— Ну ладно, поехали. Мне почему-то хочется тебе верить… Скажи-ка, молодец, только как на духу — та отравленная стрела, что предназначена мне, лежит сейчас у тебя в колчане?!
— В моем колчане только те стрелы, мессир, что предназначены вашим врагам.
— Я пошутил, парень, всего лишь пошутил! — расплылся в улыбке Ульрих. — Поехали!
Теперь их стало четверо. Между тем дорога все глубже уходила в лес. Изредка лес расступался, и путники выезжали на обширную поляну, где стояла деревушка, окруженная покосами и огородами; однако чем дольше они ехали, тем реже им попадались такие поляны. А солнце все ниже клонилось к западу.
— Как самочувствие мессира Альберта? — поинтересовался Ульрих у Андреаса.
— Рана легкая, почти царапина, — ответил тот.
— Мне почему-то казалось, что мессир Альберт недоволен своей победой… — заметил Ульрих. — Или это мне только показалось?
— Мессир был недоволен тем, что не убил его… — сдержанно проговорил Андреас.
— А мне подумалось, что его беспокоит рана соперника, — возразил Ульрих.
— Это не так, сударь, — убежденно сказал Андреас. — Сейчас, мессир Ульрих, начнется тот отрезок дороги, где наиболее вероятна засада… Дорога пойдет по дну узкого оврага с крутыми склонами. А рядом с дорогой протекает речка…
— Я помню, — кивнул Ульрих. — Да, пожалуй, это самое подходящее место для засады.
— Я думаю, будет лучше, если вы с вашим слугой немного отстанете, а мы с Франческо спешимся и осмотрим кусты на дне оврага.
— Молодец! — сказал Ульрих. — У тебя голова варит…
В самом начале спуска Ульрих и Марко, спешившись, увели всех лошадей под густые купы деревьев, росшие на прогалине; оттуда хорошо просматривалась дорога. Андреас и Франческо, проверив луки, с надлежащей осторожностью вступили в лес.
— Ваша милость, — произнес Марко, — зря вы их отпустили… Как бы они не пропали… Мальцы ведь.
— Тебя, что ли, посылать? — огрызнулся Ульрих. — Пьянчуга! Я тебе еще за вчерашнее не всыпал, олух! Кто вчера меня чуть не подвел, а?
— Это как сказать, ваша милость, — преспокойно почесывая пузо, ответствовал Марко. — Может, вчера нам и конец бы пришел, если б не я…
— Что-о-о?! Что ты мелешь, болван?!
— Да уж знаю… Вчера, покамест вы там у графини рассиживали, а меня, значит, в людскую спровадили… В общем, там для господских людей тоже выставлено было. Баранина с чесноком, потроха, винцо, конечно… Я вначале много не пил, стаканчика три только, не больше. Я-то себя знаю… А только после третьего стаканчика подсел ко мне один мужик… И вроде бы рожа знакомая… Маркграфов человек, одним словом. Он меня вроде бы по прежней службе помнил. Ну, по старой памяти за здоровье его светлости выпили. Так, слово за слово, стал про Палестину спрашивать, про вас, само собой… Я-то много не говорил, все думал: зачем это ему? А он мне все напевает, каково у маркграфа сладко служить. Я уж помалкивал, сам знаю, каково! Почитай — раз пять на неделе пороли… Чую, вредный он человек, хороший так врать не станет. Ну а на всякий случай поддакиваю, наговариваю на вас, ваша милость, прости Господи… Ну так вот. Мужик, видать, решил, что обижен я на вас, и все меня подзуживает, подзуживает… Понял тут я, к чему он клонит. Наконец открылся он — после восьмого стакана… Крепко пил, скотина! Он мне, значит, говорит: «Хочешь должность конюшего или лесничего заполучить?» Я крякнул даже, никак уж не думал, что такое посулят. А он говорит, что сделать-то мне надо — всего ничего, только порошок вам с Франческо в вино подсыпать, вот и все. Помните, ваша милость, как я вас от Бадр-эддина вытаскивал, когда вас с коня арканом стянули и уволокли?..
— Это когда ты в бурдюк им отравы насыпал?
— Вот-вот. А отраву мне один еврей продал, ежели помните. Так что с порошочком-то я уже дело имел, не дурак… Бадр-эддин Коран чтил, вина не пил, а воду прямо из бурдюка сосал… Ну да Бог с ним. А тут я поломался немного, а потом потребовал с него полтора цехина, да и взял порошочек, а щепотку ему обратно вернул. В кружку, конечно. Он, когда выпил, еще полчаса живой был, даже еще со мной одну выпил, тринадцатую. А как ее выпил, так и повалился под стол. Там пьяных много лежало, никто и не подумал, что он мертвый…
— И ты молчал?!
