«ТАПРОБАНА»
У меня руки опустились. Что же это такое? Даже у японцев на карте имеется Тапробана, а нам говорят, что её нет на земле. Я хотел крикнуть Андреянову и Ерофееву, чтоб они подошли, но вспомнил, что они неграмотны. Я хотел закричать японцу: «Мы плывём на Тапробану!»
Но Винбланд уже разыскал Европу, указал на неё и произнёс:
— Эуропа.
Карту сейчас же унесли, и я только и видел Тапробану.
Остальные переговоры меня занимали мало. Винбланд передал японцу письмо, тот прижал его к груди, но показал знаками, что прочесть не может. Тогда Винбланд велел разложить шкуры и стал объяснять, что отдаёт их губернатору. Но тот отрицательно качал головой и показывал, что его повесят, если он возьмёт меха. Потом Винбланд стал открывать рот и делал вид, что пьёт и ест. Это японец понял и закивал головой. Немного погодя нас увели в соседнюю комнату. Там какая-то женщина с большой осторожностью взяла наши меха, а взамен передала Винбланду корзиночку с цветами. Потом явился японец с двумя саблями и знаками объяснил, что будет провожать меня на корабль.
Теперь я уже ничего не замечал, что творилось вокруг меня. Нас донесли в носилках до берега, и в сопровождении японцев мы уселись в шлюпку. Вместе с нами шли две японские лодки, полные провизии.
Я смотрел на воду, на берег, но ничего не видел. Меня занимала только одна мысль. Если Тапробана занесена на карты, то как открыть всему экипажу обман офицеров? Как направить наш корабль к берегам счастливого государства?
Возвращение на Остров Воды теперь мне казалось ни с чем не сравнимым несчастьем. Поведение офицеров я считал преступным. А нас всех, охотников и матросов, я ругал невежественными дураками, от которых можно скрыть огромный остров, обозначенный на картах. Я попытался заговорить с Андреяновым о Тапробане. Но он сказал мне грубо:
— Ладно! Довольно с нас этих сказок!
И это отбило у меня охоту продолжать разговор. От горя я даже закрыл глаза.
Беспойск нас встретил на палубе, одетый в кафтан Хрущёва и его же белые чулки. Он очень вежливо поздоровался с японцем и велел подать на палубу табуретки. Мы все толпились кругом. Японец произнёс длинную речь, но никто ничего не понял. Беспойск ответил ему по-голландски. И опять никто не понял, в том числе и японец.
К этому времени я уже немного отделался от тяжёлых мыслей. Поэтому, когда после речи Беспойска воцарилось молчание, я сказал тихо:
— Капитан, штурман Бочкарёв на Камчатке хвастался, что знает японский язык.
Беспойск закричал:
— Позвать сюда Бочкарёва!
Пришёл Бочкарёв. Сначала он заявил, что забыл все японские слова. Но потом сказал что-то японцу, тот ответил:
— Спросите у него, можно ли здесь купить скот! — закричал Беспойск.
Бочкарёв заговорил медленно, подбирая слова. Японец ответил, штурман перевёл:
— Он говорит, что у них скота мало и они его не продают. Он говорит, что по японским законам нельзя торговать с иностранцами. Он просит, чтобы никто из наших больше не съезжал на землю.
Так в конце концов мы начали понимать японцев. Разговор долго тянулся. Я же сделал знак Ваньке, и мы спустились на вторую палубу. Там я сказал ему, что видел на карте Тапробану и что она гораздо ближе к нам, чем Европа.
Ванька удивился, даже разволновался, но ничего путного посоветовать мне не мог. Мы решили выжидать и дальше действовать, смотря по обстоятельствам, а главное — препятствовать всеми силами возвращению на Остров Воды.
Когда мы вернулись на палубу, переговоры с японцем уже окончились. Договорились на том, что Беспойск сам поедет к губернатору и будет просить у него разрешения купить скот. Японец уехал, попросивши принять провизию в подарок.
