в руке.
Расстроенное каре медленно подавалось назад. Неприятелю удалось разорвать угол четырехугольника, и он теснил теперь англичан.
Офицеры и солдаты других частей нервно оглядывались на арьергард, не зная, наверное, что там такое делается. Помощи товарищам они подать не могли, не нарушив строя.
— Ей Богу, они прорвали вессекцев, — воскликнул Грайс из Красного Королевского полка.
— Дьяволы нас подстерегли-таки, Тед, — произнес с сильным ирландским акцентом лейтенант Морфи.
Рота пришла в смятение. Строй был нарушен, и солдаты столпились около Конолли и заговорили все разом. Офицеры продолжали всматриваться вдаль, стараясь определить, что делается в арьергарде. Матросам удалось-таки увезти свою митральезу, и она снова извергала из своих пяти дул смерть на заливавшую все пространство волну дикарей.
— А, проклятая пушка! — раздался голос. — У нее опять что-то в брюхе застряло!
И, действительно, митральеза смолкла. Около казенной части суетилась команда.
— Это все этот вертикальный винт! — закричал офицер. — Неси сюда ключ, Вильсон. Кортики наголо, ребята, а то они вас сомнут…
Конец фразы офицер не проговорил, а простонал, так как в этот момент он был пронзен длинной пикой араба. Новая волна дервишей хлынула из кустарников и залила собой митральезу и правый фланг отряда. Матросов смяли в одну минуту. Но Красный Королевский полк показал себя. На вопль исламистов он ответил бешеным, злым криком. Дружный залп уложил на месте, по крайней мере, две сотни арабов. Черная волна хлынула вправо и ворвалась туда, где ей не было оказано никакого сопротивления.
В этом пункте стояла третья рота. Солдаты и не думали стрелять; они не сопротивлялись арабам. Опершись на свои винтовки, они стояли, задумчиво глядя вперед. Многие даже побросали ружья. Конолли, стоя в центре большой группы что-то громко говорил.
Капитан Фол ей, протеснившись через толпу, набросился на Конолли и начал угрожать ему револьвером.
— Это твое дело, негодяй! — закричал он. Чей-то тихий голос рядом произнес:
— Если вы не опустите револьвер, капитан, мы вышибем из вашей головы мозги.
Капитан оглянулся. На него было направлено несколько винтовок.
Лейтенанты, увидя, что начальник в опасности, поспешили к нему и стали с ним рядом.
— Что это значит? — воскликнул Фолей, оглядывая угрюмые, злые лица бунтовщиков. — Разве вы не ирландцы? Разве вы не солдаты? Зачем вы сюда пришли? Вы пришли сражаться за отечество.
— Англию мы за отечество не почитаем, — ответил один из солдат.
— Но вы не за Англию сражаетесь, а за Ирландию. Вы служите империи, а Ирландия есть часть империи.
— Будь проклята империя! — крикнул рядовой Мак-Квир, бросая на землю винтовку. — Эта империя помогала человеку, лишившему меня крова и земли. Да пусть моя рука отсохнет, если я выстрелю из этой винтовки!
— Нам на вашу империю наплевать! — крикнул другой солдат.
— Пускай за вашу империю сражается полиция!
— Да это лучше будет, чем выгонять бедных людей из их домов. Пускай-ка ваша полиция повоюет хорошенько.
— Ваша полиция застрелила моего брата.
— А мою больную мать ваша империя выгнала на голод и холод. Пусть я сквозь землю провалюсь, а уж эту империю защищать не стану. Можете эти мои слова записать в вашу книгу. Это пригодится на военном суде.
И напрасно офицеры умоляли, убеждали, угрожали. Все было напрасно.
А между тем внутри каре продолжала кипеть битва, кровавая битва. Даже бунтующая рота должна была постепенно отодвигаться назад. Бесполезная митральеза с ее перебитой командой была теперь не ближе, чем в ста шагах.
И отступление становилось все быстрее и быстрее. Массы солдат, преследуемые неприятелем, искали чутьем более удобного места. Они старались выйти в открытое пространство, чтобы дать там отпор врагу. Три стороны каре были целы еще, но четвертая оказывалась серьезно помятой. Всего хуже было то, что на помощь товарищей эта сторона рассчитывать не могла. Гвардейцы выдержали натиск вождя Хадендовы и удачными залпами заставили арабов бежать. Кавалерия наехала на засаду. Завязался ожесточенный бой.
Перевес остался на стороне британцев, но все-таки они понесли крупные потери и в этом пункте.
Но как бы то ни было, каре отступало, надеясь освободиться на короткое время от наседавшего врага и успеть перестроиться.
Удастся ли это? Перестроится ли каре, или оно будет окончательно прорвано? От ответа на этот вопрос зависела судьба пяти полков и честь их знамени.
Несколько частей каре были, как уже сказано, расстроены. Третья рота Красного Королевского полка давно была уже расстроена и безо всякого порядка отступала, несмотря на увещания растерявшихся офицеров. Напрасно они старались удержать солдат, напрасно они умоляли и угрожали. Солдаты их не слушали. Их командиром теперь сделался рядовой Конолли, который и отдавал приказания.
