— Только начните обыск…
— Все перет-т-тряхнем. — Прошел по каюте. Крепко стукнул по столу, приняв решение. — До по-следней з-з-за-клепки.
Коридор. Лестница. Палуба. Еще коридор. Стараясь ни с кем не встречаться, идет Петр…
Видит сверху: мелькают группы из команды. Расходятся в разные стороны. Стучат в каюты:
— Разрешите!
— Откройте!..
— Придется вас потревожить…
Еще несколько шагов. Группа навстречу… Петр прячется.
Миновали… Снова идет.
Номера кают: 20, 25, 50, 65, 72…
Останавливается. Оглядывается. Берется за ручку.
Отпускает. Делает шаг в сторону.
Испарина. Вытирает лицо…
Возвращается. Каюта № 72. Снова протягивает руку… Мгновенье.
Рванулся от двери. Бегом.
Мелькают цифры: 65, 50, 25…
Поворачивает за угол. Каюта № 13. Оглядывается.
Открывает дверь. Знакомая пустая комната… Входит.
Другая каюта. В глубине ее стоят пассажиры. Все перевернуто. Двое из команды вытряхивают вещи из чемоданов.
Петр, стоя на лесенке, засовывает в вентиляционный воздуховод железную коробку. Быстро завинчивает крышку…
В коридоре вооруженные матросы. Распахивается дверь. Кто-то пытается выйти из каюты.
— Вернитесь…
За большим столом салона случайное сборище. Играют в карты, пьют, молчат, курят. Холодно, неуютно. Люди выглядят случайными среди элегантных панелей, удобной мебели. Они старательно сохраняют никчемные обычаи и манеры. Офицеры щелкают каблуками, дамы величественно склоняют головы. Все изображают «свет».
Шапорина наигрывает на рояле.
Пересекая салон в разных направлениях, мечется подполковник.
— Господа, что творится!.. — прикрыв за собой дверь, входит тучный человек. — Трудно описать.
— Благодарите бога, — отрывается на миг от пульки батюшка, — что вы здесь…
Шапорина перестает играть. Но только для того, чтобы лучше продемонстрировать роль, избранную ею в этот вечер.
— Надоело все, — тоскливо тянет она. — Уснуть бы… А проснуться: ни большевиков, ни меньшевиков… древние ящеры, право, лучше!
— Играйте, мадам… — рядом с ней устроился человек в накинутой на плечи богатой шубе, бывший член думы.
— Повеселее что-нибудь… — просит красивый офицер.
— Трефы.
— Козырная масть пошла…
— Зима выручит… Зима всегда спасала Россию… — говорит тучный.
— Спасет ли? — Преферансист выкладывает карту.
— Прозевали родину, — констатирует богач.
— Вернем… Россию… — Подполковник похож на мечущегося хищника.
— Сидя здесь?! — спокойно язвит член думы.
— Замолчите… — Красивый офицер пытается расстегнуть воротник. — Вы, он, она, я — вот Россия! Другой нет…
— Взятки мои.
— А вернемся, — тучный не блещет новизной мысли, — вздернем интеллигентиков…
— В первую очередь, — подхватывает батюшка — сдавая карты, — Блока, Шаляпина, Горького и… как его?.. Станиславского… Продались большевикам за паек да похлебку… «Гордость культуры»!
В каюте № 13 Петр энергично нарушает привычный облик: ставит стол поверх кровати, вывинчивает плафон. Комнату не узнать: от недавнего уюта не осталось ничего.
Группа пассажиров останавливает капитана.
— Господин капитан, что делается?! Прекратите!
— Господа, разойдитесь по каютам, я обещаю навести порядок.
Петр выходит из каюты. Пишет на двери мелом: «Ремонт». Достает ключ, хочет запереть. Решает не делать этого. Оставляет каюту открытой.
В салон твердым шагом входит старпом. Офицерские движения, выправка. С ним несколько человек из команды. Останавливаются. Краузе быстрым взглядом ощупывает собравшихся.
— Го-о-спода… П-п-прошу п-пройти в каюты. П-п-проверка вещей…
— Что?
— С кем вы разговариваете!
Кричат почти все сразу.