— Так ведь меня никто не спрашивал — пожал плечами Марко. — А яд-то — вот он.
И Марко вытащил из кармана глиняную бутылочку.
— Спрячь, пригодится, — сказал Ульрих. — Может, еще кого отравишь при случае! А морду тебе все же надо было набить, дурак. Он ведь мог тебе эту дрянь подсыпать… И ты бы сам там под столом оказался.
— Так я и оказался, — ухмыльнулся Марко. — Откуда же меня Франческо вытащил? Пил-то я с ним наравне! А порошку-то он мне должен был насыпать, только когда я вас отравлю, раньше-то зачем?
— Дурак ты! — ласково сказал Ульрих, крепко сжимая плечо слуги.
— Вестимо, дурак, — согласился Марко. — Только вот мальцов зря одних отпустили…
…Франческо и Андреас медленно пробирались через заросли орешника, крапивы, малины, густо росшие вдоль дороги по крутому склону оврага. Дорога шла вдоль узенькой, но глубокой речки, в точности повторяя ее изгибы.
Юноши уже прошли примерно полмили, но никаких следов засады пока не обнаружили. Наконец река круто свернула влево и пересекла дорогу.
— Здесь брод, — прошептал Андреас. — Если устраивать засаду, то здесь… Тут дно топкое, вода почти по брюхо коню — не увернуться!
Прибрежные кусты нависали над самой водой. Оруженосцы с превеликой осторожностью подошли к реке, но из-под прикрытия кустов не выходили. Андреас, глядя в просвет между ветками, внимательно изучал противоположный берег. Брод пролегал мимо старой разлапистой ивы, поросшей молодыми побегами, и Андреаса, глядевшего на эту иву, не покидало какое-то странное чувство. «Да, — промелькнуло у него, — конечно, здесь!» Его внимание привлекли сморщенные, словно пожухшие, листья в центре кроны, тогда как на всем дереве листья были свежие и ровные. Андреас поднес к губам палец и глазами указал Франческо на иву. Кивнув, Франческо наложил на тетиву стрелу и прицелился. Он уже готов был пустить стрелу, когда с противоположного берега послышался топот копыт, и рядом с ивой появились несколько всадников.
— Эй! — вполголоса позвал всадник в багровом плаще. — Ты здесь?
— Здесь, ваша милость, здесь! — донеслось из ветвей ивы.
— Смотри же, не промахнись! Не то его светлость шкуру с тебя спустит! Сиди и жди нашего возвращения. Мы встретим их на дороге и подведем точно под твою стрелу. Стрелять будешь только в того, кого я укажу… Понял? Ты помнишь, как я буду указывать тебе, в кого целить?
— Помню, ваша милость. Я буду целить в того, кому вы, ваша милость, укажете на мою иву и скажете: «Смотрите, рысь!» Тут он повернется лицом, и я…
— Молодец! Главное — ничего не бойся! Запомни: ты просто вор и разбойник! Жди! — Всадник в багровом плаще взмахнул рукой и тронул поводья. Его гнедой жеребец вошел в воду по самое брюхо и, фыркая, перешел реку вброд. Вслед за ним брод миновали еще четверо всадников. Все они были в зеленых плащах с серебряной елью, увенчанной баронской шапкой.
— Воины Вальдбурга, — прошептал Франческо. — А кто этот, на гнедом?
— Кавалер де Перрье… — прошептал в ответ Андреас, и губы его дрогнули.
Конский топот становился все глуше. Андреас подал знак Франческо, и тот вновь изготовился к стрельбе, целясь в самый центр кроны.
— Ты видишь его? — шепотом выдохнул Андреас.
— Не очень хорошо… — пробормотал Франческо, убеждая себя в том, что различает в ветвях ивы что-то похожее на человеческую фигуру.
— Дай-ка я тоже… — Андреас вытащил стрелу и тщательно прицелился.
Юношам мешали кусты, вернее, ветер, налетавший порывами и раскачивавший ветки, так что цель то появлялась, то исчезала. Наконец Андреас улучил момент и спустил тетиву… Стрела мелькнула в воздухе и исчезла в ветвях ивы. Тотчас же раздался рев, словно Андреас поразил своей стрелой матерого медведя.