Сейчас же после его отъезда мы начали разгружать японские лодки. На них оказалось двадцать мешков с рисом, ящик с чаем, солёная рыба, шесть ящиков с сушёными фруктами, бочка рисовой водки. Кроме того, несколько корзин с апельсинами, которых раньше мы никогда не едали. Мы попробовали их и поняли, что есть на свете вещи повкуснее кедровых орехов.
На другой день Беспойск собрался ехать на берег, подобрал себе в свиту людей самых высоких и бородатых, чтобы удивить японцев. Поэтому меня не взяли. Поехали с ним Сибаев, Батурин, Лапин, Панов и Бочкарёв. Мы им в шлюпку спустили много мехов и несколько бутылок с русской водкой. Кроме этого, Беспойск взял с собой пробы нашего золота, чтобы дать на исследование японским учёным.
Целый день с большим нетерпением ждали мы их возвращения. Ведь от этого посольства зависело всё наше дальнейшее плавание!
Но до поздней ночи Беспойск не возвращался. Когда уже совсем стемнело, с воды раздался крик:
— Эй, спускайте лестницу!
Это Панов кричал. Мы выскочили ему навстречу, и первые его слова были:
— Бросайте, ребята, золото в воду! Как я говорил, так и оказалось. Японцы нас на смех подняли…
Сибаев подтвердил слова Панова. Матросы сначала зашумели, а потом принялись расшвыривать обманку. Особенно в этом деле помогали мы с Ванькой, хоть руда была не наша. Так мы рады были, что с золотом дело кончено.
Беспойск не вернулся на корабль вместе с Пановым — остался ночевать у губернатора. Панов и Сибаев рассказывали, что губернатор принял их хорошо и даже угощал чаем, но без сахара. Деловые переговоры отложены до завтра. Чтоб эти переговоры лучше пошли, Панов приехал на корабль за подарками. Забрал с собой водки, пистолеты, несколько ружей и опять уехал на берег.
На другой день утром Панов привёз на корабль несколько богатых японцев. Прежде чем подниматься на палубу, японцы потребовали, чтобы мы заткнули пушки. Мы заложили жерла тряпками, и японцы взошли на корабль. Всё осматривали подробным образом, один даже на бумажку все мачты и реи срисовал. После осмотра корабля Хрущёв угощал японцев водкой. Они быстро напились, начали громко смеяться и уехали с корабля неохотно.
Беспойск вернулся от губернатора только на третий день. Собрал на палубе всех и заявил, что переговоры ни к чему не привели. Губернатор рад торговать с нами, да по японским законам для торговли с иностранцами надо просить разрешения у самого императора, а на это потребуется не меньше полугода времени. Поэтому губернатор советовал нам плыть на юг Японии. Там и скота больше, и торговля с иностранцами свободнее.
Когда Беспойск кончил доклад, Панов закричал:
— На кой нам пёс теперь скот, раз золота нет на острове! Неужели назад поплывём? Образумьтесь, братцы!
Все охотники и матросы ответили:
— Нельзя остров бросать! Сколько земли зря пропадает! Обязательно назад поплывём. Ведь земля-то какая там — сплошной чернозём! А лес какой!.. А речка… Как можно от такого острова отказаться? Острова — они не валяются.
Одним словом, ребята расшумелись, и в конце было постановлено: закупить скот на юге Японии и назад плыть.
Но Панов не унимался. Никак он не мог примириться с мыслью, что мы не в Европу плывём. Всё кричал:
— Я назад не поеду! Лучше на берег слезу! Да не один я…
На него, однако, внимания не обратили, так как Беспойск и остальные офицеры молчали.
На другой день рано утром японский губернатор прислал подарки Беспойску: целую корзину посуды, разрисованной рыбами и раками. Две штуки шёлка — красного и синего. Ящик писчей бумаги, тушь и кисточки. Саблю в золоте.
Кроме того, приехал на корабль японский мальчишка лет шестнадцати в жёлтом халате, без штанов. Его губернатор просил подвезти на юг, чтобы он мог в Европу пробраться. Беспойск познакомил меня с ним:
— Вот тебе, Лёнька, новый товарищ, зовут его Ринзо. Вместе будете по-французски учиться.