— Н-не за-аставляйте м-м-меня по-овторять. — Выдержав паузу, старпом продолжает: — В Нью-Йорке н-не в-вы-пустят н-никого, ес-сли что-нибудь об-бнаружится…
Шапорина резко провела по клавишам.
— Но мы не отвечаем за остальных! — натопорщился член думы.
— Т-тогда п-придется, го-оспода, о-осмотреть вас здесь, а каюты без вас…
Салон взрывается негодованием.
— Это издевательство!
Неслышно входит капитан Джекобе.
Он молча наблюдает.
Скандал продолжается.
— Молчать! — перекричав всех, почти скандирует Краузе. — Вы с-свое ска-азали. Нация тряпок…
В возникшей тишине слышны сдержанные слова капитана:
— Господин Краузе, немедленно прекратите.
Краузе бледнеет, поворачивается, отвечает подчеркнуто почтительно:
— Уважаемый шеф, есть дела, в которых вы н-не компетентны.
— Ах, вот что!.. — Джекобе резко выходит из салона.
— Так что? — Краузе смотрит на пассажиров. — Господа!..
— Мы слышали капитана…
— Эти англичане — т-тугодумы… — небрежно бросает Краузе. — Приступайте!.. — кивает матросам.
Капитан выходит на палубу.
— Вахтенный… десять матросов ко мне!..
— Господа! — Шапорина стоит у рояля. Наступает тишина. — В чем дело?.. Господин Краузе, я иду в каюту.
— Мадам, вы не пройдете! — Вышколенный офицер в дверях.
— Пропустите!
Взрыв негодования.
— Дрянь!
— Предательница!
— Может быть, вы заодно с ним?
Рядом с Шапориной со звоном разлетается пущенный кем-то бокал. Шапорина пятится. На выручку кидается подполковник. Вместе с матросами он старается оттеснить толпу. Краузе берет Шапорину за руку, ведет к двери.
— Она — с немцами!
— Шпионка!
— Продалась, как большевики…
Офицер, забыв про выправку и лоск, бросается на Шапорину с кулаками.
Сильные руки хватают его и резко отбрасывают прямо па стол.
Это Петр.
В распахнутых дверях вместе с капитаном стоят матросы.
Старпом видит второго плотника. Скрестились взгляды.
Из глубины салона на Петра глядит и другой человек — рослый матрос.
Офицер бросается на Петра. Но дорогу ему преграждает рослый матрос.
Офицер падает. Ретируются бандиты старпома. Леднев направляется к Шапориной.
— Петр… — останавливает его незнакомый матрос. Петр оцепенел. «Здесь, на «Аврааме Линкольне», произнесено его имя!..» Мысли скачут чехардой.
— Петр!.. — в ночной тьме парень прижал его к переборке.
— Что надо?
— Молчи! Из-за кого ввязался?! Она с ними. Третий рейс. Красную пропаганду ищут. Все переворачивают.
— Что-о!.. — вскрикнул Петр.
Парень прикрывает Петру рот.
Простучали дробно ноги, кто-то спускался по лестнице.
Оба исчезают в темноте.
Разговор продолжается на баке.
Неизвестный зажигает фонарь, загораживая свет кепкой.
— Да ты-то кто? — спрашивает Петр, всматриваясь в едва различимое лицо.
— А не шпик ли я?.. Так подумал? — посмотрел на него парень.
— Ну-у…
— Я — Бриедис… — парень подносит к лицу фонарь. Светлые глаза, чуть прищурясь, глядят на Петра. — Помнишь… Мравин!.. Рига, пятый год, наш отряд… металлисты, схватка у тюрьмы…
— Арвид, ты?..
На палубе вдали показались фигуры. Тревожно замелькали огоньки.
Бриедис загасил фонарь. Снова — тьма. И удаляющиеся шаги.
— …Сидел. Кунгурская этапная. Бежал… Снова бежал… Теперь здесь, — продолжает рассказывать Бриедис.
— Эх, я! Какой идиот! Дружище! Как ты кстати…
— Еще бы…
— Я не о том… — Петр поднялся, оглядывается. — Ищут, говоришь…
Отворачивается крышка воздуховода. Петр и Арвид в каюте № 13.
Петр глубоко просовывает руку… «Неужели? Что-нибудь случилось?!» Перехватило дыхание. Арвид смотрит снизу… Петр тянется еще дальше… В порядке… Вытаскивает жестяную коробку.
