Ленька не выдержал и, оттолкнувшись от борта, головой вперед полетел в воду. Он хорошо нырял и мигом очутился у лодки.
— Плыви, плыви, — пробормотал парень, глядя не на Леньку, а на опустевший катер. Ленька хотел было ухватиться за лодку, но парень, все так же вполоборота продолжая глядеть на катер, сделал несколько сильных гребков и подплыл вплотную к его невысокому борту.
Ленька почувствовал вдруг злобу к этому незнакомому, отчаянному и глупому пареньку. Катер захотел спасти!
Парень вскочил на палубу и схватился за штурвал, бешено завертел его, стараясь повернуть катер так, чтобы он вошел в канал носом. Легкую деревянную лодку уже подхватил поток, и она прыгала на бурунах, словно детский бумажный кораблик.
А парень в тельняшке уже орудовал на носу наметкой. Ему удалось повернуть катер как раз в тот момент, когда судно вышло на стремнину.
Выскочив на берег, Ленька успел заметить, как его корабль исчез в донном отверстии, как парень в самую последнюю секунду упал на палубу, спасаясь от удара о низкий бетонный свод, и как разлетелась сбитая рубка.
Вместе со всеми, что-то крича и уже не помня о злорадном чувстве к незнакомому пареньку, Щавелев побежал к нижнему бьефу.
Бежать пришлось долго — тропа огибала котлован.
Катер стоял, наклонившись на один борт, выброшенный на прибрежные камни. От надстройки не осталось и следа, но катер был цел. Цел!
Обрадовавшись, Ленька рванулся вперед, но тут же остановился. Люди пробегали, не обращая на него внимания. Ленька видел, как с палубы, шатаясь, поднялся парень в тельняшке.
— Ну вот и спасли катер, — пробормотал Ленька.
Как-никак он проплавал на этом суденышке целых три года. Кому бы и переживать, как не ему?
Ленька вытащил размокшую папиросу, стиснул зубами мундштук. Но разве он не сделал все, что мог? И не подвернись этот парень… Просто у него, Щавелева, было мало времени на раздумье. Если бы еще хоть одну минутку, он бы догадался, что делать.
Ленька стоял один над рекой и над катером, над плотиной. Стоял и думал: хватит ли всей, его жизни на то, чтобы загладить в памяти людей эту одну-единственную минуту трусости…
Е. ПАРНОВ, М. ЕМЦЕВ
ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПОЛКОВНИКА ФОСЕТТА
Рисунки В. НЕМУХИНА
«Москва,
Академия наук.
Следуя рейсом Мурманск — Берген, наш пароход «Заполярье» проходил вблизи Лофотенских островов. 20 октября с. г. в 16 часов 40 минут по московскому времени в проливе между островами Вере и Москенесе (район действия водоворота Мальстрем) вахтенный тов. Г. И. Мочалов обнаружил плавающий предмет, который был выловлен и поднят на борт. Он представлял собой полиэтиленовую канистру емкостью около десяти литров. Внутри канистры была найдена рукопись на английском языке, датированная 16 октября с. г. Согласно тексту рукописи она была помещена в канистру и брошена в один из водоемов Амазонского бассейна. Таким образом, канистра достигла Лофотенских островов самое большее за четыре дня. Для этого она должна была двигаться со средней скоростью, во много раз превышающей скорости известных океанических течений.
Кроме того, нет оснований предполагать, что канистра, плывя по течению, двигалась наиболее коротким путем.
Очевидно, канистра перемещалась вне обычных путей распространения бутылочной почты. Из текста рукописи можно сделать предположения, что одним из таких путей мог явиться какой-то сверхглубинный канал, соединяющий два крайне отдаленных географических пункта.
Ввиду того, что содержащиеся в рукописи сведения могут представлять собой большой научный интерес, мы решили передать канистру с рукописью Академии наук СССР.
Мы очень просим прислать нам научное заключение по поводу данной находки. Всем нам очень интересно знать, какими сведениями располагает современная наука относительно существования сверхглубинных каналов, а также природных феноменов — электростатических и гидродинамических.