Я подумал: многому ты меня выучил! Да и как с таким товарищем разговоришься? Однако приезду Ринзо я обрадовался: может, теперь действительно учение наладится. Для начала Беспойск велел мне показать японцу латинские буквы и объяснить, как они произносятся. Я ему растолковал, но с большим трудом.
2 августа часа в три дня капитан приказал выстрелить семь раз из пушки. Потом мы заворотили «Петра», поставили паруса и пошли от города Узильпачара. Рыбаки с гавани нам кричали вслед:
— Или, илан!
Наш японец махал веером и что-то отвечал. Вышли мы из бухты хорошо, но особенной радости на корабле не было. Матросы ругались, что ещё по морям надо шататься за коровами.
Зато мы с Ванькой радовались и веселились. «Пётр» взял курс на юг, а для нас это было самое главное.
7. Скитания по морям
Все следующие дни мы плыли вдоль берегов Японии. Несколько раз пытались пристать к земле и высадиться, но всякий раз терпели неудачу. При нашем приближении сбегались вооружённые японцы и поднимали такой крик, что всякая охота вылезать на землю у нас пропадала. Наш японец Ринзо говорил через Бочкарёва, что нас принимают за морских разбойников и что лучше не высаживаться. Такая же история повторялась и дальше, так что мы начали опасаться, не подшутил ли над нами губернатор Узильпачара, пославши нас на юг. Японцы были здесь гораздо больше напуганы, чем на севере. Но возвращаться на север нам не хотелось, и мы всё шли вперёд в надежде продать где-нибудь меха и купить скот. Всё это время было очень жарко, и у многих шла носом кровь. Доктор Медер открывал жилы на руках всем желающим, но это мало помогало. Мне тоже туго приходилось с непривычки, но я не унывал. Потому не унывал, что Беспойск действительно взялся учить меня и японца французскому языку. Да так взялся, что я не успевал всё запомнить.
В течение дня он показывал нам множество разных вещей и говорил, как они называются по-французски. Показывал, например, на Неста и говорил: «Ле шиен»; поднимал руки и говорил: «Ле сиель». Японец записывал эти слова по-японски, а я латинскими буквами. Потом мы долго вызубривали на память и друг друга спрашивали. Так я каждый день узнавал много слов.
А рано утром, пока все ещё спали, я брал потихоньку книгу о Государстве Солнца, забирался на мачту и принимался читать. Но ничего не мог понять. Дни проходили, я выучивал новые слова, но по-прежнему не понимал книги. У меня создалось убеждение, что французский язык не имеет конца.
Неважно обстояли и наши дела на корабле. Провизия подходила к концу, вода портилась. Надо было хоть бочонки налить, но не было никакой возможности сделать это: японцы по-прежнему не давали нам приставать к берегу. Матросы считали теперь их злейшими нашими врагами. Да и как не считать: в виду берегов мы могли погибнуть от голода и жажды. Но мы не погибли, хотя для этого пришлось нам стать пиратами. Дело было так.
Однажды утром Беспойск, оглядев горизонт, заявил, что будет гроза и буря и что нам надо укрыться в какую-нибудь бухту. Мы переменили курс и пошли к земле, благо никакого жилья на берегу не было. Приближающийся дождь нас даже радовал. Мы рассчитывали набрать воды в бочонки и рубашки постирать в пресной воде.
Тучи низко ползли нам наперерез, и гром погромыхивал. Потом вдруг налетел вихрь, и паруса страшно затрепетали. Беспойск приказал убирать верхние, и мы медленно пошли к берегу. Земля была близко.
Чтобы не сесть на мель, вперёд послали лодку с Кузнецовым, Ринзо и матросами. Мы же легли в дрейф, выжидая сигнала, что бухта хороша.
Вдруг с лодки, которая зашла за каменную косу, послышались крики и два выстрела. Потом мы заметили, что лодка спешно возвращается. Кузнецов закричал, что в бухте стоит японская барка и что с барки стреляют из луков. Одна стрела даже зацепила руку Ринзо.
Но так как гроза надвигалась, мы решили всё-таки войти в бухту. Там действительно недалеко от берега стояла большая низкая барка с убранными парусами. По палубе её бегали люди. Увидев нас, они подняли страшный крик и начали бросать в нашу сторону копья. Конечно, копья эти не долетали, а только воду рассекали. Панов закричал:
— Не давать японцам спуска, ребята!