— А-а-ау-у-у-я-я-а! — донеслось с того берега, и с дерева с треском рухнуло нечто бесформенное, походившее на ворох тряпья, обвязанный ивовыми прутьями. Эта темная масса, подняв тучу брызг, плюхнулась в реку. Течение перенесло труп через брод и подогнало к берегу, то есть туда, где засели юные стрелки, которые вскоре разглядели искаженное ужасом лицо с одним, вылезшим из орбиты, глазом. Вместо другого они увидели нечто, напоминавшее разбитое и растекшееся яйцо, — стрела Андреаса, пробив глаз, ушла в мозг.
— Готов! — уверенно произнес Франческо. — Ловко ты его!
Когда труп оказался у самых кустов, Андреас подцепил его суковатой палкой и подтянул к берегу. Это был огромный детина в рваной одежде из грубой шерсти, в берестяных сандалиях, весь заросший жесткими курчавыми волосами, из которых торчали кусочки коры, шишечная шелуха и сухие листья. На кожаном ремне висел надетый через плечо колчан с тяжелыми, грубообструганными стрелами. Лук убитого упал в воду, и течение прибило его к кустам. Андреас стащил с мертвеца колчан, а Франческо выловил лук. Труп оттолкнули от берега, и течение понесло его вниз по реке.
— Вот что, — сказал Андреас, — возвращайся-ка к мессиру Ульриху и скажи ему… Впрочем, не говори ничего. Там, вероятно, уже будут де Перрье и его люди. Понял?
— А ты куда?
— Меня с вами не будет…
…Ульрих и Марко уже не на шутку тревожились за судьбу юношей.
— Всю долину можно пройти за это время, — ворчал Ульрих. — Небось по малину отправились, мерзавцы! Выпороть бы обоих!
— Коли живы, то, конечно, выпорем, — степенно промолвил Марко, хотя у самого на душе кошки скребли.
Конский топот показался им дурным предзнаменованием.
— Мотай морды! — рявкнул Ульрих, и Марко, за долгое время научившийся понимать своего господина с полуслова, бросился заматывать тряпьем морды лошадей, чтобы они ржанием не выдали местонахождение своих хозяев. Ульрих отвел лошадей подальше от дороги и вернулся к Марко, к придорожным кустам, где оба и затаились. Спустя несколько минут мимо них галопом пронеслись пять всадников.
— Вальдбург? — удивился Ульрих, провожая взглядом зеленые плащи. — Чего он тут носится? Свихнулся, что ли, от удара моего племянничка?!
— Нет, ваша милость, это не он! Это кто-то из его вассалов.
— Чушь какая! У лжебарона еще и вассалы имеются?! А плащ-то багровый, точно как у него. И уезжал он из Шато-д’Ор с четырьмя латниками, и все были в плащах с елкой…
— Как вам угодно, ваша милость, только это не он… Посадка у него не та! Да и больно уж лихо скачет… А ему, считайте, всего часа два как по голове мечом рубанули…
— Во-первых, прошло не два часа, а пять, если не семь… В общем, достаточно времени, чтобы очухаться. А во-вторых, у него могут быть неотложные дела…
Они вернулись к лошадям и прождали еще минут тридцать.
— Один вроде идет! — прислушался Марко.
Через несколько минут к ним подбежал Франческо, раскрасневшийся, запыхавшийся, весь в поту.
— Где они? — спросил он хриплым шепотом.
— Кто? — нахмурился Ульрих.
— Де Перрье и его люди…
— Де Перрье?! Не помню такого… Здесь только что проскочил этот самый… полубарон… Вальдбург!
— Это был не Вальдбург, мессир Ульрих! Это де Перрье, человек маркграфа… Они устроили засаду на иве! — Франческо говорил сбивчиво, задыхаясь. — Но Андреас его снял! Вот стреляет!
— Ладно, — строго проговорил Шато-д’Ор, — помолчи-ка! По-моему, они возвращаются…
Действительно, минут через пять де Перрье и латники в плащах с гербом Вальдбургов промчались мимо кустов, где скрывался Ульрих со своими людьми.
— А где же Андреас? — спросил Ульрих, направляясь к лошадям.