По поручению команды парохода капитан парохода Н. Е. БАБАНИН».
ХРАМ «ЧЕРНОГО ТУКАНА»
Завязку этой истории следует искать во тьме веков. Она отодвинута от нас по крайней мере на двенадцать столетий. Я же оказался втянутым в нее девять лет назад, что дает мне некоторые надежды не опоздать хотя бы к развязке.
Как сейчас помню этот дождливый августовский день. Только что защитив магистерскую диссертацию по биохимии вирусов, я спешил обрадовать невесту. Мы были помолвлены с ней уже шесть лет… В общем на этот день оба мы возлагали большие надежды. С букетом роз, промокший и счастливый, я прислонился спиной к ее двери, нащупал звонок и нажал кнопку. Дверь открылась бесшумно, и я едва не упал в объятия моего будущего тестя. Он пригласил меня в кабинет.
В гостиной звенело столовое серебро. Из кухни доносился соблазнительный запах жареной индейки. Оставив розы на мраморном столике, с улыбкой от уха до уха я последовал за сэром Генри.
Должен сказать, что отец моей невесты считался одним из крупнейших вирусологов нашего времени. Нобелевский лауреат и профессор университета, он был ко всему прочему и моим прямым начальником.
Сэр Генри предложил мне сесть и сам сел в старое, протертое до блеска кресло с высокой и узкой спинкой. Я подумал, что, наверное, в этом кресле сидел отец сэра Генри, его дед, а может, даже и прадед, какой-нибудь энергичный и ловкий дипломат ее величества королевы Виктории. Со стены кабинета молча взирали лики многочисленных предков сэра Генри.
Я с удовольствием отметил, что портреты и фотографии родственников занимали в кабинете только одну стену, да и то не полностью. Остальное жизненное пространство безраздельно принадлежало книгам.
— Итак… — сказал сэр Генри.
Я вопросительно уставился на него. Он ответил спокойным, изучающим взглядом.
— Итак, — повторил он, — официальный курс науки у вас позади. Что вы собираетесь делать дальше?
Я несколько растерялся.
— Работать, естественно… Ну, и потом ведь мы с Энн…
Легкая, едва уловимая тень скользнула по его лицу.
— Да, да, конечно, я помню, — торопливо перебил он меня, — но как вы думаете работать?
— Простите, я, кажется, не совсем вас понял…
— Но это пустое дело, сэр. Ваша работа позволила получить исчерпывающую информацию о штамме вируса Б-П; продолжать изучение особенностей его строения или вникать в механизм взаимодействия с живой клеткой бессмысленно. До тех пор пока не будут разработаны новые методы исследования, всем этим просто не стоит заниматься. Вы будете по крохам собирать данные, которые в лучшем случае послужат пищей для отвлеченных — поэтому бесполезных — умозаключений наших теоретиков. Нужно искать что-то новое. Берите пример…
Дверь в кабинет распахнулась, и я увидел Энн. И сразу забыл все, о чем говорил сэр Генри.
Румяная, энергичная, напористая. Все это относится к Энн. У нее белокурые волосы и решительная походка. Она жизнерадостна и непосредственна. Однако в разумных пределах.
— Цветы необыкновенно хороши! — улыбнулась она. — Почему ты оставил их в передней? Мне приятней было бы взять их из твоих рук.
— О, Энн, я просто не знал, где ты…
— Я была на кухне, разве ты не видишь?
Она указала на ослепительно белый, хрустящий, как первый осенний ледок, передничек. Я улыбнулся, невольно подражая улыбке сэра Генри. Энн такая милая, домашняя и… нелогичная…
— Но, Энн, чтобы увидеть тебя, я должен был заранее знать, где ты, а не зная этого, я не мог определить по твоему наряду, где тебя нужно искать. Круг замыкается.
Сэр Генри чуть усмехнулся в аккуратно подстриженные усы.
— Все равно! — убежденно сказала Энн и тряхнула головкой.
— Я надеюсь, — деликатно вмешался сэр Генри, — что мы продолжим наш разговор после обеда.