И все побежали вниз за ружьями. Когда мы приготовились к бою, Беспойск приказал сделать один холостой выстрел из пушки.
Выстрел прогремел, и японцы сразу замолчали. Беспойск скомандовал:
— Подходи вплотную! На абордаж!
И мы начали приближаться к барке. Японцы заметили наш манёвр, сейчас же побросали оружие и начали прыгать в воду. Когда мы стали рядом с японским судном, на нём не оказалось ни одного человека.
Тут почти все бросились на палубу барки, а потом спустились в нижние помещения. В трюме была красная медь в слитках и белые чашки. А в кладовой мы нашли мешки с рисом, чай, сушёную рыбу, водку, воду. Мы начали перегружать продовольствие на корабль, так как считали всё это нашим, раз японцы нам ничего добром не отдавали.
В это время вдруг на палубу выскочил японец с завязанным лицом. Мы бросились за ним, повалили его, но оказалось, что это Ерофеев надел японский халат и хотел нас попугать. Пока мы смеялись и перегружали продукты, на берегу показались настоящие японцы. Они двигались со знаменем и даже пушку с собой тащили. Так как вступать с ними в бой не хотелось, мы решили уйти, тем более, что и гроза прошла стороной. Степанов первый, а за ним все охотники заявили, что мы должны увести барку с собой. Мы её взяли на канат, подняли паруса и медленно вышли в море. Японцы на берегу махали руками нам вслед.
Но попользоваться красной медью нам не пришлось. К вечеру поднялась страшная буря, и мы принуждены были обрубить канат. Барка утонула на наших глазах. Буря же подхватила нас и несколько дней носила по морю, так что, кроме запаса провизии, мы ничего не заработали от нашего грабежа. Впрочем, происшествие это имело ещё одно последствие. Теперь нам нечего было рассчитывать на торговлю с Японией. Ринзо говорил, что японцы известят все приморские пункты о нашем пиратском набеге. И нам оставалось только как можно скорей выйти из японских вод.
На мне лично это происшествие тоже отразилось. У Ринзо болела рука, и он не мог записывать французские слова. Поэтому Беспойск временно прекратил уроки. Впрочем, по привычке он продолжал иногда сообщать мне новые слова. Во время страшного урагана я принёс ему на мостик рисовой каши. Он взял в руку ложку и, показывая кругом, сказал:
— Льораж.
Я не понял и переспросил:
— Какой льораж, капитан?
— Льораж — по-французски буря, — разъяснил он мне, когда порыв ветра ослаб. — Запиши.
Тогда по случаю бури я не записал этого слова. Но навсегда запомнил его. А через несколько дней, когда буря прошла, я придумал новый способ прочесть книгу. Я выписал вразбивку все незнакомые слова из первой страницы и начал спрашивать Беспойска и офицеров, что они значат. Таким образом мне удалось разобрать начало книги. В этом начале было как раз то, что меня больше всего занимало. Там было сказано, где находится Государство Солнца.
Тапробана лежала недалеко от Индии, под самым экватором.
Когда я узнал это, меня охватило настоящее безумие. Сначала я решил бежать с корабля из ближайшего порта и вместе с Ванькой пробраться на Тапробану. Потом мои замыслы расширились. У меня появилась мысль хитростью подвести весь корабль к Тапробане. Для этого надо было прежде всего заручиться союзниками среди охотников, и я начал сводить дружбу с Логиновым и Поповым. Старался войти к ним в доверие, с тем чтобы потом открыть тайну. Я делал это медленно и очень осторожно. Ведь у меня появился некоторый опыт по части разговоров о Тапробане!
Теперь, когда у нас была провизия и вода, мы не стремились пристать к берегу. Наоборот, нам хотелось как можно дальше уйти от Японии. В двадцатых числах августа капитан сказал, что правильнее всего нам держать курс на остров Формозу.
И мы направились в сторону Формозы, надеясь продать там меха и пополнить наши запасы воды и продовольствия.