— Остался там, у реки, — пожал плечами Франческо. — А мне велел идти к вам…
— По коням! — приказал Ульрих. — Эти мерзавцы должны найти то, что искали…
— Их пятеро, — заметил Марко. — Вам придется уложить трех христиан, ваша милость, а это большой грех…
— Ладно, замолим, — усмехнулся Ульрих. — Надо полагать, что уложить трех христиан труднее, чем двадцать сарацин… При встрече, пока я не скажу «война и любовь!», ничего не предпринимать, поняли? Из луков стрелять, только если начнут разгоняться для атаки копьями. Марко, бьешь по броне. Франческо — только по лошадям, они у латников плохо прикрыты. По щелям не бей, не попадешь, а латы твоя сарацинская игрушка не пробьет, ясно?! Если драку начнут на длине меча, то ты, Марко, постарайся забраться им в тыл и… как всегда, понял? А ты, сынок, прикрывай мне спину и покрепче держи саблю, да не забывай, что она у тебя из дамасской стали… И еще раз повторяю: будьте начеку, помалкивайте, в мои разговоры не встревайте и ничему не удивляйтесь…
Они вновь выехали на дорогу. Ехали не спеша. Все трое были внешне спокойны, даже Франческо, который уже попадал в серьезные переделки и в Палестине, и на пути оттуда. Проехали метров сто молча, потом Франческо спросил с сомнением в голосе:
— Мессир, а почему вы уверены, что они вернутся?
— Потому что маркграф оторвет им головы, если они не привезут ему мой труп.
— А может, привезти нужно всех троих? — спросил Марко. — Маркграф не любит мелочиться!..
— Ты осел, Марко! Твоя голова нужна мне, а маркграфу ты без меня не опасен, даже твой язык… Похоже, маркграф затеял кое-что посерьезнее, чем одно лишь мое убийство… Иначе он бы не вырядил своих воинов в одежды латников Вальдбурга… А вот и они, голубчики!
Пятеро всадников выскочили им навстречу из-за поворота, ведущего к броду. Расстояние между обеими группами в этот момент было не более двухсот шагов. Ульрих, не сводя глаз со своего возможного противника, сказал:
— Если, не доезжая вон той осины, опустят копья к бою, стреляйте!
Сам же он надел на руку щит и взял в руку копье, держа его вертикально. Но, видимо, де Перрье не собирался вступать в открытый бой. Кавалер и его люди чуть придержали лошадей и, не проявляя враждебных намерений, поближе подъехали к Ульриху и остановились.
— Я рад приветствовать вас, мессир Ульрих, граф де Шато-д’Ор! — коснувшись шлема рукой, проговорил кавалер де Перрье. — Позвольте представиться… Иоахим фон Вальдбург, кузен барона фон Вальдбурга. Я безмерно рад видеть вас, мессир Ульрих, поверьте мне!
— Признаться, я не ожидал, что вы меня знаете, — с деланным удивлением ответил Ульрих. — Полагаю, мы с вами прежде не встречались?
— Увы, нет! Но сейчас во всей нашей марке лишь вы и мессир Альберт имеют право носить на щите герб Шато-д’Оров.
— Честно говоря, даже я не разберу, что тут изображено, — заметил Ульрих, рассматривая свой щит, который, как мы помним, был весь побит и искорежен.
— Черты вашего герба, сударь, проступают сквозь любые повреждения. Не стану скрывать от вас, что я искал встречи с вами. Я хотел бы повременить с ответом на вопрос, который вы мне, очевидно, зададите, то есть на вопрос о том, почему мне необходимо было увидеться с вами…
— Что ж, повремените, — благосклонно кивнул Ульрих. — Нам, конечно, по пути, не правда ли? Хотя вы и ехали нам навстречу…
— Да, мессир Ульрих, вы правы, нам по пути… Позвольте спросить вас, сударь, известно ли вам, что мой брат тяжело ранен вашим племянником?
— Нет, — ответил Ульрих с иронией в голосе, — мне известно, что ему, то есть вашему братцу, слегка попортили внешность. Впрочем, его вины в этом не было.
— О да! — поспешно согласился Перрье, назвавшийся Вальдбургом. — Возможно, вы правы… Тем не менее, когда я узнал о поединке моего брата с вашим племянником, мне стало не по себе. Дело в том, что против вас существует сговор — сговор между вашим племянником и маркграфом. Ведь им обоим выгодно, чтобы вы исчезли.
— Неужели? — спросил Ульрих. — Не может быть! И ведь Бога не боятся, а? Так что они там задумали?!
— О-о, мессир Ульрих, это воистину дьявольский план! Они задумали столкнуть вас, мессир Ульрих, с нами, Вальдбургами…
Кони лже-Вальдбурга и Ульриха шли рядом. Со стороны казалось, что Ульрих пребывает в самом благодушном настроении. Однако Марко и Франческо прекрасно знали, что меч Ульриха в любой момент может обрушиться на голову Перрье. Между тем до брода было рукой подать. А разговор продолжался в том же духе.