Волнение не распространилось, впрочем, на другие роты, так как в суматохе каре расстроилось, и третья рота вышла из соприкосновения с другими войсковыми частями. Капитан Фолей, однако, не терял надежды образумить солдат и сделал новую попытку в этом направлении.
Побежав к Конолли, он закричал:
— Подумайте только, что вы делаете! В отряде более тысячи ирландцев, и все они погибнут, если вы убежите!
Одни эти слова вряд ли подействовали бы на этого старого бунтовщика. Он был малый сообразительный, и в его голове был уже готовый план: он имел в виду собрать всех ирландцев и увести их к морю.
Но как раз в эту минуту арабы прорвались через обоз. Борьба стала видимой. Раздались стоны, вот раненый мул упал на землю, вот раненый солдат, проткнутый насквозь пикой, вскочил на повозку…
А из-за верблюдов и мулов выбегала толпа голых дикарей. Они обезумели от резни, они были упоены убийством. Тела их были забрызганы кровью, с пик их капала кровь, в крови же были выпачканы их лица и руки.
Арабы испускали дикий вой. Их прыжки, их скорченные, извивающиеся фигуры, страшные фигуры их пик — все это делало арабов, похожими на сонм демонов, вырвавшихся из бездны.
— Неужели же это союзники Ирландии? Неужели они сражаются за Ирландию против ее врагов?
Вся душа Конолли закипела проклятиями при этой мысли.
Он был твердый и энергичный человек, он обладал большой решимостью, но теперь при виде этих воющих дьяволов его решимость поколебалась. Еще минута — и Конолли окончательно забыл о своих намерениях. Он увидел собственными глазами, как громадный, черный, как уголь, негр схватил кричащего от ужаса погонщика верблюдов и стал пилить ему ножом горло. Он видел, как дикий арабский всадник пронзил насквозь своей пикой его собственного приятеля, маленького барабанщика из Миньстрита.
Он увидел еще много кровавых дел. Негры убивали раненых, рубили безоружных…
А там назади он видел добродушные, здоровые лица матросов, которые собирались направо кругом. Красный Королевский уже был готов отступить.
Конолли бросился в самую середину третьей роты и стал вместе с офицерами уговаривать солдат сопротивляться.
Но было уже поздно. Солдаты оробели. Они были сбиты с толку окончательно, дикая атака арабов довершила дело. Страшные лица врагов и их обагренные кровью руки приводили их в ужас. Рота обратилась в бегство.
И в само деле, что за охота умирать за ненавистное знамя? И что это за вожак такой? Сам же уговаривал бежать, а теперь гонит сражаться. Нет, они уже ни под каким видом сражаться не пойдут. Они побегут к морю.
Конолли, широко расставив руки, преградил дорогу товарищам. Он их убеждал, упрашивал, доказывал…
Все было напрасно. Можно ли повернуть назад катящуюся волну?
Солдаты бежали по пустыне, устремив глаза на море, и не оборачивались назад.
— Ребята, неужто вы и за это не постоите? — крикнул кто-то.
Крик был громкий, повелительный, и бегущие солдаты оглянулись. То, что они увидели, заставило их остановиться.
Рядовой Конолли воткнул в кусты мимозы свою винтовку, а на штыке развевалось маленькое зеленое знамя с вышитой на нем охотой без короны.
Это было знамя революционной Ирландии.
Бог знает, зачем, для каких бунтовских целей носил Конолли с собой это знамя, но теперь одно оно стояло неподвижно среди всеобщего бегства. Зеленое знамя стояло на одном месте, в то время как гордые знамена Англии двигались медленно назад.
— Кто за наше знамя! — крикнул Конолли.
— Вся моя кровь за это знамя! — послышалось в ответ.
— И моя!
— И моя!
— Господи, благослови Ирландию!
— К знамени, ребята, к знамени!
И третья рота быстро стала собираться к лоскуту зеленой материи. Убежавшие далеко вперед спешно возвращались назад, держась за руки и крича.
— Сюда, Мак-Квайр! Живее вы, Филипп и О’Гара! Становись около знамени! Наше знамя, наше знамя!
А знамена королевы все катились назад, к открытому месту, спеша перестроиться.
Но третья рота не шла назад. Мрачная, черная от пороха, окруженная подавляющими силами неприятеля, она быстро умирала, падая вокруг символа национальной революции, развевавшегося на кусте мимозы.
Прошло добрых полчаса, прежде чем каре, отбившись от наступавшего неприятеля и выйдя на открытое пространство, перестроилось, и начало снова двигаться вперед по тому же самому месту, которое было только что пройдено с такими потерями и трудом. Трупы солдат Вессекского полка и арабов устилали всю дорогу.
— А сколько их ворвалось в каре, Стефен? — спрашивал генерал, постукивая указательным пальцем по табакерке.
— Полагаю, что тысяча или тысяча двести, сэр.
— Я не думал, что мы выпутаемся. Коего черта зевали вессекцы? Гвардейцы работали хорошо. Да и Красный Королевский отличился.