— Вот она! — Петр спрыгивает.
— Дай посмотреть.
— Там, где не так опасно.
Топот по коридору.
Замирают…
Стихло…
Петр приоткрывает дверь.
Свободно.
Первым выбирается Бриедис.
Спустя немного времени, спрятав на груди коробку, из каюты выскальзывает Петр.
— Спасенная мадонна, вам не надоел этот спектакль? — Краузе дает волю открытой издевке.
— Что дальше? — Шапорина вынуждена снести и это.
— По-олюбуйтесь!.. — На столе у Краузе — груда вещей, реквизированных во время ночного обыска: русские книги, брошюры. Старпом поднимает журнал, держа пальцами за страницу. — Д-до-вольны? Ни-ничего… — резюмирует он.
— Тонко подмечено.
— Мне н-н-нужно пи-исьмо Ле-енина! — кричит старпом.
— Как вы тупы, Краузе.
— Готовьтесь к худшему, мадам.
— Краузе, мы в одной упряжке.
Узкий лаз.
Куда-то, будто в преисподнюю, спускается Арвид. За ним Петр.
Ползут мимо труб, вдоль переборки.
Петр передает Арвиду коробку.
Она скрыта в тесной щели, спрятана от самого тщательного розыска.
— …Я должна извиниться за наших сограждан… — мягко говорит Шапорина.
— Вам-то чего прощения просить!
— Осуждаете, — уловив интонацию, Шапорина подмечает резкость Петра.
— Да нет… Противно с этой сворой… — подчеркивает Петр. — На одном корабле… — Он резко пошел вдоль борта.
Шапорина — за ним. Догоняет, идет рядом.
Перегнувшись через перила, сверху за ними наблюдает старпом.
— Уж не большевик ли вы, Петр Иванович? — кокетливо спрашивает Шапорина.
Вопрос, впрочем, серьезен. Разговор приобретает обнаженный характер.
Петр посмотрел на Шапорину так, что у нее мелькнуло: «Уж не ошибка ли все это?..» Вид ее собеседника говорил: «Ну и нелепости приходят в голову женщине!»
Петр ответил:
— Просто люблю драться.
Смеются.
Петр продолжает игру.
— Значит, моя просьба…
Шапорина взглянула остро. Спросила:
— Какая?
— Насчет вещичек, сверток…
— Так ведь обыск был!
— Чем черт не шутит!..
— Я же говорила! Пожалуйста!..
Останавливаются. Петр говорит доверительно, стараясь довести до ее сознания смысл своих слов во всей их полноте:
— Мария Алексеевна, это очень важно и… очень секретно.
— Я буду ждать.
Петр прошел несколько шагов. Вернулся.
— А у вас не опасно?
— Они мне доверяют.
— Почему?
— Привыкли… Мой друг, на этом корабле я уже третий рейс…
— Превосходно!.. — опешил, но виду не подал.
— …Так и сказала: третий рейс?! — вскрикнул Арвид.
— Да.
— Вот дрянь!
— Ну, ничего!.. Сверток она получит…
— Что?
— Слушай внимательно…
— …Сработаем! — Американец, маленький сморщенный человечек, похожий на поганку, ясен с первого взгляда: негодяй.
— Когда принесешь? — спрашивает Петр.
— А когда нужно?
— Давай так: ноль тридцать. Сюда.
— Пятьдесят долларов.
— Вот… Задаток. Остальные, как принесешь.
— О'кэй.
— …Шеф доволен, — Коренастый человек с тяжелым лбом на миг оторвался от переговорной трубки и ласково ткнул «поганку» кулаком в бок. — Слушаю. Так. Ясно… Жду… — закрывает трубку. — Пойдешь с напарником… Эй!.. Евлампий! — кричит он, перекрывая грохот машинного отделения.
Появляется верзила.
По-хозяйски решительно в машинное отделение входит старпом.
— Ах, это ты! — говорит он американцу. — Учти, явишься к-к-к нему т-т-точно, к-как до-оговорились. В ноль т-тридцать. Кокаину добыть хоть со дна.
— А как насчет…
— С-с-сколько о-обещано?
— Сотня, — не моргнув, отвечает «поганка».
