Благодаря этому заколдованному расписанию у меня за последние два десятилетия сильно испортился характер, и вся моя жизнь пошла, как говорится, шиворот-навыворот.
Я сделался раздражительным, подчас прямо даже грубым; пристрастился к пиву, бильярду и картам, потому что из-за этого коварного расписания то и дело должен торчать по целым часам на загородных станциях в ожидании несуществующих поездов. Хожу, хожу взад и вперед по платформе, до одури начитываюсь всех навешенных там объявлений и вдруг узнаю приятную новость, что того поезда, которого я жду, совсем нет, а будет часа через три другой подходящий. Поэтому нисколько неудивительно, если с досады отправляюсь в соседний трактир, выпиваю там полдюжины пива и затем принимаюсь ожесточенно сражаться на бильярде с первым попавшимся партнером.
Умные люди говорят, что нет худа без добра. Руководствуясь этим мнением умных людей, я, на случай своей смерти, намерен распорядиться, чтобы этого моего печатного смутителя положили со мною в гроб. Надеюсь, что я покажу его на небесах тому ангелу, который приставлен взвешивать наши грехи, и сделаю при этом соответствующие объяснения, то мои грехи будут убавлены, по крайней мере, на двадцать пять процентов, которые пойдут в счет того чародея, который заколдовал моего смутителя.
Поезд в 3 часа 10 минут ночи был для нас неудобен: он приходил в Обер-Аммергау лишь в 9 утра, а нам хотелось попасть туда как можно скорее и избежать необходимости снова идти в гостиницу; неприятно было, только что разоспавшись, вставать для того, чтобы ни свет ни заря отправляться на вокзал.
Б. разузнал, что есть еще поезд в Оберау, близ Обер-Аммергау, отходящий в 7 часов 30 минут вечера. Пользуясь этим поездом, мы должны были попасть в место нашего назначения приблизительно около полуночи, если в Оберау окажется возница. Но тут мы совершенно кстати вспомнили, что в Обер-Аммергау находится куковский агент, которому и телеграфировали, чтобы он приготовил нам помещение в Обер-Аммергау и выслал в Оберау экипаж к приходу ночного поезда.
Здесь кстати будет заметить, что когда мы сидим уютно дома, пред камином, с газетой в руках и сигарой в зубах, то иногда очень зло посмеиваемся над Куками, Газами и тому подобными господами, которые за известную плату всегда так любезно готовы выручать из всяких бед незадачливых путешественников; а когда нам самим приходится очутиться в числе таких путешественников, то мы не стесняемся обращаться к ним за помощью.
Устроив это дело, мы с Б. снова отправились бродить по городу; заходили опять в ресторан выпить пива и закусить; потом завернули в гостиницу, где и отдохнули часика три, в надежде, что тогда не захотим спать в поезде.
Во время переезда от Мюнхена до Оберау мы имели случай полюбоваться чудным Штарнбергским озером и как раз в тот момент, когда вся зеркальная поверхность этого озера и разбросанные по его берегам прелестные виллы и приветливые деревеньки были залиты потоками пурпурно-золотистого света медленно закатывавшегося яркого солнца.
Именно в этом-то сказочно-прекрасном озере, близ величавого загородного дворца, находящегося в прекрасной долине, и утонул последний баварский король, несчастный Людвиг II.
Бедный король! Судьба щедро наградила его всем, что может сделать человека счастливым, забыв лишь об одном — одарить его
Таких подвигов не любят только современные европейские туристы. Они так избаловываются и изнеживаются создаваемыми для них удобствами, что вместе с затруднительностью пути у них пропадает и самый интерес к путешествию. Вероятно, в недалеком будущем турист, закутанный в вату, будет вместе со всем своим домом в один миг переноситься в любое место; там этого туриста распакуют, чтобы он мог безопасно шествовать по совершенно гладким, прямым и ровным дорожкам, залитым… ну, хоть тем же асфальтом, которым нынче заливают некоторые из самых «фешенебельных» столичных улиц. Все горы, холмы и прочие шероховатости земли предупредительно будут для него срыты и сглажены. Об «угрюмо нависших» или «величаво тянущихся в облака» утесах и склонах и помину не будет: все они будут взорваны каким-нибудь сверхвзрывчатым составом и превращены в пыль, которая унесется за пределы земной атмосферы.
Но это все-таки пока еще лишь в будущем, а в настоящем турист, спокойно сидя в железнодорожном вагоне, переносится мимо крутизн горы Этталь до Оберау — маленького селения, откуда идет довольно отлогая дорога в аммергаускую долину. Подымаются же на крутизну только любители.
Ровно в полночь наш поезд остановился в Оберау, и эта станция и ночью была многолюднее и шумнее, чем другие станции бывают днем. Единственная местная гостиница оказалась переполненною туристами и паломниками, недоумевающими не менее ее хозяина, как и где все они разместятся в ней. Еще более смущало туристов и паломников, как они ухитрятся попасть в Обер-Аммергау к 8 часам утра, т. е. к тому времени, когда там начинается представление мистерий.
Некоторые за баснословную цену подряжали к пяти часам возниц; другие же, не имевшие возможности платить таких цен, уговаривались с падавшими от усталости служащими в гостинице, чтобы те разбудили их в два с половиною часа и чтобы без четверть третьего был им приготовлен завтрак, после которого они собирались идти пешком до места назначения.
Мы с Б. оказались счастливее и радовались, что догадались уведомить агентство Кука телеграммой. Благодаря этому, нас уже ожидал на станции полуразвалившийся допотопный экипаж, нечто среднее между древней цирковой колесницей и старомодной коляской, запряженной парою дюжих лошадей. После оживленной схватки между нашим возницею и двумя десятками паломников, ошибочно принявших эту неуклюжую карикатуру на экипаж за омнибус и пожелавших воспользоваться им, когда нашему вознице удалось убедить паломников в их заблуждении, мы уселись в экипаж, и он, со скрипом и визгом, тронулся в путь.
Дорога, сначала довольно отлогая, стала постепенно делаться все круче и круче; все теснее и теснее обступали нас со всех сторон залитые лунным светом величавые горные громады, и все свежее и реже становился воздух. В некоторых местах лошади с трудом тащили тяжелый экипаж, который раскачивался из стороны в сторону по бугристой дороге, как лодка на волнах; но по миновании крутых подъемов добросовестные животные, вероятно с целью наверстать на подъемах время, несли нас с головокружительной быстротой. Временами езда становилась такою рискованною, что у нас исчезла всякая сонливость, обыкновенно допекавшая нас в эти часы.
Чем отвеснее был спуск, тем сильнее неслись лошади, и чем больше было риска слететь где-нибудь в пропасть, тем скорее они старались миновать это место. В продолжение этой бешеной скачки мы с Б. испытывали все прелести сильных ощущений, вызываемых сконцентрированными воедино переездом в бурную ночь по морю, ездою по рельсовому пути, состоящему из одних стычек, и продолжительною тряскою в люльке, в которую вас уложили вместе с сотнею острых гвоздей. Никогда я не воображал, чтобы