Мы с Энн вышли из кабинета, и время до обеда заполнилось для нас потоком удивительно значительных пустяков. Мы проделали кучу дел и ничего не сделали. Я хмелел, как от хорошего выдержанного вина. Я давно потерял родителей, еще в раннем детстве, и тепло этого дома согревало меня.
— Итак, ты самостоятельный человек, и пора подумать о будущем, — сказала Энн, когда мы остались вдвоем.
Слова почти те же…
— Прежде всего мы поженимся, — сказал я.
Это было мое единственное твердое убеждение. Это было мое единственное желание. Я хотел жениться на этой девушке.
— Конечно, — сказала Энн, — но где ты собираешься работать?
— Я, право, не очень задумывался над этим вопросом. Кажется, меня могут оставить в университете. Да и сэр Генри кое-что обещал сделать.
— Безусловно, — наконец сказала она, — ты сможешь остаться в университете. Ты способный, и у тебя есть все перспективы стать известным ученым. Это так. Но нас теперь будет двое… В общем у тебя будет семья. Понимаешь? Семья-а! А университет — это очень долго. И главное — там мало платят. Много лет подряд нам придется еле-еле сводить концы с концами. На помощь папы рассчитывать не приходится, — она усмехнулась. — Занятия наукой в столь неразумно широких масштабах свели почти на нет все его состояние. Я хотела бы начать нашу совместную жизнь самостоятельно. Понимаешь?
— Да.
— А кроме того, — продолжала она, несколько поколебавшись, — мне не хотелось, чтобы ты походил на отца. Он слишком ученый. Он немножко не от мира сего, а сейчас, согласись, это смешно. Ему не нужны деньги, слава — ну что ж, это хорошо, но я иногда думаю, что и семья ему не нужна.
— Энн!
— Я думаю, что мама была очень несчастлива. Мне не хочется стать женой человека, для которого ничто не свято, кроме науки. Понимаешь?
— Ты несправедлива, Энн, — горячо возразил я, — ты несправедлива к сэру Генри! Твой отец большой ученый, честный человек и…
— Да, но от этого ничего не меняется.
Мы вновь замолчали.
— Что же ты предлагаешь? — спросил я.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Мне хотелось, чтобы ты работал в какой-нибудь солидной фирме. Кстати, и места есть, я слышала.
— Я и сам подумывал об этом, только…
По правде говоря, я кривил душой. Мне совсем не хотелось с головой окунаться в промышленность. Там много бессмысленных хлопот, и мало науки, и мало творчества, и мало свободы.
— Боюсь только, что тогда на моей карьере ученого придется поставить крест, — наконец выдавил я.
— Почему? — Энн пожала плечами. — В фирмах такие отличные лаборатории, современное оборудование…
— Да, пожалуй, ты права, — нерешительно согласился я.
— Я очень рада, что ты это понял, — ласково сказала Энн.
После банкета, который, кстати сказать, прошел очень весело, сэр Генри подошел ко мне с двумя рюмками подогретого портвейна.
— Я хотел бы закончить наш разговор, если вы, конечно, не возражаете, — сказал он, протягивая рюмку.
Мы пошли в кабинет.
— Хотите поехать в Южную Америку? — внезапно спросил сэр Генри, останавливаясь передо мной и закрывая дверь.
— Что?
Он отошел к окну. По темным стеклам струились потоки бесконечного дождя. Камин бросал малиновый отсвет на корешки старых книг. Пахло хорошими дубовыми дровами.
— Микроорганизмы невероятно изменчивы, этот ортодоксальный факт вам хорошо известен. Некоторые современные виды микробов и вирусов должны очень мало походить на своих предков. А вам не любопытно знать, какими были они в прошлом? Не торопитесь отвечать. Я, с вашего позволения, закончу свою мысль… К сожалению, ученым не удавалось встретиться лицом к лицу с ископаемыми бактериями и вирусами. Как правило, микробиологи сталкивались лишь с результатами их жизнедеятельности.
Я не удивился, услышав столь странную лекцию. Это была манера сэра Генри. Студенты называли это охватом в клещи.
Сэр Генри прошелся по комнате.