— П-получишь сто пятьдесят.
— Нас двое… — недовольно мямлит верзила.
— К-к-каждый. И без шума!.. Ясно? — Уходит.
— Брать надо в шестьдесят первой… — подсказывает коренастый. — Только тихо…
— Вы не ошибаетесь? — Шапорина искренне изумлена.
— Нет, мадам, — Краузе прошелся по каюте, обдумывая неожиданно возникшую ситуацию. — Ха-ха. Обвел, так сказать, вокруг пальца! Вместо п-п-письма он принесет н-наркотики.
— Вы помешаете ему.
— На этот раз помогу. — Краузе торжествует. — Он достанет наркотики!
— И принесет ко мне…
— Увы, нет… наркотики — это улика. Большевистский курьер будет арестован.
Крадутся по коридору люди, посланные старпомом.
— Сюда, — прошипел «поганка», — каюта шестьдесят первая… — вытаскивает ключ.
Каюта раскрылась бесшумно.
Еле приметный луч фонаря обшаривает ее. Беспокойно спит подполковник. Вдруг раскрывает глаза. Вскакивает.
Исчезает луч. В кромешной тьме слышны возня и удары, сдавленный крик. Распахивается дверь. Стремглав выбегают двое грабителей.
За ними в разорванной рубахе — подполковник. У него в руке кобура. Бегут по палубе. Верзила прячется. Преследователь теряет его из виду. Бросается за «поганкой». Догоняет. Не успевает вытащить револьвер. Тогда верзила выходит из укрытия и бьет подполковника кастетом по голове. Тот падает. «Поганка» пинает упавшего ногами, топчет его. Раненого переваливают за борт. Бандиты подбирают оброненный сверток.
— Человек за бортом!! — поднимает тревогу вахтенный. Вспыхивают прожекторы. Шарят лучами. Подполковник висит над водой, чудом уцепившись за какой-то выступ.
На палубу сбежались матросы. Среди них суетится пара жуликов.
Испуганный вопль:
— Убили…
Петр и Арвид видят все сверху.
Матросы оттесняют от борта сбежавшихся пассажиров. Спускаются по канатам к пострадавшему.
Старпом глядит на часы. Стрелка приближается к 0.30.
— Идиоты! — едва сдерживая себя, бросает он коренастому. Крепкий кулак привычно ткнулся в физиономию. — На-азывается «без шума»! Самому надо было идти. Заканчивайте дело!
Петр хватает Арвида за плечо:
— Гляди!.. Это они!
Стараясь быть неприметными, от толпы, образовавшейся на палубе, отделяются «поганка» и верзила.
Петр стремглав скатывается вниз.
Торопятся бандиты.
Еще одна лестница позади.
Выходит из толпы старпом, с ним два вооруженных матроса.
Издали наблюдает Арвид.
Петр вбегает в свою каюту.
Стук в дверь. В каюту юркает «поганка».
— Вот, держи, — протягивает сверток.
— Кокаин! Отлично… Петр взвешивает пачку на ладони. Подходит к иллюминатору. Открывает его и… сверток летит в темноту.
В тот же миг в каюте появляются — старпом и вооруженные матросы.
— Ну что, господин русский? Так вы и слесарь и плотник…
— И лесоруб…
— И преступник. За н-незаконный про-овоз н-наркотиков вы арестованы.
— Это ошибка.
— Судьба-индейка… Так, кажется… — Краузе спокойно-язвителен. — О-обыскать!
Матросы не успевают приступить к выполнению приказа. Их останавливают.
— Господин Краузе, — шелестит «поганка». — Он выбросил… Только что…
— Болваны!
Шапорина поддерживает забинтованную голову подполковника. Раненый лежит на полу посреди салона.
— Ну?! — почти кричит Шапорина, увидев старпома.
— Без изменений, — сквозь зубы отвечает Краузе.
— Состояние весьма тяжелое! — поднимается судовой врач.
— П-п-п-постарайтесь до-отянуть хотя бы до Нью-Йорка, — настойчиво говорит старпом.
— Я знаю… помню убийцу… его лицо… — Глаза подполковника закрыты, он бредит, слова его неразборчивы. — Жить… хочу…
— Успокойтесь… вы еще п-поможете нам, подполковник.