— Ну, а сейчас такая возможность неожиданно представилась, — тихо сказал он, — в северной части бассейна Амазонки найдено захоронение, куда еще не проникал человек. Для науки это сущий клад. Вы же знаете, что большинство захоронений и в Южной Америке и в Египте оказались разграбленными. Алчные искатели золота уносили из гробниц драгоценности, но оставляли там все виды современных микроорганизмов.
Сэр Генри смотрел на меня чуть блестящими от возбуждения глазами.
— Нужно обязательно взять пробы из погребальницы «Черного тукана». Археологи полагают, что в течение двадцати веков она оставалась абсолютно герметичной. Вы представляете себе, что там может оказаться? Микробы и вирусы с совершенно неожиданной для современной науки морфологией и физиологией, ископаемые виды бактерий, грибов, водорослей…
— Потрясающе… — без всякого энтузиазма поддакнул я.
— Не правда ли? Я так и предполагал, что вам придется но вкусу эта затея. Вылететь нужно будет завтра.
— Да, сэр, все это очень интересно, но… ведь я и Энн…
Сэр Генри отвернулся к полкам и заметил:
— Это какой-нибудь месяц, от силы два… Срок не такой уж большой. Но это по-настоящему новое и нужное дело. Такая работа может стать классическим исследованием.
…В конце концов я сказал тогда «согласен», а Энн сказала, что это «предательство».
— Ведь мы же договорились! — Ее голубые глаза потемнели.
— Я не мог! Это так интересно, я бы не простил себе потом… И всего лишь месяц… А может, я уложусь и в три недели.
— Все равно нужно быть принципиальным…
С большим трудом мне удалось ее успокоить. Мы простились нежно, но что-то осталось. Что-то неясное и мучительное.
…Бразильская гилея встретила меня воздухом, влажным и горячим, как компресс. Акклиматизация давалась мне тяжело. Две недели пропали почти даром. Я привыкал к будням вареного рака.
Цепляясь за бесконечные хитросплетения лиан и корней, я с трудом поспевал за руководителем нашей экспедиции, живым и веселым археологом из Рио, Альфонсо де Мораном.
— Милый док, чтобы привыкнуть, вам следует больше двигаться, — говорил он и таскал меня раз пять на день от маленького домика на сваях, где разместились научные кадры экспедиции, к месту раскопок. Сказав «раскопки», я, конечно, оговорился. Пирамида затерялась в сельве, и ее приходилось не откапывать, а вырывать из объятий влажного тропического леса.
Я невольно посочувствовал археологам. Их рубашки никогда не просыхали от пота. К моему приезду они уже расчистили часть стен, главный вход и лестницу, ведущую на верхнюю площадку пирамиды, где находился еще один вход.
У подножия древней усыпальницы была прорыта траншея, неподалеку от которой первобытно громоздились стволы гигантских сумаум, заросшие эпифитами и перевитые лианами.
— Нам пришлось здорово потрудиться! — объяснял мне де Моран. — Теокалли[2] держалась с помощью деревьев и лиан. Когда мы начали расчистку, возникла угроза разрушения объекта. Пришлось укрепить наиболее слабые участки.
Он махнул рукой, и только теперь я заметил в стенах пирамиды стальные скобы, удерживавшие камни от выпадения.
— Храм «Черного тукана» находится внутри теокалли. Туда можно попасть только через верхний ход. Но раньше, чем закончится расчистка, об этом нечего и думать. Вход закрыт мощной плитой, сдвинуть которую могут только механизмы. Придется ждать. Поэтому нам с вами лучше пока разработать подробный план охоты за ископаемыми микробами.
…Вечерами, когда все работы прекращались и измученные члены экспедиции разбредались по своим помещениям, мы с де Мораном ломали голову, как перехитрить окружающих нас невидимок, готовых проникнуть в гробницу одновременно с нами.
Де Моран покачивался в обтянутом антимоскитной сеткой гамаке. Изредка из-под этого савана доносился хруст и на землю летели скорлупки. Де Моран лакомился орехами сапукайя. Я сидел рядом и сосал сочные чико. Чудесный освежающий плод примирил меня со многими неудобствами.